Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве

Введение

Статья 1 Конституции Российской Федерации провозглашает Россию демократическим федеративным правовым государством. Неотъемлемым конституционным правом человека и гражданина является право на судебную защиту, закрепленное в ст. 46 Конституции нашего государства; гарантируется возможность обжалования в суд решений, действий (или бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц (ч. 2 ст. 46 Конституции РФ). Право на судебную защиту закреплено в ряде международно-правовых норм. В соответствии со ст. 32 Декларации прав и свобод человека и гражданина каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод.*(1)

Таким образом, немаловажное значение в конституционно-правовом статусе лица занимает его субъективное право на обращение в суд за защитой своих прав, свобод и охраняемых законом интересов. Государство и международное сообщество должны всемерно способствовать становлению данного права, развивая и совершенствуя политические, экономические, социальные, организационные и юридические гарантии его реализации, среди которых основополагающее значение придается последним. В национальном процессуальном законодательстве конкретизируются конституционные и международные нормы, посвященные праву на судебную защиту. Отдельные процессуальные нормы отраслевых кодексов придают общим конституционным положениям бульшую определенность. Так, в соответствии с п. 1 ст. 3 ГПК РФ заинтересованное лицо вправе в порядке, установленном законодательством о гражданском судопроизводстве, обратиться в суд за защитой нарушенных либо оспариваемых прав, свобод или законных интересов. Данной статье в первую очередь корреспондируют положения гл. 12 ГПК "Предъявление иска". В целом проблема доступности правосудия подвергается фундаментальному теоретико-практическому исследованию, постоянно привлекая к себе внимание ученых.*(2)

Вместе с тем право на судебную защиту не является самодостаточным, если рассматривать его вне цели, которую преследует лицо, обращающееся в суд. Автономное рассмотрение данного правомочия не может составить верное представление о функциональном назначении права на судебную защиту. В связи с этим основополагающий международно-правовой акт - Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г., - в ст. 8 предусматривает, что "каждый человек имеет право на эффективное восстановление в правах компетентными национальными судами в случае нарушения его основных прав, предоставленных ему Конституцией или законом".*(3) Рассматриваемое право подчинено такой социально-значимой цели, как защита прав, свобод и интересов личности.

Однако содержание субъективного права на судебную защиту имеет и другую сторону, которая как правило остается вне поля зрения исследователей. Если постановка вопроса о защите материальных прав (гражданских, избирательных, административных и пр.) является традиционной для отечественной юриспруденции, то проблема защиты процессуальных прав в настоящее время разработана слабо, что обусловлено рядом объективных и субъективных причин.

Проблема защиты процессуальных прав по своему характеру является многопрофильной и предполагает изучение целого комплекса вопросов. Сюда можно отнести состав гражданского процессуального правонарушения, гражданскую процессуальную ответственность, злоупотребление процессуальными правами и пр. На всем протяжении развития науки гражданского процессуального права эти вопросы оставались неизученными.*(4) В последнее время наблюдается заметное оживление интереса к данной тематике.*(5)

Если проблема злоупотребления правом уже становилась предметом пристального интереса в науке гражданского права, то в гражданском процессуальном и арбитражном процессуальном праве она практически не изучена. Можно обнаружить отдельные работы, так или иначе затрагивающие данные вопросы, однако не предлагающие комплексных путей ее решения. В настоящее время можно констатировать отсутствие определенной концепции по вопросу о злоупотреблении субъективными гражданскими процессуальными правами. В работах, посвященных процессуальному праву, проблема злоупотребления правами затрагивается фрагментарно, как правило, в связи с комментированием отдельных положений ГПК, АПК либо примеров из судебной практики.

Все изложенное предопределяет необходимость тщательного научного исследования указанных вопросов.

Наличие рассматриваемой проблемы признается как учеными, так и государственными должностными лицами. При обсуждении проекта ГПК РФ говорилось о том, что "необходимо оградить суд от злоупотребления правом" (М.С. Шакарян);*(6) указывалось, что суд сильно зависит от недобросовестных сторон (В.М. Жуйков).*(7) В выступлении заместителя Руководителя Администрации Президента РФ Д.Н. Козака на совещании председателей арбитражных судов 19 февраля 2003 г. отмечалось, что "несмотря на то, что всего несколько месяцев действует новый Арбитражный процессуальный кодекс, уже обнаружились проблемы: когда и участники гражданского процесса, и государство, и представители правосудия имеют возможность злоупотреблять процессуальными нормами для защиты своих интересов. Мы должны пресекать эти факты, но не на уровне договоренности друг с другом, а на законодательном уровне, т.е. устранять правовую основу для злоупотребления правом".*(8) Думается, что не менее остро данная проблема стоит и перед судами общей юрисдикции в гражданском процессе. "Судьи - представители самостоятельной ветви власти, но государственной власти, и недопустимо, чтобы они становились инструментом в руках недобросовестных лиц", - говорится в выступлении другого заместителя главы президентской Администрации В. Иванова.*(9)

В настоящее время суд сильно ограничен в возможностях влияния на недобросовестное поведение стороны, что позволяет заинтересованному лицу всячески затягивать разбирательство дела, препятствовать принятию неблагоприятного для себя решения и совершать иные противоправные действия.

Данная работа посвящена злоупотреблению именно процессуальными правами, которые допускаются отдельными участниками гражданского процесса. Рассматриваются вопросы о последствии таких злоупотреблений и об ответственности за их совершение. Смысл, содержание и внутренняя логика данных понятий до настоящего времени остаются неисследованными, несмотря на то что на интуитивном уровне практические работники примерно представляют себе ситуации, для которых были сформулированы нормы ст. 35, 99, 284 нового ГПК (соответственно ст. 30, 92, 261 прежнего ГПК РСФСР). Нельзя сказать, что правоприменительная практика выработала определенные критерии использования приведенных нормативных положений. Скорее наоборот, случаи применения ст. 92 ГПК РСФСР были единичны. Опубликованные примеры демонстрировали скорее не достижения, а промахи суда, необоснованно расценившего поведение лица как злоупотребление правом.

Таким образом, в целом практика демонстрирует настороженное отношение к данным понятиям, что связано с первую очередь с отсутствием концептуальных разработок понятия и признаков злоупотребления правом в гражданском и в арбитражном процессе, а также с отсутствием четких законодательных решений применения указанных процессуальных норм. Сложившаяся ситуация отражает общее отношение к понятию злоупотребления правом в теории права и в отраслевых (в основном гражданско-правовых) науках. В 1985 г. Н.В. Витрук писал, что "определение типичных случаев злоупотребления правами и свободами граждан является задачей отраслевых юридических наук".*(10)

Хотя многие законодательные акты используют данный термин, легитимность категории "злоупотребления правом" продолжает оставаться под вопросом. В основном исследователи указывают на внутреннюю противоречивость выражения "злоупотребления правом", полагая, что правом злоупотребить невозможно уже по определению.*(11)

Социальная опасность злоупотребления процессуальными правами заключается в том, что внешне действия лица протекают в рамках правового поля, а на самом деле ими причиняется вред интересам правосудия и интересам других участников гражданского процесса. Опасность такого деяния может быть в несколько раз выше, чем опасность "обычного" правонарушения: противоправные действия внешне облекаются в юридическую форму и способны причинить серьезный ущерб, поскольку базируются на широкой дозволенности, предоставляемой любым субъективным правом. Такие действия (бездействие) с трудом поддаются обнаружению и раскрытию. Они сложнодоказуемы и лицо, злоупотребившее правом, может для прикрытия своих противоправных действий использовать арсенал защиты, предоставленный лицу, добросовестно осуществляющему свои субъективные права. Недобросовестные участники процесса, желающие получить выгодное для себя решение либо добиться иных целей, могут быть весьма изобретательны. При этом особенно удручает беспомощность суда, не умеющего противостоять подобным проявлениям, а подчас и не имеющего правовой возможности сделать это.

С учетом изложенного определяются цели и содержание настоящей работы. Автор полагает, что требуется выработка понятия процессуального злоупотребления в гражданском судопроизводстве, описание его признаков, видов, установление ответственности за злоупотребление процессуальными правами. Нормы гражданского процессуального закона должны быть сформулированы таким образом, чтобы исключить возможные злоупотребления правами. Требуется разработка мер профилактики злоупотребления процессуальными правами. Исследование указанных проблем невозможно без анализа категории субъективного гражданского процессуального права, поскольку именно оно выступает в качестве способа совершения правонарушения. Требуется также рассмотреть основные принципы реализации субъективных гражданских процессуальных прав, среди которых ключевое место занимает принцип добросовестности осуществления процессуальных прав, выступающий как антипод злоупотреблению правом.

Борьба со злоупотреблениями процессуальными правами невозможна без анализа социально-психологических причин, побуждающих участников процесса совершать подобного рода действия. Путем влияния на целевые установки субъектов возможно предотвращение случаев злоупотребления правом с их стороны.

Отдельная глава работы посвящена последствиям, наступающим за злоупотребления правом, которые не сводятся к одним лишь мерам гражданской процессуальной ответственности, но охватывают также иные неблагоприятные последствия злоупотребления процессуальным правом.

В заключительной главе исследования анализируются формы злоупотреблений правом, встречающиеся в отдельных институтах и стадиях гражданского процесса. Предлагаются пути противодействия рассматриваемым недобросовестным проявлениям.

Глава 1. Понятие и принципы реализации субъективных гражданских процессуальных прав

Понятие "субъективное право" является одним из ключевых и основополагающих в юридической науке. Оно отражает возможность лица действовать определенным образом. При реализации субъективного права интересы и потребности субъекта переводятся из сферы желаемого в сферу действительного. Субъективное право подкрепляет целевые установки субъекта при помощи государственной воли, придает им определенность и стойкость.

Субъективное право расширяет возможности лица, повышает самоценность его личности. Субъект становится обладателем бульших юридических возможностей, чем прежде (объем его правоспособности существенно увеличивается).

Хотя теория субъективных прав разработана достаточно детально, говорить о большом количестве работ, посвященных данной теме, не приходится.*(12) Особенно это касается отраслевых юридических наук, где субъективные права участников правоотношений анализируются не как самостоятельная категория, а в контексте тех или иных правовых институтов той или иной отрасли.*(13) Такое положение ориентирует исследователей на углубленный поиск в данном направлении.

Разработка теории субъективных прав могла бы послужить решению многих частных вопросов, которые нередко пытаются решать в отрыве от общих базовых категорий юриспруденции.

Вопрос определения субъективного права неоднозначен. Многие исследователи усматривают в субъективном праве возможность, установленную и санкционированную государством, обеспеченную его принудительной силой. С.С. Алексеев писал, что субъективное право - это "принадлежащая управомоченному в целях удовлетворения его интересов мера дозволенного поведения, обеспеченная юридическими обязанностями других лиц".*(14) Однако большинство определений субъективного права движутся путем перечисления правомочий, входящих в его состав.

Исследование сущности субъективного права в целом и субъективного процессуального права в частности необходимо для понимания категории "злоупотребления правом", т.е. ситуации, когда право осуществляется в противоречии со своим назначением.

Объективное и субъективное право едины, их отдельное рассмотрение обедняет суть данных понятий. Так, лицо - адресат правовой нормы располагает субъективным правом, предоставленным ему нормой объективного права. Субъективное право невозможно без объективного; существование объективного права возможно без субъективного, но бессмысленно, поскольку вне своей реализации теряет всякое регулирующее значение и социальную эффективность.

Уяснению сущности понятия "субъективное право" будет способствовать его сопоставление с объективным правом. Разделение права на объективное и субъективное можно проводить по формальным и материальным признакам.

Обычно в основу разграничения двух рассматриваемых категорий кладется формальный критерий: объективное право связывается с нормой права, а субъективное - с правом конкретного субъекта. Как отмечает В.И. Матузов, "право как норма, закон, государственное установление и право как возможность или управомоченность субъектов действовать известным образом в рамках этих установлений - вот суть разграничения права на объективное и субъективное".*(15) Однако этим различия данных понятий не исчерпываются, поскольку формальный критерий отражает не содержательный, а лишь внешний аспект различения объективного и субъективного права.

По нашему мнению, материальные критерии вскрывают более существенные черты, органически присущие двум моделям правопонимания.

С этимологической точки зрения "объективный" - значит "соответствующий объекту, существующий вне нас и независимо от нас, реальный", а также "беспристрастный, спокойный, лишенный пристрастия и предвзятости".*(16) Под "субъективным" обычно понимается не только "свойственный, присущий данному лицу, субъекту", но и "лишенный объективности, пристрастный, предвзятый".*(17)

Наиболее контрастными, показывающими разницу между двумя смыслами понятий, являются их вторые значения, которые с учетом целей и задач, стоящих перед настоящим исследованием, показывают специфические особенности права в объективном и субъективном смысле.

В первом случае право "безжизненно"; оно выступает как некая общая норма, абстракция до тех пор, пока не соприкасается с реальными общественными отношениями. Оно "беспристрастно", так как представляет общий масштаб, общую меру поведения, безразличную к конкретным лицам и жизненным ситуациям. В этом заключаются его главная ценность, но одновременно и недостаток.

Право в объективном смысле задает требования, которые должны неукоснительно соблюдаться всеми, кому они адресованы. Право отличает свойство незыблемости; стабильность закона выступает необходимым условием обеспечения правопорядка и предотвращает возможные злоупотребления. По этому основанию право нередко подвергается критике, ему высказываются упреки в оторванности от жизни, формализме, "бездушии", невозможности учесть все жизненные обстоятельства, которыми как правило изобилует каждое конкретное юридическое дело. В контексте подобных рассуждений право очень часто противопоставляется справедливости, под которой подразумевается явление, антагонистичное праву и социально далекое от него. Такое отношение породило ироничные высказывания относительно суда "по закону" и "по справедливости".

Право в субъективном смысле уже строго индивидуализировано применительно к конкретному субъекту и конкретной жизненной ситуации. Когда мы говорим о том, что конкретный гражданин обладает определенным правом, это означает, что общее дозволение, закрепленное в норме объективного права, относится к индивидуальной правовой сфере отдельного лица, и не исключено, что такое лицо может распорядиться принадлежащим ему правом не по назначению.

"Пристрастный" или "предвзятый" - это выражения, напрямую увязывающие характеризуемый ими предмет с усмотрением, желаниями, эмоциями, иными проявлениями психической деятельности субъекта. Лицо реализует субъективное право в соответствии со своими желаниями, убеждениями, целями и установками, свободно оперируя в очерченных нормой права границах. Спектр правовых возможностей лица крайне широк, вплоть до отказа от реализации права. Это положение можно легко проиллюстрировать примерами распорядительных прав сторон в гражданском процессе. Однородное субъективное право может трансформироваться самыми разными способами (в каждом конкретном случае это во многом определяется позицией управомоченного лица).

Показанное соотношение права в объективном и субъективном смыслах проливает свет на источник возникновения такого явления, как злоупотребление правом.

Будучи по своей природе идеальным и справедливым, учитывающим в равной мере интересы всех лиц, право тем не менее подвергается всевозможным искажениям в процессе своей реализации. Субъективно-ошибочное понимание права порождает искажение социальной сущности права, превращая его из орудия "добра и справедливости" в нечто противоположное.

Когда субъективно-ошибочное понимание права носит предумышленный характер и приближается скорее к субъективистскому, можно вести речь о том, что лицо злоупотребляет принадлежащим ему правом или, в более общем смысле, о том, что лицо совершает правонарушение.

Субъективное право подразумевает определенную свободу управомоченного лица. Субъекту позволено самостоятельно решать "судьбу" принадлежащего ему права. Распоряжение правом - это исключительная прерогатива субъекта-правообладателя, действующего независимо от кого- или чего-либо. В литературе подчеркивалось, что субъективные права закрепляют свободу, инициативу и самостоятельность лиц - носителей права.*(18) Особенно важна личная инициатива в гражданском процессе, где на первое место выступает заинтересованность лиц в совершении или несовершении определенных процессуальных действий.

Свобода, неизбежно сопутствующая каждому субъективному праву, выступает одновременно в качестве конструктивного и деструктивного факторов. С одной стороны, не обладая всей полнотой прав, невозможно претендовать на то благо, на тот результат, которые обусловлены обладанием субъективным правом, а с другой стороны, ничем не связанная и не ограниченная свобода (в том числе в правообладании) быстро перерастает во вседозволенность со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Явление злоупотребления правом объясняется через имманентно присущие самому праву свойства. Иными словами, злоупотребление правом есть негативное сопутствующее свойство любого субъективного права. Субъективное право - это предоставляемая субъекту дозволенность, реализация которой может объективно причинить неудобства другим лицам. Как писал Р.И. Экимов, "устанавливая систему субъективных прав, государство, конечно, не может предвидеть всех вариантов их использования. Не исключено, что в отдельных случаях они могут быть обращены и против интересов общества, коллективов или отдельных граждан".*(19) О.А. Поротикова также совершенно обоснованно отделяет субъективное право от процесса его осуществления, отмечая, "что одна и та же возможность способна воплотиться в жизнь посредством различных способов и средств, безвредно или с ущербом для окружающих лиц и т.п.".*(20) Вседозволенность должна быть ограничена определенными пределами, предотвращающими нарушение прав других лиц. Если такие пределы отсутствуют либо выражены недостаточно четко, то предоставленная правом мера свободы может перерасти в злоупотребление. Однако известное изречение гласит: "Ab abusu ad usum valet consequetia" ("Злоупотребление при пользовании не довод против самого пользования").*(21)

Субъективное право подкреплено мерами государственного принуждения на случай его нарушения: когда под видом реализации права совершаются уже недозволенные действия, меры государственного принуждения обеспечивают защитой противоправное поведение. Следовательно, недобросовестному лицу выгодно действовать формально правомерно.

Злоупотребление правом есть тот негатив, тот неизбежный балласт, та "плата за свободу", которые сопровождают любое правонаделение. Причем, если делегирование конкретного права позволяет сразу почувствовать социально-полезный эффект такого приобретения, то негативные факторы проявляются не сразу и не в полной мере. Лишь длительное использование права может обнаружить конкретные формы и способы злоупотреблений, "таящихся" в диспозициях отдельных правовых норм.

В юридической литературе приоритет как правило отдается анализу правовых норм, составляющих сферу права в объективном смысле, а учет фактических отношений и проблемы реализации субъективных прав отодвигаются на второй план.

Все сказанное актуализирует задачу законодателя просчитывать при принятии нормативных правовых актов не только получаемые при реализации законопроекта "дивиденды", но и те отрицательные последствия, которые может повлечь за собой недобросовестное поведение управомоченных лиц. Недоучет фактических жизненных реалий в законотворческой деятельности (правовая недальновидность), приводит к появлению правовых норм, реализация которых либо просто невозможна, либо существенно затруднена. Требуется разработка таких правовых норм, которые исключали бы злоупотребление правами, в них заложенными. Эта задача достигается при помощи моделирования и практического прогнозирования законодателем возможных злоупотреблений субъективными правами, предоставленными той или иной нормой права. Возможны и последующие изменения правовых норм при обнаружении практикой недостатков нормативного материала, делающих возможными всякого рода злоупотребления. Противодействие им ведется при помощи закрепления в законе запретов и ограничений либо путем наделения другого субъекта правоотношений субъективными правами, способными блокировать злоупотребления правом.

Субъективное право опосредует интересы лиц-правообладателей. Как отмечал С.С. Алексеев, "субъективное право находится в глубоком единстве с интересами. Управомоченному предоставляется мера дозволенного поведения для удовлетворения его интересов. И, хотя интерес не входит в содержание субъективного права, момент интереса необходим для самого существования этого права".*(22) В противном случае обладание правом представляется бессмысленным, а само субъективное право становится беспредметным. Проблема интереса достаточно полно и подробно исследована в юридической (в том числе гражданской процессуальной) литературе.*(23)

Полагаем, что категория интереса может быть полезна при раскрытии понятия злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом. Недобросовестное поведение не только размывает границы субъективного права и искажает его назначение, но и подрывает интерес, лежащий в основе субъективного права. Так, например, право на предъявление иска предоставлено лицу, заинтересованному в защите своих нарушенных прав, свобод и охраняемых законом интересов. Использование данного права при действительном отсутствии интереса в защите либо с превышением имеющегося интереса означает совершение процессуального правонарушения.

Осуществление субъективного права без юридического, охраняемого законом интереса практически всегда означает злоупотребление таким правом.

Неотъемлемым свойством любого субъективного права является его гарантированность. Мало наделить лицо определенным субъективным правом; нужно создать гарантии его беспрепятственного осуществления. В этом отношении не составляет исключения и субъективное гражданское процессуальное право, хотя здесь имеется некоторая специфика.

Гражданские процессуальные нормы обеспечивают реализацию нарушенных или оспоренных субъективных материальных прав, но при этом игнорируется тот факт, что они сами зачастую нуждаются в правовой охране. Такая охрана осложняется некоторыми свойствами субъективных гражданских процессуальных прав.

1) Сама постановка вопроса "защита прав на защиту" или "защита охранительных прав" тавтологична: трудно представить, что охранительная отрасль сама нуждается в охране. "Quis custodied ipsos custodies?" ("Кто же будет сторожить самих сторожей?")*(24) - гласит латинское изречение. Сложно требовать от законодателя, чтобы он создал абсолютно неуязвимый для правонарушений порядок рассмотрения гражданских дел. Полагаем, что постановка такой задачи была бы абсолютно бессмысленной.

2) Производный характер процессуальных норм переносит "центр тяжести" разработки проблем защиты на материальное право. Это связано с тем, что долгое время вопрос об отраслевой самостоятельности гражданского процессуального права решался неоднозначно.*(25)

3) Меры уголовной, административной, гражданской ответственности и составы правонарушений, за которые они применяются, обладают серьезной видовой спецификой, позволяющей безошибочно выделять их из всех других видов правового принуждения. Правонарушения в сфере гражданского процесса и следующие за ними неблагоприятные последствия не столь "наглядны", как указанные разновидности правонарушений.

4) Вред, причиняемый процессуальными правонарушениями, не так ощутим, как вред от иных материальных правонарушений. Процессуальным правонарушениям свойственна высокая латентность. Так, например, если вследствие нарушения норм гражданского процессуального права суд выносит незаконное решение об отказе в иске, имевшем для истца большое значение, и если в результате этого истец понес серьезные имущественные потери, то фактический вред будет исчисляться в этих потерях, хотя непосредственным объектом посягательства были конкретные процессуальные отношения. В итоге понесенные истцом убытки находятся в причинно-следственной связи не столько с противоправными действиями ответчика, сколько с процессуальными нарушениями, допущенными судом.

5) Гражданское процессуальное право, как и другие отрасли права, отражает объективные закономерности общественного развития, но обладает в отличие от них определенной "искусственностью" или "юридизированностью". Многие регулируемые им отношения существуют не как модель реальных общественных отношений, "списанных" правом с окружающей действительности, а как изначально созданные законодателем. В литературе уже давно был сделан вывод, что "гражданские процессуальные отношения выступают всегда в правовой форме".*(26) Таким образом, если гражданское процессуальное право - это "право для права", то возможность совершения правонарушений в нем снижается. Если процессуальные отношения не сопряжены так тесно с общественными отношениями, как другие отрасли права, и функционируют в сугубо юридической сфере, то правонарушения в них невозможны уже по определению. На самом деле это не так. Если объективная действительность требует установления каких-то обязательных правил в определенной сфере общественных отношений - это уже сигнал ее уязвимости для различных посягательств.

6) Неразработанность рассматриваемой проблематики объясняется также динамичностью и скоротечностью реализации процессуальных прав. Каждое субъективное гражданское процессуальное право ограничено определенным процессуальным сроком, в течение которого возможно его осуществление. Например, право на изменение предмета и основания иска может быть реализовано истцом до принятия решения судом первой инстанции (ст. 39 ГПК), а отказ истца от иска возможен и при рассмотрении дела в кассационной инстанции (ст. 346 ГПК). Кроме того, субъективное процессуальное право может быть осуществлено только в ходе рассмотрения конкретного гражданского дела. Таким образом, возможность совершения процессуальных нарушений ограничивается определенным временным и пространственным отрезком (что позволяет отметить их ограниченность) в отличие от большинства других "стандартных" правонарушений.

7) Правовая регламентация средств защиты в процессуальном праве получила более развернутое регулирование именно в арбитражном процессе, что связано с особенностями субъектного состава двух процессов. От граждан, являющихся основными участниками гражданского процесса и не обладающих юридическими познаниями, сложно требовать знания правил судопроизводства, поэтому совершение большинства процессуальных действий с участием граждан предваряется разъяснительной работой суда. Лица, не знающие содержания норм гражданского процессуального права, не могут допустить их умышленного нарушения, тогда как в арбитражном процессе процессуальные правонарушения совершаются искушенными представителями сторон вполне осознанно и являются весьма изощренными, поэтому АПК более детально регламентирует средства защиты процессуальных норм.

8) Суд, рассматривающий и разрешающий гражданское дело, призван восстановить нарушенную законность в частных отношениях сторон искового производства или в сфере функционирования публичной власти в делах, возникающих из публичных правоотношений. Суд является инструментом восстановления нарушенных или оспоренных прав и свобод. За судебной защитой обращаются в поисках справедливости, поэтому понимание суда и правосудия изначально не связывается с понятием процессуальных правонарушений. Судебная власть, судя по количеству обращений к ней, пользуется доверием со стороны участников процесса; суд воспринимается как независимый арбитр, решению которого стороны готовы следовать. Граждане полагают, что "суд должен во всем разобраться". По их мнению, возможность противоправного (в процессуальном смысле) поведения участника процесса перед лицом суда исключается. Стороны не склонны "контролировать" действия суда, полагая, что он надлежащим образом защитит их интересы, в том числе не допустит совершения процессуальных деликтов. Между тем реализация процессуальных прав является исключительной прерогативой сторон, а не суда, который не может подменять истца или ответчика. Как известно, задача суда - это лишь "оказание содействия" и "создание условий" в реализации прав (ст. 12 ГПК). Гражданский процесс представляет собой противоборство, в котором не исключено недобросовестное поведение одной из сторон. Препятствовать этому должен не только суд, но и стороны; они должны обращать внимание суда на допущенные нарушения и ходатайствовать о применении "последствий", речь о которых идет в ч. 2 ст. 30 ГПК. Встречаются случаи, когда в роли "правонарушителя" выступает и сам судебный орган, игнорирующий те или иные требования процессуального закона.

Важной чертой, характеризующей субъективное гражданское процессуальное право, является его тесная органическая связь с процессуальными обязанностями правообладателей.*(27) Для надлежащего осуществления прав процессуальный закон устанавливает порядок, способы и пределы их реализации, возводя их тем самым в ранг процессуальных обязанностей.*(28) Л.А. Ванеева пишет о том, что каждому процессуальному праву соответствует обязанность по соблюдению порядка и пределов его реализации в гражданском процессе. Реализация прав зависит от исполнения обязанностей; исполнение обязанностей обеспечивается предоставлением необходимых для этого возможностей - прав.*(29)

Данный феномен объясняется тем, что гражданское процессуальное право как установленный государством порядок разрешения споров предусматривает особый порядок реализации принадлежащих лицам процессуальных прав. Закон наделяет участника процесса субъективным правом "под условием", т.е. осуществление этого права сопровождается целым рядом допущений, выраженных в виде юридических обязанностей.

Гражданский процессуальный закон придает важное значение форме осуществления процессуального права. Решающим при оценке действий лица является не то, какое право он реализует, а то, как он его реализует. Истоки такого подхода коренятся в строгом регламентировании процессуальной деятельности. Процессуальное действие представляет собой единство субъективного гражданского процессуального права и субъективной гражданской процессуальной обязанности. Первая составляющая образует содержание процессуального действия, а вторая - его форму.

Приведенную закономерность как нельзя лучше подтверждает диалектика соотношения всех субъективных гражданских процессуальных прав с общей обязанностью быть добросовестным в гражданском процессе.

Говоря об обязанности добросовестного пользования процессуальными правами, закрепленной в ст. 30 ГПК РСФСР, Л.А. Ванеева делала правильный вывод о неопределенном содержании данного предписания*(30) (этот недостаток не был устранен и новым кодексом). Однако мы не можем согласиться с мнением о том, что норма ст. 30 ГПК РСФСР не фиксировала обязанности, а содержала общий запрет недобросовестного поведения.*(31) Расплывчатый характер этого предписания не изменяет юридической сути данной обязанности, а лишь ориентирует юридическую науку и практику на поиск новых, оптимальных форм реализации норм ст. 32 ГПК.

Ученые, занимающиеся проблемой субъективных прав, в основном сходятся в вопросе о структуре субъективного права, рассматривая его в трех аспектах: 1) как право на собственные действия; 2) как право требовать определенного поведения от обязанного лица; 3) как право обращаться за защитой в органы государственной власти.

Обычно все определения субъективного права отражают содержание образующих его правомочий. Субъективное гражданское процессуальное право также определяется в литературе как "установленная и обеспеченная нормами гражданского процессуального законодательства и готовая к реализации возможность участника гражданского процесса действовать определенным образом и требовать определенных действий от суда и через суд от других участников процесса в своих собственных, общественных, государственных или других лиц интересах".*(32)

Триада правомочий, составляющих содержание субъективного права, специфическим образом проявляется в содержании субъективного гражданского процессуального права.

Содержание права на собственные действия сводится к возможности лица самому совершать юридически значимые активные действия, иными словами, в отличие от второго права, входящего в триаду, это право не на чужие, а на свои действия.*(33)

Специфика гражданского процессуального регулирования устанавливает жесткую зависимость между осуществлением лицом своего процессуального права и волеизъявлением суда. Любое принадлежащее лицу правомочие может быть реализовано только через суд и только посредством суда. Так, например, право представлять доказательства может быть реализовано только в том случае, если суд: а) предоставит лицу право заявить определенное ходатайство (например, о вызове свидетеля) и б) удовлетворит заявленное ходатайство.

Право на активные процессуальные действия не должно пониматься в буквальном смысле. Осуществление права может выражаться и в пассивном поведении лица. Так, например, право личного присутствия в судебном заседании осуществляется посредством фактического нахождения лица в зале судебного заседания; реализация данного права не требует заявления определенных ходатайств или других активных действий.

Именно рассматриваемое правомочие при недобросовестном поведении одной из сторон в процессе образует собою стержень, основу злоупотребления субъективным правом. Отсутствие четких границ реализации субъективного права приводит к необоснованно широкому пониманию и использованию права на собственные действия.

Право на собственные действия в гражданском процессе (используемое как добросовестно, так и недобросовестно) не имеет самостоятельного значения без права требовать определенного поведения от другого лица, так как сами по себе такие действия не влекут никаких юридических последствий.

Право требования состоит в возможности требовать исполнения или соблюдения юридической обязанности от других лиц.*(34) Процессуальные отношения в гражданском процессе складываются между судом, с одной стороны, и участником процесса - с другой. Это стало уже почти аксиомой. Подавляющим большинством исследователей отрицается наличие каких-либо процессуальных взаимодействий непосредственно между участниками процесса. Следовательно, управомоченное лицо обладает правом требования определенного поведения от суда. Возникает вопрос: как указанное правомочие осуществляется практически?

Анализ нормативного материала и наблюдение за реальным процессом рассмотрения и разрешения гражданских дел показывает, что участник процесса не вправе требовать от суда каких-либо объяснений, не вправе задавать суду вопросы, не вправе открыто выражать свое несогласие с действиями суда и пр.

На наш взгляд, каждый раз при осуществлении процессуального права лицо требует от суда санкции своего поведения. Если субъективные права иной (непроцессуальной) отраслевой принадлежности требуют реализации права требования определенного поведения только в случае возникновения помех в их осуществлении, то реализация субъективных процессуальных прав непременно сопровождается обращением к данному праву. Действительно, если собственник имущества хочет распорядиться им определенным образом и не спрашивает на это разрешения у лиц, противостоящих ему в абсолютном правоотношении собственности, то лицо, подавшее иск, нуждается в признании судом этого акта реализации права (вынесение определения о принятии искового заявления к производству суда).

Часть 2 ст. 12 ГПК устанавливает, что суд оказывает содействие лицам, участвующим в деле, в реализации их прав, создает условия для исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства. Полагаем, что в данных обязанностях суда и раскрывается содержание правомочия лица на "чужие действия". В ответ на реализацию лицом своих процессуальных прав суд должен поступать предписанным образом.

Участник процесса может претендовать на активные или пассивные процессуальные действия суда.

В первом случае для осуществления права лица на активные действия требуются такие же активные действия суда, рассматривающего дело. Например, когда суд разрешает заявленное истцом или ответчиком ходатайство об истребовании или приобщении к делу определенных доказательств, от него требуется проверка относимости, допустимости получаемых доказательств, а также принятие соответствующего определения.

Во втором случае для реализации прав участников гражданского процесса достаточно пассивных действий суда, его молчаливого согласия с поведением субъекта. Например, при допросе свидетеля не требуется одобрения суда относительно каждого задаваемого вопроса, но если суд сочтет поставленный вопрос некорректным или не относящимся к существу рассматриваемого дела, такой вопрос будет отведен.

Требуется также установить характер связи суда в правоотношении с участником процесса, когда суд выступает в качестве обязанного субъекта. Это необходимо для устранения видимого противоречия, сводящегося к тому, что в ответ на право требования определенного поведения (когда такое требование по своей правовой природе является знаком "превосходства" одного субъекта правоотношения над другим) суд также властно повелевает или разрешает субъекту действовать определенным образом. В итоге одно активное правомочие наталкивается на другое властное проявление и в механизме процессуального регулирования происходит сбой.

Полагаем, что решение данной коллизии сводится к оценке правовой сущности ответной реакции суда как санкционирования, или дозволения. Такой подход ни в коей мере не умаляет субъективных прав участников процесса, предоставленных им законом. Суд своей властью не посягает на процессуальные права лиц, участвующих в деле. Суть санкционирования (дозволения) состоит в том, что содержание принадлежащих лицам прав закреплено в ГПК в общем виде, а также поставлено в зависимость от множества факторов, координирующим началом для которых выступает судебный орган. Поэтому поспешно было бы ставить осуществление права на получение определенных процессуальных "благ" в зависимость только от волеизъявления участника гражданского процесса без предварительной конкретизации судом объема и содержания прав лица, закрепленных в законе. Когда суд убеждается в том, что данное лицо является носителем субъективного процессуального права и это право осуществляется им правомерно, то происходит санкционирование произведенных процессуальных действий в виде признания их юридических последствий. Суд не вправе отказать управомоченному лицу в санкционировании его правомерных процессуальных действий (бездействия).

Именно в силу связанности суда правом лица требовать от него определенного поведения злоупотребление одного из участников гражданского процесса своим процессуальным правом в первую очередь сказывается на интересах правосудия.

Таким образом, право на собственные действия неразрывно связано с правом требовать от суда их санкционирования и в отрыве от него теряет самостоятельное значение. Данный момент очень важен для анализа сущности злоупотребления правом, поскольку оно становится возможным только в результате санкционирования судом (активного или пассивного) действий (бездействия) управомоченного лица.

В контексте рассмотрения двух правомочий, образующих содержание субъективного права, также важно проследить, каким образом осуществление лицом, участвующим в деле, своего права влияет на правовое положение другого участника процесса, с которым правообладатель не находится в процессуальной юридической связи.

Как отмечается в литературе, "реализация другими участниками процесса процессуальных норм в форме их исполнения (использования) также ведет к возникновению правоотношений, но не непосредственно, а через действия суда, образуя вместе с последними так называемый юридический состав оснований возникновения правоотношений".*(35) Не вызывает сомнений, что спорящие стороны (а в ряде случаев и третьи лица) состоят друг с другом в материальных правоотношениях, спорность которых побудила истца обратиться в суд с иском. Во время рассмотрения дела данное правоотношение находится в неопределенном состоянии и как правило не получает дальнейшего развития (в том числе в силу принятых судом обеспечительных мер).

Объем гражданских процессуальных прав и обязанностей каждого участника процесса автономен и предопределяется требованиями норм ГПК. Однако объем процессуальных прав лица, которые могут быть им осуществлены, неодинаков в каждый момент производства по делу. Например, очевидно, что истец приобретает право возражать против совместного рассмотрения с первоначальным иском заявленного встречного иска только после того, как такой иск будет заявлен ответчиком. Следовательно, совершение лицом, участвующим в деле, определенного процессуального действия (бездействия) и принятие этого действия (бездействия) судом оказывает влияние на объем процессуальных прав и обязанностей всех других участников процесса, несмотря на то что стороны не находятся друг с другом в гражданских процессуальных отношениях.

Такое влияние может выражаться в непосредственном или косвенном воздействии на других лиц, участвующих в деле.

В первом случае суд, санкционируя осуществление субъективного права лица, оказывает прямое, непосредственное воздействие на его поведение (например, удовлетворяет ходатайство истца об истребовании доказательств, находящихся у другого участника процесса - ч. 1-2 ст. 57 ГПК). В целом суд не может по ходатайству одного участника процесса потребовать от другого лица совершения определенных процессуальных действий или воздержания от них без оценки того, насколько данное требование сообразуется с нормами закона и диктуется обстоятельствами дела. В противном случае недобросовестное лицо получает возможность требовать через суд определенного поведения другого участника процесса в своих корыстных целях.

Косвенное воздействие может выразиться в процессуальных и материально-правовых последствиях.

Процессуальные последствия сводятся к тому, что суд, обеспечивая реализацию процессуального субъективного права одного лица, невольно затрагивает правовую сферу других субъектов процесса. Так, удовлетворяя ходатайство ответчика о приостановлении производства по делу в связи с его нахождением в лечебном учреждении (абз. 2 ст. 218 ГПК), суд временно лишает истца права на дальнейшее продолжение процесса. При этом "отстранение" истца и других лиц от дела не является целью суда, однако защита прав ответчика косвенно подразумевает отложение защиты прав истца на неопределенный срок.

Материально-правовые последствия заключаются в умалении материально-правовой (прежде всего имущественной) сферы субъекта. Так, в приведенном выше примере каждый день отсрочки рассмотрения дела может увеличивать убытки истца вследствие неправомерного пользования ответчиком его имуществом. В целом вынесение любого судебного решения позитивно или негативно отражается на материальной сфере участника процесса.

Таким образом, вредоносность любого злоупотребления субъективным процессуальным правом заключается в том, что оно может нарушить не только сферу интересов суда, но и сферу интересов других участников гражданского процесса.

Дело в том, что суд, разрешая стороне действовать определенным образом, находится под влиянием неверных исходных посылок, сообщенных ему лицом. Первоначально суд как правило не имеет подлинного представления о содержании, наличии и объеме субъективного права, принадлежащего лицу, а также об излагаемых им фактах и обстоятельствах. Такая неопределенность создается лицом искусственно, и суд зачастую не имеет возможности сделать однозначный вывод о добросовестности лица, осуществляющего свое право. Под воздействием информации, проверка которой в данный момент разбирательства дела затруднена, суд санкционирует действия лица, на самом деле являющиеся недобросовестными проявлениями.

Конечно, в данном случае было бы неверно считать, что орган судебной власти является "сообщником" злоупотребляющего правом субъекта, поскольку какая-либо вина или ошибка суда здесь отсутствует. В дальнейшем, увидев действительную подоплеку действий лица, суд применяет к нему меры гражданского процессуального принуждения и по возможности восстанавливает нарушенную законность.

Однако возможны ситуации, когда злоупотребление правом предстает в слишком явной форме (например, лицо открыто в судебном заседании озвучивает недостойные мотивы, по которым оно предъявляет иск). В таких случаях суд должен решительно пресечь данное правонарушение.

Мы полагаем, что триада правомочий, составляющих содержание субъективного права, не в полной мере удовлетворяет нужды гражданского процессуального регулирования. Содержание субъективного гражданского процессуального права необходимо расширить за счет такого компонента, как право на результат или право на последствия совершенных процессуальных действий или бездействий. В.И. Матузов предложил рассматривать в качестве четвертого компонента субъективного права "возможность пользоваться определенным социальным благом", причем, по мнению автора, "не само благо (курсив В.И. Матузова. - А.Ю.) входит в содержание субъективного права, а юридическая и фактическая возможность пользования им".*(36) Такой подход наиболее верно отражает социальное предназначение и сущность субъективного процессуального права, поскольку само по себе право на активные действия и право требования не исчерпывают интереса управомоченного лица.

Право на активные действия имеет заявительный характер, оно лишь обозначает сферу притязаний субъекта, который ждет от суда ответной реакции. Очевидно, что участник гражданского процесса не заинтересован в обладании правом на заявление ходатайств как таковом; его цель - в получении результата, по поводу которого заявляется ходатайство (вызов свидетеля, приобщение доказательств, проведение экспертизы и т.д.) Главное отличие права на собственные действия от права на результат совершенных процессуальных действий заключается в том, что реализация второго невозможна без непосредственных действий (бездействия) судебного органа.

Право требования также имеет паллиативный, незаконченный характер, поскольку не приближает субъекта к желаемой цели, а юридически закрепляет правовое положение участников правоотношений. Субъективное право, рассматриваемое в отрыве от права на результат, обладает минимальной социальной эффективностью, поскольку не переводит возможности лица из разряда абстрактных в категорию конкретных. Суд, исполняя свои процессуальные обязанности перед управомоченным лицом, должен осознавать, что последнее имеет не только право действовать, но также право получить предмет своей деятельности и обладать им. В содержании права на последствия совершенных процессуальных действий важен момент принадлежности лицу - носителю субъективного права того результата, к которому он стремится в результате обладания правом.

Хронологически право на получение последствий процессуальных действий может осуществиться как после реализации права требования определенного поведения от суда, так и после реализации права на обжалование судебных постановлений.

В первом случае лицу не обязательно приходится прибегать к использованию права требовать совершения определенных действий, поскольку суд не препятствует субъекту в осуществлении его прав, но объективная связанность прав лиц и обязанностей суда в гражданском процессе вызывает необходимость санкционирования судом всякого процессуального действия, о чем уже говорилось выше. Здесь право на собственные действия и на получение их результата оказываются практически слитыми. Результат достигается непосредственно в ходе процессуальных действий суда. В случае, когда суд не способствует осуществлению субъективных прав участником процесса, субъект прибегает к праву требования должного поведения со стороны суда и в случае успеха опять же приобретает право на последствия собственных процессуальных действий.

Во втором случае право на результат процессуальных действий возникает вследствие удовлетворенного судом вышестоящей инстанции притязания субъекта, что может выражаться в форме непосредственной констатации принадлежности субъективного процессуального права лицу - участнику процесса либо в форме обязательных для нижестоящего суда указаний суда кассационной или надзорной инстанции.

Доказательством самостоятельного существования права требовать служит наличие такой возможности суда, как отказ в праве на результат или в праве на применение последствий реализации процессуальных прав. Например, истец имеет право на отказ от иска в любой момент рассмотрения дела, однако он не всегда располагает правом на получение последствий в виде прекращения производства по делу, так как суд может отказать в принятии отказа истца от иска и в применении последствий такого отказа в связи с тем, что они противоречат закону и нарушают права других лиц.

Если бы недобросовестное лицо не приобретало правомочий на результат своей деятельности, то явлению злоупотребления правом просто бы не нашлось места.

Право обращаться за защитой в органы государственной власти заключается в возможности привести в действие аппарат государственного принуждения против обязанного лица. Для появления этого права необходимо наличие дополнительных юридических фактов в виде неисполнения обязанности.*(37) М.А. Гурвич писал, что "состояние права на иск может характеризоваться как боевое, активное, ибо принуждение рассматривается в качестве применения государственной власти к неисправному должнику, а право на иск подобно пружине готово развернуться в исполнении обязанности помимо (т.е. независимо от) воли лица обязанного".*(38)

Специфика данного правомочия в гражданском процессе состоит в том, что обязанным лицом, не исполняющим должного, является орган государственной власти, против которого требуется привести в действие "аппарат государственного принуждения".

Проявлением рассматриваемого правомочия является возможность для лица, столкнувшегося с затруднениями в реализации своего права, обжаловать действия (бездействие) и решения судебного органа в суд вышестоящей инстанции.

Право притязания*(39) не всегда является обязательным компонентом субъективного гражданского процессуального права, его наличие может сопровождаться серьезными ограничениями. Так, исключается возможность оспаривания постановлений Президиума Верховного Суда Российской Федерации (ч. 1 ст. 376 ГПК). В соответствии со ст. 371 ГПК нельзя обжаловать определения суда первой инстанции, возможность оспаривания которых не предусмотрена ГПК, а также определения, которые не являются пресекательными, хотя возражения против таких определений могут быть включены в кассационную жалобу или представление.

Участник гражданского процесса, полагающий, что в действиях судьи, выразившихся, в частности, в нарушении процессуальных прав лица, содержатся признаки дисциплинарного проступка, может обратиться в квалификационную коллегию судей с соответствующим заявлением, что также надлежит рассматривать как форму реализации права обращаться за защитой в органы государственной власти несмотря на "непроцессуальный" характер данного права.

При злоупотреблении субъективным правом анализируемое правомочие может оказаться серьезным "оружием" в руках недобросовестного субъекта, так как оно сообщает всему субъективному праву, в том числе и осуществляемому недобросовестно, принудительную государственную поддержку.

Выше мы писали о том, что, несмотря на отсутствие гражданских процессуальных правоотношений между сторонами спора, осуществление прав одним участником гражданского процесса влияет на правовое положение другого участника. Такое влияние можно усмотреть и в праве обжаловать действия (бездействие) или постановления суда. Апелляционная, кассационная или надзорная жалоба (представление) обращены не только против обжалуемого постановления; фактически они могут оказать влияние на правовое положение всех участников процесса. Не случайно лица, участвующие в деле, имеют право выдвигать свои возражения против доводов жалобы (ч. 2 ст. 325, ст. 344 ГПК). Возражая против действий суда, нарушившего или не осуществившего субъективное право лица, участник процесса одновременно ставит под сомнение правомерность действий своего оппонента, сторону которого принял суд при рассмотрении дела. Например, указывая в кассационной или апелляционной жалобе на незаконность определения о приостановлении производства по делу, истец отмечает, что суд не истребовал дополнительных документов, подтверждающих факт нахождения ответчика в стационарном лечебном учреждении, поскольку представленные ответчиком документы вызывали сомнение в их подлинности.

Вопрос о принципах реализации субъективных гражданских процессуальных прав не изучен в науке гражданского процессуального права.

Большой вклад в развитие теории пределов реализации субъективных гражданских материальных прав внес В.П. Грибанов, который писал: "Как само субъективное право по своему содержанию, так и та свобода, которая гарантируется законом в целях реального осуществления права управомоченным лицом, не могут быть безграничными... Границы есть неотъемлемое свойство всякого субъективного права, ибо при отсутствии таких границ право превращается в свою противоположность - в произвол и тем самым вообще перестает быть правом".*(40) Ученый отмечал, что "право призвано также гарантировать и правовую защиту интересов всего общества в целом, прав и интересов других граждан и организаций, которые могут быть затронуты при осуществлении права управомоченным лицом. Одной из правовых форм обеспечения этих интересов является законодательное закрепление определенных границ осуществления субъективных гражданских прав, пределов их осуществления и установление обязанности каждого управомоченного лица осуществлять свои права надлежащим образом...".*(41)

Не менее важна разработка данной категории в гражданском процессуальном праве. Если в ГК РФ встречаются нормы, ограничивающие реализацию субъективных прав, то ГПК РФ устанавливает лишь общую обязанность лиц быть добросовестными. Недооценка таких норм сказывается на эффективности гражданского процессуального регулирования. В виде пределов реализации субъективных гражданских процессуальных прав суд и участники процесса получили бы нормативно закрепленный стандарт поведения субъектов гражданских процессуальных правоотношений.

В.П. Грибанов рассматривал принципы реализации субъективных гражданских прав как "основные требования, которые социалистическое общество и выражающее его интересы советское гражданское право предъявляют к управомоченному лицу и тем лицам, которые от его имени осуществляют принадлежащие управомоченному субъективные гражданские права".*(42) О.А. Поротикова определяет пределы осуществления прав как отраслевую разновидность "общеправовых сдерживающих стимулов поведенческой активности, призванных оказать внешнее упорядочивающее воздействие на мотивацию, способы, средства и характер использования заложенных в содержании субъективного гражданского права возможностей".*(43)

Само субъективное право уже включает в себя определенные пределы возможностей управомоченного лица, уже полагает некую ограниченность поведения субъекта. В отличие от органически присущих субъективному праву пределов, включаемых в состав самого субъективного права, пределы реализации права характеризуют динамический процесс его осуществления. По сравнению с определенно заданными пределами конкретного субъективного права пределы реализации субъективных прав имеют однородный характер для большой группы субъективных прав одинаковой отраслевой принадлежности. Пределы реализации субъективных гражданских процессуальных прав должны фиксироваться в нормах объективного права.

В используемом нами контексте термины "пределы" и "принципы" осуществления права могут быть употреблены как синонимы. Любой принцип осуществления права неизбежно будет означать предел его осуществления, а каждый предел одновременно может быть охарактеризован как принцип реализации права.

Однако принципы (пределы) реализации субъективных гражданских процессуальных прав следует отличать от принципов гражданского процессуального права, которые имеют более общий характер и распространяют свое действие на всю отрасль права в целом. Можно сказать, что принципы осуществления гражданских процессуальных прав подчинены принципам гражданского процесса и не должны противоречить им. Например, принцип добросовестной реализации процессуальных прав лежит в контексте такого общего принципа гражданского процесса, как законность.

Субъективные права, предоставленные лицам, должны использоваться в соответствии с их целевым назначением. Как писал Н.В. Витрук, "универсальным критерием определения пределов содержания права и его реализации служит указание на цели существования и реализации права. Цель - всеобщий момент формальной определенности всякого субъективного права".*(44) Однако необходимо учитывать, что "цели самостоятельно не регулируют поведение людей и их организаций ни сейчас, ни в будущем: Придание "нормам-задачам" значения самостоятельных регуляторов общественных отношений может привести к произволу или по крайней мере к субъективизму в поведении участников общественных отношений".*(45) Вместе с тем только через установление целевого назначения субъективного права можно определить принципы и пределы его осуществления, а также квалифицировать то или иное поведение в качестве злоупотребления правом.

Целевое назначение субъективного права не является обязательным формальным атрибутом каждого субъективного права. При изложении правовой нормы, наделяющей лиц определенными правами, законодатель в основном воздерживается от прямого указания на их целевое назначение, в противном случае нормативный правовой акт оказался бы перегруженным. Целевое назначение права можно вывести из общих целей и задач правового акта, приводимых как правило в преамбуле текста или в его общих положениях (например, ст. 2 ГПК). Универсальный характер целей и задач консолидированной группы норм позволяет распространить их на все положения отрасли права или правового института. Такой подход заслуживает всяческой поддержки, поскольку позволяет преодолеть излишний догматизм правового регулирования и поддерживает динамизм в воздействии права на общественные отношения.

В ряде случаев законодатель прямо оговаривает целевое назначение отдельного субъективного права, используя для этого либо прием позитивного описания, либо прием отрицания. Например, как следует из абз. 4 ст. 138 ГПК, встречный иск принимается для совместного рассмотрения с первоначальным в целях быстрого и правильного рассмотрения споров. Напротив, положения ч. 2 ст. 284 ГПК говорят о том, какой не должна быть цель обращения в суд с заявлением о признании лица недееспобным или ограниченно дееспособным; это заведомо необоснованное ограничение или лишение лица дееспособности.

Целевое назначение субъективного права может быть сформулировано как единственно возможное, хотя на самом деле оно является более широким. Так, из приведенной выше ситуации очевидно, что цель предъявления встречного иска - это не только быстрое и правильное рассмотрение спора, но и защита прав ответчика против предъявленного иска.

Приоритет в определении целевого назначения субъективного права принадлежит суду, который при рассмотрении конкретного гражданского дела обязан проверить, осуществлялось ли субъективное право в установленных для него пределах.

Можно выделить следующие пределы (принципы) реализации субъективных гражданских процессуальных прав: 1) принцип активного использования права; 2) принцип осуществления права в соответствии с его назначением; 3) принцип реального осуществления права; 4) принцип экономичности (рациональности); 5) принцип разумности; 6) принцип оперативности; 7) принцип добросовестности.

1) Принцип активного использования принадлежащего лицу субъективного гражданского процессуального права заключается в том, что процессуальное право предоставлено его носителю для решения вполне осязаемых, функциональных и динамичных задач. "Lex vigilantibus, non dormientibus (subvenit)" ("Закон для деятельных, а не для тех, кто дремлет").*(46)

Истоки данного принципа коренятся в диспозитивности и состязательности гражданского судопроизводства. Его главное содержание состоит в том, что лицо для защиты своих субъективных прав обязано активно использовать принадлежащее ему субъективное процессуальное право. При бездействии процессуальное право не исчезает, однако лишается возможности принести своему обладателю тот социально-полезный эффект, на который он рассчитывает.

Слово "обязано" употреблено нами со значительной долей условности; само по себе процессуальное бездействие в гражданском процессе юридически не осуждаемо, если в нем не содержатся признаки злоупотребления правом, рассматриваемые ниже.

Принцип активного использования процессуального права не исключает возможности лица вести себя пассивным образом, если это отвечает его правовой позиции по делу. Например, истец может воздержаться от дачи объяснений до тех пор, пока ему не будет известно содержание иных доказательств по делу.

2) Принцип осуществления субъективного гражданского процессуального права в соответствии с его назначением разрабатывался в общей теории права, а также в гражданско-правовой науке. Раскрывая содержание данного принципа, В.П. Грибанов писал: "Очень важно с точки зрения законодательной техники правильно установить соотношение между общим и конкретным назначением того или иного субъективного права, а с точки зрения практического применения закона - обеспечить строгое соответствие между назначением и осуществлением этого права".*(47)

Охранительный характер отрасли гражданского процессуального права обусловливает в целом охранительное назначение всех субъективных гражданских процессуальных прав. Каждое управомоченное лицо наделено субъективным процессуальным правом для отстаивания своих нарушенных или оспоренных прав и охраняемых законом интересов. В равной мере это положение относится также и к ответчику, который должен иметь возможность защищаться против предъявленного к нему иска. Назначение субъективных процессуальных прав выражается в удовлетворении действительных материальных и процессуальных интересов лиц, участвующих в деле.

Осуществление субъективных прав не должно разниться с их функциональным назначением. Правообладатель должен ясно представлять себе цель, которую он желает достигнуть с помощью реализации того или иного субъективного права. Так, например, нарушением рассматриваемого принципа будет ситуация, при которой истец подает иск с целью причинения вреда ответчику.

3) Принцип реального осуществления субъективных гражданских процессуальных прав показывает соответствие между содержанием закрепленного в законе субъективного права лица и его воплощением в реальной действительности. Гарантированность осуществления каждого субъективного права позволяет утверждать, что любое записанное в ГПК правомочие может быть осуществлено управомоченным лицом в ходе реального судебного процесса.

Данный принцип предполагает также точную реализацию субъективного права в соответствии с требованиями закона. Содержание нормы объективного права, управомочивающей лицо на определенные действия, не должно расходиться с ее претворением в гражданских процессуальных правоотношениях.

В гражданском процессе не допускаются различные симулятивные действия, лишь демонстрирующие видимость реального осуществления права. Например, заявление ходатайства об истребовании доказательства, заведомо не существующего для лица в реальной действительности, является отступлением от принципа реального осуществления права и должно квалифицироваться в качестве злоупотребления.

4) Принцип рационального осуществления субъективного гражданского процессуального права (принцип процессуальной экономии) означает минимизацию процессуальных затрат, связанных с осуществлением права управомоченным лицом. Любое субъективное право должно осуществляться самым оптимальным для конкретной ситуации способом. Затягивание, "утяжеление" процесса реализации субъективного права, избрание наиболее затратных форм его осуществления представляют собой нарушение данного принципа. Так, хотя ГПК и не ограничивает количество доказательств, которые могут быть представлены сторонами, очевидно, например, что ходатайство лица о допросе пятидесяти свидетелей, наблюдавших одно и то же событие, вряд ли будет удовлетворено судом.

Отдельные способы неэкономичного осуществления права специально запрещены законом. Например, несоблюдение претензионного порядка урегулирования спора служит основанием для возврата искового заявления (п. 1 ч. 1 ст. 135 ГПК).

5) Принцип разумности осуществления субъективных гражданских процессуальных прав отражает степень концентрации интеллектуально-волевых усилий субъекта, реализующего свое право. Разумность характеризует целесообразность и обоснованность поведенческого акта реализации субъективного права. Все принадлежащие участникам гражданского процесса субъективные права должны осуществляться разумно, т.е. исходя из объективно-заданных требований сложившейся процессуальной ситуации. Так, например, неоправданно высокие расходы на оплату услуг адвоката не будут компенсированы судом, поскольку они превышают разумные пределы такого возмещения (ч. 1 ст. 100 ГПК).

Водворению принципа разумности должен способствовать и суд, который разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности (ч. 2 ст. 12 ГПК); назначает сроки совершения процессуальных действий с учетом принципа разумности (ч. 1 ст. 107 ГПК); устанавливает разумный срок для исправления недостатков поданного заявления (ч. 1 ст. 136 ГПК) и др.

Принцип разумности предполагает, что совершение процессуальных действий (бездействия) должно быть адекватно наступающим последствиям, предусмотренным в законе. В соответствии с ч. 2 ст. 12 ГПК суд предупреждает лиц о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий. Характеризуя данные отношения, АПК РФ говорит о "риске" (ч. 2 ст. 9 АПК РФ), который несут лица, участвующие в деле, за совершение или не совершение ими процессуальных действий (что более точно и адекватно). Неразумность процессуальных действий лиц, участвующих в деле, может повлечь для них неблагоприятные последствия, предусмотренные законодательством.

6) Принцип оперативности осуществления субъективных гражданских процессуальных прав основывается на таком качестве субъективных процессуальных прав, как ограниченность возможности их реализации определенным сроком. В широком смысле - это период рассмотрения гражданского дела, по окончании которого лица утрачивают имевшийся у них процессуальный статус, а следовательно, и все процессуальные права и обязанности; в узком смысле - это время, установленное законом или назначенное судом, по истечении которого право на совершение процессуальных действий погашается (ч. 1 ст. 109 ГПК) и может быть восстановлено только при пропуске срока по уважительным причинам (ч. 1 ст. 112 ГПК) или в других случаях (ст. 111 ГПК).

Руководствуясь изложенным принципом, для избежания негативных последствий задержки в осуществлении субъективного права управомоченные лица обязаны оперативно и в установленные сроки осуществлять принадлежащие им процессуальные права.

7) Принцип добросовестности осуществления процессуальных прав имеет достаточно широкое юридическое и социальное содержание.

Общий принцип осуществления права сводится к тому, что такое осуществление не должно нарушать права и охраняемые законом интересы других лиц. Опасность такого нарушения связана с тем, что "права различных субъектов в обществе теснейшим образом переплетены и взаимосвязаны. Осуществляя свои права, субъект должен считаться с тем, что другие лица являются обладателями аналогичных или смежных прав, которые точно так же признаются и охраняются законом".*(48)

В гражданском процессе добросовестность может быть понята как принцип (предел) осуществления субъективного гражданского процессуального права; как принцип отрасли права; как требование, предъявляемое к участникам гражданского процесса; как гражданская процессуальная презумпция; как процессуальная обязанность лиц, участвующих в деле, а также как запрет злоупотребления правом.

В.П. Грибанов писал о добросовестности как об одном из принципов осуществления гражданских прав. Однако добросовестность может претендовать не только на роль принципа или предела осуществления права. Оправданной представляется позиция А.А. Малиновского, который считал, что "недопустимость злоупотребления субъективным правом необходимо рассматривать в качестве одного из принципов права".*(49) Понятие "добросовестности" используется также в качестве общеправовой презумпции. По мнению А. Сухининой, "общей основой данной презумпции является предположение с высокой степенью вероятности добросовестности каждого лица, которая до опровержения не должна и не может браться под сомнение - в этом суть моральной конституционной презумпции добросовестности граждан Российской Федерации".*(50)

Выявление содержания данного принципа сопряжено с установлением правового значения термина "добросовестность", широко употребляемого в законодательных актах материального и процессуального права (ст. 10, 303 ГК РФ, ч. 1 ст. 36 ГПК и др.). По мнению проф. И.Б. Новицкого, добрые нравы - "это вылившиеся вовне, объективизировавшиеся в практике данного общества представления этого общества о благе, порядочности, а также условные правила общественного благоприличия".*(51) Исследователи отмечают, что "принцип доброй совести обладает признаками объективного мерила и является известной "сдержкой" эгоизма в юридических отношениях. Добрая совесть, по этимологическому смыслу, таит в себе такие элементы, как: знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известной доброжелательностью; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что из них исходит каждый в своем поведении: принцип добросовестности может рассматриваться как проявление принципа справедливости".*(52) Л.В. Щенникова полагает, что "за десятилетия советского периода как в теории гражданского права, так и в правоприменительной практике мы отвыкли от оценочных категорий" и характеризует новый облик гражданского права России, используя эпитет "нравственное".*(53)

Различные определения "доброй совести" моделируют содержание данного понятия через всевозможные категории, раскрывающие ту или иную сторону рассматриваемого явления. Однако это мало способствует уяснению юридического смысла анализируемого термина, так как предложенные значения сами имеют описательный характер и провоцируют новый виток спора. Это порождает нигилистическое отношение к дискуссиям на данную тему как в теории, так и на практике. Некоторые авторы отмечают, что "дефиниции в законе - вещь совершенно бесполезная"; "если имеются в виду категории нравственные: то в гражданском споре это, скорее, говорит о слабости позиции, чем о существенном элементе выстраиваемой защиты".*(54)

В.М. Семенов выделял принцип правдивости и добросовестного поведения участников дела в процессе, распространяя его действие не только на материально заинтересованных участников судопроизводства (сторон, третьих лиц), но также на прокурора, адвоката, представителей стороны, общественных организаций, коллективов трудящихся, свидетелей, экспертов, переводчиков.*(55) Ж. Сталев полагал, что "добросовестность присутствует тогда, когда процессуальное право применяется с убеждением, что оно существует".*(56) К сожалению, принцип добросовестности участников гражданского судопроизводства не был воспринят наукой гражданского процессуального права как самостоятельный принцип. Обычно на страницах учебной литературы он раскрывается через описание обязанностей субъектов гражданского процесса. Не разделяя применение понятия "добросовестность" к лицам, содействующим правосудию (за исключением представителя), поскольку с их стороны возможно только совершение "полновесных" гражданских процессуальных нарушений, полагаем, что рассматриваемый принцип должен быть выделен в числе прочих исходных начал гражданского процесса.

Э.М. Мурадьян относит процессуальную добросовестность как к презумпциям судебного права, так и к принципам процесса.*(57) По нашему мнению, в ГПК необходимо закрепить презумпцию гражданской процессуальной добросовестности лиц подобно тому, как это сделано в гражданском праве (ч. 3 ст. 10 ГК РФ), указав, что "добросовестность процессуальных действий (бездействия) лиц, участвующих в деле, предполагается". Это возложит на лицо, ссылающееся на злоупотребление правом, допущенное его оппонентом, обязанность обосновать свои доводы.

ГПК использует термин "добросовестность", имея в виду процессуальную обязанность лиц, участвующих в деле (ч. 1 ст. 35 ГПК).

Мнения авторов по поводу наличия в гражданском процессуальном праве каких-либо процессуальных обязанностей у сторон разделились. Так, Е.В. Васьковский полагал, что "тяжущиеся имеют только процессуальные права, но не несут никаких процессуальных обязанностей".*(58) М.А. Гурвич отмечал, что "лица, участвующие в деле, как общее правило, юридических обязанностей не несут".*(59) Возражая против такого подхода, М.С. Шакарян твердо стоит на позиции наличия у сторон процессуальных обязанностей, обосновывая это тем, что "правовая санкция не является обязательным атрибутом каждой правовой нормы, она может быть общей для совокупности норм. В любой отрасли права имеется много норм, непосредственно не имеющих санкции. Общую санкцию за нарушение общей процессуальной обязанности добросовестно пользоваться процессуальными правами устанавливает ст. 92 ГПК".*(60) Полностью присоединяясь к этой позиции, отметим, что провозглашенное отсутствие обязанностей участников гражданских процессуальных правоотношений вызвано неправильной расстановкой акцентов в соотношении прав и обязанностей участников судопроизводства, а также неверным определением удельного веса обязанностей в механизме гражданского процессуального регулирования.

Авторы игнорируют универсальный характер юридической обязанности быть добросовестным в гражданском процессе, которая распространяется практически на все субъективные права участников гражданского судопроизводства и в этом смысле является всеохватной.

Законодатель сконструировал нормы гражданского процессуального права таким образом, чтобы свести к минимуму возможность совершения процессуальных проступков. Закон постарался "обойти" ситуации, которые рождали бы почву для различных правонарушений. Однако широкая дозволенность привела к возникновению правонарушения, заключенного в самой природе субъективного права, - к злоупотреблению им. Поэтому обязанность быть добросовестным играет первоочередную роль в гражданском процессуальном регулировании.

Лицо обязано быть добросовестным перед судом, рассматривающим дело, который может потребовать от лица исполнения данного предписания. Как было показано выше, реализация управомоченным субъектом своего права может оказать только фактическое влияние на правовое положение других лиц, поэтому мы не можем констатировать, что стороны несут друг перед другом юридические обязанности добросовестного поведения.

Процессуальную добросовестность можно рассматривать в позитивном и негативном аспектах.

В позитивном понимании гражданская процессуальная добросовестность означает совокупность критериев, которым должно отвечать поведение участников гражданского процесса. В некоторых зарубежных странах требование добросовестности раскрывается через категории "лояльности", "честности", "справедливости" и "корректности".*(61) Определяющим фактором при оценке процессуальной добросовестности лица является субъективный фактор, отражающий внутреннее отношение лица к собственному поведению. Болгарский процессуалист Ж. Сталев полагал, что "добросовестность присутствует тогда, когда процессуальное право применяется с убеждением, что оно существует. Если речь идет о праве на иск, исполнении или обеспечении, убеждение в наличии процессуальных условий этого права должно предполагать и наличие нуждающегося в защите материального права".*(62) А.Ф. Закомлистов писал, что "добрая совесть заключается... в надлежащем пользовании правом, когда отсутствует негативное, разрушительное влияние на порядок судопроизводства".*(63)

Гражданская процессуальная добросовестность предполагает безупречность поведения лица с точки зрения нравственных норм, органически связанных с нормами юридическими. Добросовестность - это единство позитивных помыслов и устремлений лица с его поведением в гражданском процессе.

Поведение лица, которое честным путем добивается защиты своих действительных материальных прав, не прибегая к процессуальным ухищрениям, свидетельствует о его добросовестном поведении в гражданском процессе.

Категория гражданской процессуальной добросовестности не нуждается в специальном обосновании, поскольку предполагается, что любое лицо действует добросовестно до тех пор, пока суд не констатирует наличия в его процессуальных действиях (бездействии) признаков злоупотребления правом.

В негативном смысле гражданская процессуальная добросовестность означает запрет процессуальной недобросовестности в форме злоупотребления субъективными гражданскими процессуальными правами (как обеспеченное санкциями гражданских процессуальных норм императивное требование закона). При таком понимании добросовестным будет считаться поведение, которое не посягает на интересы правосудия и не нарушает субъективных прав других участников гражданского процесса.

В широком смысле процессуальная недобросовестность имеет место при совершении любого гражданского процессуального правонарушения, однако более точным является употребление данного термина в узком смысле, когда недобросовестность связывается со злоупотреблением лицом своим субъективным процессуальным правом.

Добросовестное правомерное поведение по отстаиванию своих действительно нарушенных субъективных прав путем обращений к судебной защите всегда необходимо отграничивать от недобросовестного процессуального поведения. Так, в печати рассказывается о владивостокском пенсионере О.Е. Кобзаре, на счету которого "десяток выигранных судебных процессов - у жилищно-коммунальных органов, администраций за незаконное увольнение, у энергетиков за незаконно начисленную плату, у АО "Формация" за бракованные билеты, у почты, возвратившей деньги за подписку с компенсацией морального вреда", которые "говорят о знании законов, своих прав и умении ими пользоваться".*(64) Газета пишет, что "когда Олега Евгеньевича спрашивают, не надоело ли ему судиться, он соглашается, что дело это хлопотное и долгое. Но игра стоит свеч, ну, говорит, не защитит никто простого человека, если он сам этого не сделает: "И правду искать можно, у меня же это получается".*(65) Описанное поведение нельзя рассматривать как проявление сутяжничества; наоборот, оно должно восприниматься как социально оправданное и поощряемое.

Глава 2. Понятие и признаки злоупотребления процессуальным правом в гражданском судопроизводстве

§ 1. Злоупотребление правом как разновидность гражданского процессуального правонарушения

Оптимальная модель правового регулирования обусловливает жесткую зависимость между субъективными правами одного участника правоотношения и юридическими обязанностями другого. В этом случае субъективные права лиц никогда не пересекаются. Как отмечается в литературе, "гражданские права одного субъекта кончаются там, где начинаются права другого субъекта".*(66) Закон обычно не оставляет возможностей для вторжения одного субъекта права в правовую сферу другого.

Однако многообразие и неисчерпаемость жизненных ситуаций, которые объективно не могут быть целиком и полностью урегулированы нормами права, приводят к положению, когда права нескольких лиц вступают в коллизию между собою. Здесь встает задача определения приоритета или важности каждого субъективного права. Определенная часть подобных ситуаций решается при помощи чисто юридических средств. Например, не вызывает сомнения, что права лица, основанные на федеральном законе прямого действия, имеют больший вес, чем права, вытекающие из подзаконного правового акта. Но таких однозначно решаемых случаев не так уж и много, вследствие чего перед правоприменителем встает вопрос, какому праву отдать предпочтение: праву собственника, возведшего на своем земельном участке огромный забор, закрывший свет соседнему участку, или правам собственника соседнего участка? Что приоритетнее: право истца представлять доказательства в суд первой инстанции (но при этом будет увеличен общий срок судебного разбирательства) или право ответчика на разрешение его дела в установленный законом срок?

Зачастую единственным способом, при помощи которого может быть решена данная коллизия, является обращение к категории "добросовестности лица". Если право было использовано или используется лицом в противоречии с его назначением, т.е. имеет место злоупотребление им, такое право не подлежит защите и судом не поддерживается.

Проблему определения сущности злоупотребления правом можно охарактеризовать как глобальную межотраслевую проблему юридической науки. Интерес к данной теме особенно возрос в последние годы. Появились отдельные работы, посвященные проблеме злоупотребления правом в общей теории права,*(67) а также интересные отраслевые исследования.*(68) Основоположником данной проблематики в советской юридической науке следует назвать профессора В.П. Грибанова с его фундаментальной работой "Пределы осуществления и защиты гражданских прав".*(69) Осмысление рассматриваемой темы началось с исследования злоупотребления субъективным гражданским правом, что имеет свои объективные предпосылки. Злоупотребление правом - это особая разновидность правонарушения, но однородность этих категорий столь неочевидна, что уловить ее можно лишь на примере цивилистического материала, предоставляющего участникам гражданских правоотношений свободу совершать любые действия, прямо не запрещенные законом. Злоупотребление правом родилось как антипод основного принципа гражданского права - принципа диспозитивности. Вряд ли феномен злоупотребления правом мог появиться, например, в административном*(70) или в уголовном праве, где действия субъектов урегулированы исчерпывающим образом и противоправное поведение прямо поименовано в законе в качестве такового. Таким образом, злоупотребление правом - это своеобразное проявление издержек субъективного права, используемого не по своему назначению.

Нормативной базой привлечения к ответственности за злоупотребление субъективным гражданским правом является ст. 10 ГК РФ, рассматривающая случаи так называемой "шиканы" (т.е. действий исключительно с намерением причинить вред другому лицу), случаи злоупотребления доминирующим положением на рынке, а также злоупотребления правом в иных формах. При установлении злоупотребления правом суд, арбитражный суд и третейский суд могут отказать лицу в защите его права (ч. 2 ст. 10 ГК РФ). В соответствии с п. 5 Постановления N 6/8 Пленума Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" при разрешении споров следует иметь в виду, что отказ в защите права со стороны суда допускается лишь в случаях, когда материалы дела свидетельствуют о совершении гражданином или юридическим лицом действий, которые могут быть квалифицированы как злоупотребление правом (ст. 10), в частности действий, имеющих своей целью причинить вред другим лицам. В мотивировочной части соответствующего решения должны быть указаны основания квалификации действий истца как злоупотребление правом".*(71) Какая-либо иная устойчивая практика применения ст. 10 ГК РФ отсутствует, хотя справедливо отмечается, что "суды стали обращаться наконец к этой норме, и она все чаще служит основанием для разрешения конкретных споров";*(72) "указание на данную статью все чаще фигурирует в различных судебных тяжбах: на нее ссылаются и истцы и ответчики".*(73)

Злоупотребления правом в гражданском процессе в какой-то мере производны от злоупотреблений субъективным гражданским правом, хотя и имеют самостоятельное значение. Это предопределяется охранительной функцией гражданского процессуального права, которое предоставляет защиту материальному праву и не может существовать в отрыве от него.

Проблема недобросовестности участников гражданского процесса была известна еще римскому праву, которое предусматривало меры противодействия недобросовестному поведению лиц, неосновательно предъявляющих или неосновательно отрицающих иски. В соответствии с Институциями Гая "...против отпирающихся по некоторым делам устанавливается иск в двойном размере, например, по искам, предъявленным в силу состоявшегося присуждения, на основании произведенных расходов, по убыткам из обиды, из легатов, оставленных в порядке возложения обязанности; по некоторым делам разрешается заключение спонзии, например, об определенной сумме из займа и по подтвержденному долгу; но при этом по определенной сумме из займа спонзия заключается на третью часть, по подтвержденному долгу - в половинном размере" (Гай. 4.171).*(74) Авторы учебника по римскому праву отмечают, что значительное число исков в случаях присуждения влекло за собой для проигравшего ответчика еще и гражданское бесчестие (infamia), т.е. это - частный случай ограничения правоспособности вследствие умаления гражданский чести.*(75) В качестве мер против недобросовестных истцов римское право предусматривало наложение на истца штрафа, который он сам обязывал ответчика платить в случае проигрыша дела последним (Гай. 4.180-181); ответчик мог просить истца принести присягу в том, что он действует добросовестно; ответчик имел право возбудить специальный процесс о сутяжничестве. Институции Гая (Гай 4.175) устанавливали, что "по крайней мере суд за ябеду существует против всяких исков и заключается в десятой части".*(76) Предусматривалось принесение общей присяги перед началом процесса и специальной, предшествовавшей совершению отдельного процессуального действия. Отказ от принесения присяги лишал тяжущегося права совершить процессуальное действие.

В византийском праве штрафы практически исчезли. При Юстиниане сохранился лишь штраф в двойном размере по отношению к отрицающему ответчику.*(77)

В русском праве также встречаются нормы, направленные против недобросовестных истцов. Статья 72 Судебника 1550 г. устанавливала, что истцы, ищущие имущества на ту сумму, которой у них не было, могли быть обвинены в ябедничестве, и на них ложилась уплата судебных пошлин.*(78) Губные и земские грамоты несколько иначе подходили к решению вопроса об ответственности недобросовестного истца: "А хто на ком взыщет не по своим животом и не по промыслом, и те их излюбленные головы, пенежана Елизарей Яковлев, да Семен Иванов, да Тимофей Анцыфоров с товарыщи, десять человек, то про обыскав, их отставливают".*(79) Говоря современным языком, таким лицам отказывалось в принятии искового заявления.

Понятие "злоупотребление правом" было известно и раннему зарубежному законодательству. Так, Ордонанс 1539 г. короля Франциска I под угрозой продажи с торгов имущества истца запрещал злоупотребление правом на предъявление иска.

Аналогичные тенденции сохраняют силу в зарубежном гражданском процессе и позднее. Но, по-видимому, законодательные меры борьбы со злоупотреблениями процессуальными правами были не совсем эффективны. Так, Ф. Энгельс писал, что "всякий, кто слишком беден, чтобы противопоставить официальному крючкотворству такого же крючкотвора-защитника, будет иметь против себя все те формы, которые были созданы для его защиты. Кто слишком беден, чтобы выставить защитника или соответствующее количество свидетелей, погиб, если его дело является сколько-нибудь сомнительным".*(80)

В российском дореформенном судопроизводстве "господствовала тайна, что в связи с решительным преобладанием канцелярий, собиранием справок и пересылкой дела на ревизию или пересмотр по жалобам через длинный ряд инстанций приводило к многочисленным злоупотреблениям, бесконечной волоките и сутяжничеству. Тщетно боролся с этим законодатель, устанавливая штрафы за неправые иски...".*(81) Историки отмечают, что в "основе производства в коммерческих судах положены вообще начала гласности, устности и состязательности, но в нем сохранились характерные черты дореформенного процесса", к числу которых по непонятной причине отнесены штрафы за неправые иски.*(82) Полагаем, что введение в закон ответственности за сутяжническое поведение не свидетельствует о следственном характере процесса, а, наоборот, выступает проявлением высокого уровня законодательной техники и демократизма процесса, защищающего права ответчиков.

Устав гражданского судопроизводства 1864 г. (далее - УГС) прямо не предусматривал какой-либо ответственности за злоупотребление процессуальными правами, однако на теоретическом уровне данная проблема обсуждалась достаточно активно. Е.В. Васьковский писал, что "составители судебных уставов не предусмотрели возможности злоупотребления процессуальными правами и никаких мер против этого не приняли".*(83) Отдельное указание на недобросовестность участника гражданского процесса встречается лишь в ст. 562 УГС применительно к ответственности лица за недобросовестный спор о подлоге доказательств.*(84) Как граничащее со злоупотреблением процессуальным правом можно рассматривать поведение, описанное в ст. 776.1 УГС, в соответствии с которой, если "Палата признает, что решение Окружного Суда отменено вследствие представления апеллятором таких новых доказательств, которые, по его вине, не были представлены во время производства дела в Окружном Суде, то апеллятор, по просьбе противной стороны, может быть лишен права на возмещение издержек апелляционного производства".*(85) Здесь отказ в возмещении издержек выступал мерой гражданской процессуальной защиты от возможного недобросовестного поведения лица.

В гл. 29 Общего уложения Финляндии "О злоупотреблении судопроизводством", в частности, устанавливалось: "Кто осмелится злоупотреблять судопроизводством и с очевидною неосновательностью и вопреки собственному убеждению, по злобе притянет другого в суд, тот подвергается штрафу в низшем судебном месте от 10 до 20 талеров в пользу бедных, и сверх того обязан возместить тяжебные издержки, волокиты и убытки".*(86)

Как следует из высказываний юристов той эпохи, злоупотребление процессуальными правами было весьма распространенным явлением. "Недобросовестность на суде гражданском, - писал А.Н. Гедда, - захватывает в нашем процессе, к сожалению, все больше и больше места; она объявила решительную войну материальной правде и несет за собою порчу нравов, переходящую даже за пределы суда. С этим явлением нельзя не считаться, против него должны быть приняты самые серьезные, самые решительные меры".*(87)

Статья 6 ГПК РСФСР вполне определенно устанавливала, что "стороны обязаны добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами. Всякие злоупотребления и заявления, имеющие целью затянуть или затемнить процесс, немедленно пресекаются судом".*(88) Таким образом, под злоупотреблением подразумевалось поведение, посягающее на две главные задачи гражданского судопроизводства: своевременное (попытка "затянуть") и правильное (попытка "затемнить") рассмотрение и разрешение дела. Любопытно, что в официальном издании Кодекса какие-либо постатейные материалы, разъясняющие порядок применения положений ст. 6, отсутствовали. 20 ноября 1929 г. ст. 46 ГПК была дополнена примечанием N 2: "На сторону, недобросовестно заявившую неосновательный иск, или спор против иска, или систематически противодействовавшую скорому и правильному разрешению дела, суд может возложить уплату в пользу другой стороны вознаграждения за фактическую потерю рабочего времени в соответствии со средним заработком, но не свыше пяти процентов присужденной или отклоненной части иска. Это вознаграждение может по обстоятельствам дела быть присуждено и с той стороны, в пользу которой выносится решение, целиком или частью, и притом независимо от разрешения вопроса о возмещении судебных расходов".*(89)

ГПК РСФСР 1964 г. отказался от термина "злоупотребление правом" и фактически воспроизвел в ст. 92 ГПК формулировку примеч. 2 к ст. 46 прежнего Кодекса. В ч. 2 ст. 30 ГПК РСФСР была закреплена обязанность лиц, участвующих в деле, добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами. Федеральным законом от 30 ноября 1995 г. N 189-ФЗ редакция ст. 92 ГПК была изменена. Законодатель исключил указание на потерянное рабочее время и устранил максимальный пятипроцентный барьер компенсации потерпевшему лицу. В новой редакции устанавливалось, что "размер вознаграждения определяется судом в разумных пределах и с учетом конкретных обстоятельств". Очевидно, что данные изменения были связаны с изменениями общих форм хозяйствования и трудовой деятельности граждан.

В ГПК РСФСР предусматривались также два частных случая злоупотребления правом и ответственности за их совершение. В ч. 4 ст. 261 ГПК РСФСР указывалось: "Суд, установив, что члены семьи, подавшие заявление, действовали недобросовестно с целью заведомо необоснованного ограничения или лишения дееспособности гражданина, взыскивает с них все судебные расходы". Статья 7 Приложения N 2 к ГПК РСФСР "Восстановление утраченного судебного или исполнительного производства" устанавливала, что при заведомо ложном заявлении о восстановлении утраченного судебного или исполнительного производства судебные расходы взыскиваются с заявителя.

Общий запрет злоупотребления принадлежащими субъекту правами был закреплен в ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, в соответствии с которой "осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц".

Новый ГПК практически без изменений воспроизвел положения прежнего Кодекса. Статья 99 ГПК РФ содержит лишь отдельные редакционные отличия. Так, вместо "на сторону... суд может возложить..." указывается, что "со стороны: суд может взыскать...". Положения о взыскании судебных расходов с недобросовестных лиц по делам об ограничении дееспособности гражданина и о признании его недееспособным; с заявителей по делам о восстановлении утраченного судебного производства также перешли в новый Кодекс без каких-либо существенных изменений (ч. 2 ст. 284, ч. 2 ст. 319 ГПК).

Анализ практики применения нормы ст. 92 ГПК РСФСР показывал, что она используется крайне редко. Как писал М.А. Гурвич, "наряду с неизмеримо возросшей общей и политической сознательностью и моралью советских граждан, опасность, связанная с недобросовестным их поведением в сфере правосудия, незначительна. Тем не менее, едва ли правильно закрывать глаза на то, что отдельные граждане не достигли надлежащего уровня понимания задач социалистического правосудия и своего долга перед судом".*(90)

Однако имелись и другие объективные причины непопулярности данной правовой нормы. Судьи, больше ориентированные на правильное разрешение дела с точки зрения норм материального права, зачастую оставляли нарушения процессуальных норм безнаказанными и относились к ним безразлично. На фоне общей юридической безграмотности населения трудно требовать соблюдения неизвестных большинству процессуальных правил. Доказывание процессуальных злоупотреблений лиц, участвующих в деле, крайне затруднительно. Суд, учитывая лапидарность формулировки ст. 92 ГПК, не желал давать лишний повод для оспаривания и отмены решения в вышестоящей судебной инстанции.

По этому поводу В.П. Грибанов писал: "К сожалению, наше законодательство и практика еще не выработали достаточно эффективных мер борьбы с подобного рода сутяжничеством".*(91)

Позитивная роль ст. 92 ГПК РСФСР заключалась в ее превентивном воздействии на потенциальных правонарушителей. Теория и практика должны были заняться разработкой новых и совершенствованием уже имеющихся законодательных новелл о злоупотреблении гражданским процессуальным правом, чтобы обеспечить реальное воплощение в жизнь охранительной функции гражданского процесса.

В том же направлении развивалось и арбитражное процессуальное законодательство. В литературе прошлых лет, в частности, отмечалось, что "наибольшую социально-экономическую и правовую опасность представляют процессуальные правонарушения, выражающиеся в сутяжничестве, которое, затрудняя быстрое и правильное разбирательство дел, причиняет существенный материальный ущерб предприятиям-участникам арбитражного производства".*(92)

АПК РФ 1992 г. (ч. 2 ст. 28) и АПК РФ 1995 г. (ч. 2 ст. 33) закрепляли обязанность лиц, участвующих в деле, добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами. Какая-либо определенная санкция за нарушение этого запрета отсутствовала. Юридически осуждаемо было лишь нарушение претензионного порядка урегулирования спора с ответчиком. При "неправильных действиях" (по выражению АПК 1992 г.) с лица взыскивались судебные расходы по делу.

Новый АПК РФ 2002 г. наряду с закреплением обязанности лиц быть добросовестными в процессе (абз. 2 ч. 2 ст. 41 АПК) устанавливает, что "злоупотребление процессуальными правами лицами, участвующими в деле, влечет за собой для этих лиц предусмотренные настоящим Кодексом неблагоприятные последствия". Закон прямо предусмотрел ответственность за злоупотребление процессуальными правами в виде отнесения на недобросовестное лицо всех судебных расходов по делу (ч. 1-2 ст. 111 АПК). Из содержания ст. 111 АПК следует, что под злоупотреблением правом необходимо понимать следующие ситуации: 1) нарушение претензионного или иного досудебного порядка урегулирования спора, если он предусмотрен федеральным законом или договором в виде: а) нарушения срока представления ответа на претензию; б) оставления претензии без ответа; в) в другом виде; 2) реализацию процессуальных прав, которая повлекла за собой: а) срыв судебного заседания; б) затягивание судебного процесса; в) воспрепятствование рассмотрению дела; г) воспрепятствование принятию законного и обоснованного судебного акта.

Сходные явления, которые могут быть квалифицированы как злоупотребления процессуальным правом, можно обнаружить и в некоторых других отраслях права. Например, злоупотреблением субъективным уголовным процессуальным правом является затягивание обвиняемым и его защитником ознакомления с материалами дела (ч. 3 ст. 49 УПК РФ). На фоне постепенного оформления конституционного процессуального права как отрасли процессуального права уже ставится вопрос о недобросовестном обращении к органам конституционной юстиции.*(93) О злоупотреблении правом на подачу жалобы говорят и применительно к отдельным обращениям в Европейский суд по правам человека.*(94) Комиссия, решающая вопрос о приемлемости жалобы в Европейский суд по правам человека, отклоняет ее со ссылкой на злоупотребление правом на подачу жалобы в случаях, когда заявитель делает оскорбительные замечания в отношении представителей государства-ответчика, либо когда заявителем руководит желание добиться известности, или если он действует в целях пропаганды.*(95)

В научной литературе существует множество точек зрения на проблему определения понятия "злоупотребление правом".

Первая группа ученых категорически возражает против правомерности существования данной категории. Так, М.М. Агарков писал, что "действия, которые называют злоупотреблением правом, на самом деле совершены за пределами права".*(96) М.В. Самойлова отмечала, что противоправного осуществления права быть не может.*(97) О.А. Поротикова, возражая им, пишет, что "с точки зрения правил языковой логики "злоупотребление правом" не содержит внутреннего противоречия... Употребить что-либо во вред себе или другим значит обратить хорошее средство для плохой цели".*(98) С.Н. Братусь также критически относился к понятию злоупотребления правом, отмечая, что "отход в использовании права от его социального назначения есть отступление от закона со всеми вытекающими отсюда последствиями".*(99) Оригинальный и заслуживающий внимания взгляд на сущность злоупотребления правом был высказан А.А. Ерошенко, который рассматривал данное явление как "одно из звеньев в общей системе противоправной деятельности лица", в связи с чем "юридическая возможность утрачивает государственные гарантии, а вместе с тем перестает существовать и право".*(100)

Распространенной является точка зрения, относящая злоупотребление правом к особому виду правонарушения. Такой подход обогатил науку тем, что позволил выявить соотношение между "обычным" нарушением правовых норм и категорией злоупотребления правом.

При этом некоторые авторы отрицают правомерность категории "злоупотребление правом", полностью заменяя ее понятием "правонарушение"; другие полагают, что там, где есть правонарушение, нет места злоупотреблению правом; третьи рассматривают злоупотребление правом и правонарушение как однородные правовые категории.

Так, В.Н. Кудрявцев и Н. С. Малеин отмечали, что "субъект не наделен соответствующим правом и, поступая вопреки правилу запретительной нормы, нарушает право, совершает элементарный деликт (правонарушение, преступление)...".*(101) В. Рясенцев полагал, что если нарушается какой-либо законодательный запрет, это уже правонарушение, не требующее дополнительной квалификации в качестве злоупотребления правом.*(102) Сходное определение злоупотребления правом применительно к недобросовестной конкуренции предлагал С.А. Паращук. По его мнению, "конструкция злоупотребления правом используется... когда субъект предпринимательства совершает определенные конкурентные действия, противоречащие требованиям добропорядочности, разумности и справедливости, причиняющие или могущие причинить вред другим конкурентам или потребителям, но не предусмотренные специальными нормами действующего законодательства (т.е. когда отсутствуют конкретные запреты таких действий, но существует принципиальный (общий) запрет данного типа поведения".*(103)

Необходимо учитывать, что злоупотребление правом уже само по себе нарушает императивную норму закона, запрещающую использовать право не по назначению. В связи с этим И.М. Зайцев писал, что сутяжничество как злоупотребление истцами или ответчиками своими процессуальными правами содержит все элементы самостоятельного состава правонарушения.*(104) Впоследствии В.И. Крусс определял злоупотребление правом полностью через конструкцию правонарушения, полагая, что это - "виновное деяние (действие или бездействие), прямо либо косвенно направленное против справедливого (конституционного) порядка общественных отношений, причиняющее ущерб и/или вред личным и/или общественным благам и непротивоправным интересам лиц, выраженное в конкретизированных формах пользования правами и свободами человека и управомоченного правоприменения".*(105)

Р.Ф. Каллистратова злоупотребление процессуальными правами в арбитражном процессе выводила не из нарушения процессуальных норм, а рассматривала его "как нарушение общих принципов, принятых стандартов ведения процесса, влекущее за собой невозможность достижения справедливого решения по делу".*(106) В арбитражном процессуальном праве применительно к злоупотреблению также употребляется понятие "состава правонарушения".*(107)

Третья группа авторов полагает допустимым использование термина "злоупотребление правом" только для нужд науки, полагая, что его включение в состав законодательных актов будет излишним. Мотивируется это, в частности, тем, что "привлечение к ответственности за злоупотребления гражданскими правами исчерпывающим образом регулируется нормами о договорной ответственности".*(108)

Но все же большинство авторов признают особую роль категории злоупотребления правом и необходимость ее разработки, причем некоторые из них чрезвычайно широко трактуют содержание рассматриваемого понятия, причисляя к нему не только злоупотребление любым субъективным правом, но также и злоупотребление властью.*(109)

Среди сторонников концепции злоупотребления правом также нет единомыслия в определении его правовой природы.

Одним из первых наиболее обстоятельный и аргументированный анализ конструкции злоупотребления правом дал И.А. Покровский в своей работе "Основные проблемы гражданского права".*(110) Несмотря на отраслевой характер данного исследования, выводы знаменитого дореволюционного ученого актуальны также для общей теории права и других отраслей права. Анализируя историю развития законодательства о злоупотреблении правом, автор выделяет два способа закрепления в законе рассматриваемого понятия: "Для германского закона существенным признаком понятия является субъективный умысел причинить другому вред ("осуществление права, которое может иметь своей единственною целью причинение вреда"); для Швейцарского Уложения, напротив, достаточно объективного несоответствия принципам...".*(111) В целом отрицательно относясь ко второй законодательной модели и называя ее "каучуковой", И.А. Покровский пишет, что "под это последнее понятие могут быть подводимы, например, и те случаи, когда я осуществляю свой малый интерес в ущерб вашему большему, или когда я причиняю вам вред не потому, что желаю его, а просто потому, что не обращаю на ваши интересы никакого внимания".*(112) Таким образом, "Швейцарское Уложение тем самым выводит всю область осуществления прав из-под действия юридических норм, отдавая ее под контроль некоторых внезаконных критериев".*(113) Ученый полагает, что "запрещение пользоваться своим правом без всякого интереса для себя с исключительной целью причинить вред другому столь же естественно, как запрещение умышленного правонарушения вообще", а там, где отсутствует намерение причинить зло, отпадает и всякое основание для ответственности. Автор считает, что "мы сплошь и рядом своими действиями невольно причиняем другим вред: Возложить во всех подобных случаях на меня еще обязанность действовать "разумно" и принимать во внимание чужие интересы - это значит возлагать задачу совершенно непосильную: Мы можем приветствовать, с нравственной точки зрения, поступки подобного рода, но не можем возвести их в юридическую норму, влекущую за собой обязанность имущественной ответственности".*(114) Таким образом, И.А. Покровский выступал сторонником узкого понимания злоупотребления правом. Современное гражданское законодательство пошло по иному пути, поскольку помимо "шиканы" устанавливается запрет злоупотребления правом в иных формах; кроме того, не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке (п. 1 ст. 10 ГК РФ).

Л. Эннекцерус считал, что "запрещено не всякое осуществление права, причиняющее вред другому. Без нанесения вреда другим лицам при осуществлении некоторых прав нельзя обойтись, если вообще их осуществлять. Недостаточно также, чтобы осуществление права имело целью причинить вред. Требуется большее: из обстоятельств дела должно вытекать, что осуществление права для лица, совершающего данное действие, не может иметь никакой другой цели, чем причинение вреда...".*(115)

А.А. Малиновский полагал, что "злоупотребление правом есть такая форма осуществления права в противоречии с его назначением, посредством которой субъект причиняет вред другим участникам общественных отношений: Причинение вреда при осуществлении права в соответствии с его назначением не должно рассматриваться как злоупотребление правом".*(116)

Наиболее отчетливо этот подход проявляется в конкурентном праве. "В конкурентной борьбе должен действовать принцип недопустимости злоупотребления правом, - пишет С.А. Паращук, - так как сама по себе конкуренция является правомерной и соответствует естественному экономическому развитию общества. Если предприниматель в процессе конкурентной борьбы причиняет вред конкурентам посредством использования достижений науки и техники, умения вести дело, т.е. добросовестной конкуренции, то такое причинение вреда не является противоправным, так как основывается на использовании права свободной конкуренции".*(117)

Аналогичное понимание злоупотребления правом встречается и в процессуальном праве. В частности, отмечается, что "взыскание компенсации за потерю времени (санкция за злоупотребление правом. - А.Ю.), как представляется, может иметь место в случаях, когда лицо не преследует цели получения судебной защиты, а действует исключительно во вред другой стороне".*(118) И.А. Приходько пишет, что "ответчик не обязан заботиться о комфортности процесса для истца".*(119) Так, абсурдно было бы обвинять истца в том, что он, выиграв процесс за счет своей активности, лучшей подготовленности, более качественного представительства, причинил ответчику вред. Хотя формально ответчик и претерпел от действий истца, однако этот мнимый вред был следствием правомерного поведения истца в рамках его субъективного права.

Всяческой поддержки заслуживает концепция злоупотребления правом, предложенная В.П. Грибановым. Он объясняет явление злоупотребления правом через анализ соотношения "между поведением, составляющим содержание субъективного права, и поведением, составляющим содержание осуществления права".*(120) Последнее характеризуется им как соотношение между возможностью и действительностью, объективным и субъективным, как соотношение общего типа поведения и конкретных форм его проявления в условиях данного случая, а также как соотношение между правом в статическом состоянии и правом в динамическом процессе его реализации.*(121)

По мнению ученого, злоупотребление правом - это формы его реализации, выходящие за пределы, установленные законом. К числу таких пределов автор относит субъектные границы (определенный субъект), временные границы (сроки осуществления прав), назначение прав, способы осуществления прав и средства его принудительной реализации. Однако "не всякий выход управомоченного за пределы осуществления права есть злоупотребление правом...". Для установления злоупотребления необходим анализ двух критериев поведения - объективного (установление соответствия поведения субъектов права тому, которое предписано законом) и субъективного (наличие вины в поведении субъекта). При обращении к первому критерию В.П. Грибанов вводит понятие "противоправность злоупотребления правом", под которым понимает "использование управомоченным лицом недозволенных конкретных форм поведения в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения". При анализе субъективного критерия ученый не исключает совершение рассматриваемых действий с двумя формами вины: с виной в форме умысла или в форме неосторожности. В итоге злоупотребление правом определяется как "особый тип гражданского правонарушения, совершаемого уполномоченным лицом при осуществлении принадлежащего ему права, связанный с использованием недозволенных конкретных форм в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения".*(122)

"Злоупотребляет процессуальным правом тот, - отмечает Ж. Сталев, - кто пользуется им, хотя считает, что его не существует или что, по крайней мере, не существует материального права, защиты которого он ищет".*(123)

Впоследствии в науке укоренилось представление о злоупотреблении правом как об осуществлении права с превышением его пределов. Так, А.П. Сергеев пишет о злоупотреблении правом как об особом гражданском правонарушении в виде действий субъектов гражданских правоотношений, совершаемых "в рамках предоставленных им прав, но с нарушением их пределов".*(124)

Два существенных признака злоупотребления правом были объединены в определении, предложенном А.Я. Курбатовым: "1) нарушение законных (охраняемых законом) частных и публичных интересов; 2) реализация права с выходом за его пределы, т.е. не в соответствии с объективным интересом, лежащим в его основе".*(125)

Во Франции используется конструктивное определение злоупотребления правом, в котором основной акцент делается на восстановление права, подвергшегося нарушению. В соответствии со ст. 32.1 ГПК Франции тот, кто в ходе слушания дела дает уклончивые ответы и провоцирует отсрочку слушаний, в целом злоупотребляет своими правами, подвергается наказанию в виде штрафа.*(126) Здесь применяется концепция злоупотребления правом, в соответствии с которой предел осуществления права обусловлен тем, нарушаются ли при этом права и интересы других лиц. Если права нарушаются, то необходимо оценить, являются ли такие нарушения разумными с точки зрения обычаев делового оборота и норм этики и получает ли лицо, права которого нарушены, справедливую компенсацию.*(127)

В науке предпринимались и другие попытки определения сущности злоупотребления правом. М.И. Бару понимал под злоупотреблением правом недозволенное использование своего права с внешней опорой на субъективное право.*(128) По мнению Ю.С. Васильева, "вопрос о злоупотреблении правом возникает в результате конфликта между внешне правильным использованием гражданином правовых возможностей и в сущности аморальным, антиобщественным поведением лица".*(129) В.И. Емельянов, характеризуя сущность злоупотребления правом, отмечал, что, "употребляя" субъективное право, лицо использует его для совершения противоправного действия. Использование права в таком случае - это не осуществление права, а использование обеспеченного этим правом преимущественного положения по отношению к лицу, которому причиняется вред".*(130)

Янко Г. Янев понимал под злоупотреблением правом нарушение принципов морали и правил социалистического общежития.*(131) Если в прежнее время в таком предложении можно было усмотреть продуктивное зерно, то теперь оно вряд ли приемлемо.

Любое явление может быть охарактеризовано как социально опасное только в том случае, если оно объективно вредит складывающимся в обществе и поддерживаемым правом общественным отношениям. Такое явление должно либо непосредственно причинять урон общественно-социальным связям, либо порождать опасность причинения такого урона.

Вредоносно ли с этой точки зрения злоупотребление субъективным гражданским процессуальным правом? Полагаем, что да.

Еще в начале прошлого века обсуждался вопрос о том, имеет ли "недобросовестность право на существование в гражданском процессе"?*(132) Сторонники положительного ответа на данный вопрос полагали, что если участники гражданского процесса могут свободно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами, то почему они не могут свободно избирать варианты защиты своих нарушенных прав, предъявляя иски к обязанным лицам либо защищаясь от таких исков в положении ответчиков? В частности, в поддержку такого мнения выступил немецкий процессуалист Рихард Шмидт: "Мы по большей части имеем дело не с хладнокровным и намеренным искажением фактов, а только со стремлением иной раз путем фантазии восполнить пробел в деле или с результатом неправильного представления об обстоятельствах дела".*(133)

Представитель противоположной точки зрения берлинский профессор Гельвиг полагал, что тяжущийся не имеет права делать заведомо ложные заявления или ссылаться на заведомо ложные факты, а также отвергать факты, приводимые другой стороной, и требовать их проверки, если другой стороне известна правильность этих утверждений и обстоятельств.*(134)

Дискуссия на эту тему завершилась признанием того, что "борьба с недобросовестностью возможна и при состязательном начале, что она не нарушает свободы тяжущихся, если, конечно, не разуметь под этою свободою что-то безграничное, безбрежное, не знающее никакой меры".*(135) Было отмечено, что составители Устава гражданского судопроизводства "не признавали этой свободы в смысле безграничного, беспредельного произвола сторон говорить и действовать на суде...".*(136)

Очевидно, что означенное противоречие носило лишь видимый характер. Искусственное противопоставление принципа состязательности и требования добросовестности участников гражданского процесса основывалось на неверном толковании положений норм закона. Состязательность и добросовестность - это самостоятельные начала гражданского процесса, отражающие содержание субъективных прав лиц, участвующих в деле, а также границы осуществления этих прав. Возможность состязаться в процессе дана лицам не для получения неосновательного превосходства друг над другом, а для защиты своих действительных прав и охраняемых законом интересов.

К сожалению, и в настоящее время некоторые исследователи пытаются обосновать правомерность и допустимость злоупотребления правом. Так, В.А. Белов, описывая весьма распространенное в практике судов общей юрисдикции и арбитражных судов злоупотребление правом в виде искусственного занижения цены исковых требований с целью получения отсрочки в уплате государственной пошлины,*(137) с юридической стороны верно характеризует данное поведение как правонарушение. Однако в дальнейшем он приходит к парадоксальному выводу об оправданности таких действий со стороны истца, поскольку "состав государственных услуг, необходимых для судебной защиты прав, нисколько не зависит от суммы заявленного требования".*(138)

Полагаем, что сама по себе злонамеренность действий истца, направленность его умысла на нарушение процессуальных норм не может быть оправдана рассуждениями о безвредности его поступка. Как верно отмечала Р.Ф. Каллистратова, в практике судов "принято мириться с бытующим представлением о том, что процессуальной морали не существует, любое поведение в процессе допустимо, что нельзя признать отвечающим духу проводимой судебной реформы".*(139)

Вопрос допустимости злоупотребления правом находится на стыке морали и права. С нравственно-этической точки зрения злоупотребление правом приемлемо настолько, насколько с позиций норм официальной и неофициальной морали осуждаемо стремление лица путем обмана заполучить материальные или иные блага, которые ему не принадлежат. В целом, за исключением отдельных случаев, связанных с личностью ответчика и характером заявленных требований, такое поведение будет признано морально осуждаемым. Поскольку право призвано вытеснять из общественной жизни все негативные и отрицательные явления, то и с юридической стороны поведение лица, поступающего подобным образом, также следует считать противоправным.

Вредоносность злоупотребления субъективным процессуальным правом производна от вредоносности гражданского процессуального правонарушения,*(140) которое посягает на интересы правосудия и препятствует нормальному порядку осуществления гражданского судопроизводства. Еще в начале XX в. Н. Розин писал, что "в стремлении сделать органы правосудия орудиями неосновательных претензий или фактической лжи заключается бесстыдное посягательство на судебную власть, ее "одурачение" ".*(141) В.В. Бутнев понимал под объектом гражданского процессуального правонарушения "гражданские процессуальные правоотношения, установленный законом порядок осуществления правосудия по гражданским делам".*(142)

А.А. Малиновский подчеркивал, что "вред, причиненный в результате осуществления субъективного права, надо рассматривать в качестве одного из обязательных признаков злоупотребления правом".*(143) Как отмечалось выше, вред, причиненный злоупотреблением правом, должен явиться следствием намеренных действий лица, направленных на причинение вреда.

Важно отметить, что вред может выражаться не только в реальных потерях лица, но и в угрозе наступления вредных последствий. Интересным представляется вывод О.А. Поротиковой о квалификации в качестве злоупотреблений субъективным гражданским правом тех ситуаций, когда "вредоносный результат еще не наступил, но ненадлежащее осуществление права создало все условия для его наступления. В частности, когда реализация права носит длящийся характер".*(144) Полагаем, что такой подход вполне может быть использован и в гражданском процессе. Однако зачастую суд не обсуждает вопрос о привлечении к ответственности лица, злоупотребляющего процессуальным правом, опасаясь жалоб с его стороны, вероятность удовлетворения которых достаточно велика (при крайне расплывчатом и умозрительном содержании ст. 99 ГПК), а пострадавшее лицо, удовлетворенное общим результатом процесса, не настаивает на постановке такого вопроса.

Злоупотребление процессуальным правом причиняет вред общественным отношениям, возникающим в ходе отправления правосудия по гражданским делам. Правосудие по гражданским делам имеет затратный характер и требует для своего функционирования значительных денежных вложений. Государство берет на себя бoльшую часть расходов по содержанию системы правосудия. Но частично затраты на деятельность "судебной машины" в конкретном гражданском процессе несут непосредственно тяжущиеся. Поэтому любое нецелевое, неэкономичное или затратное использование процессуальных ресурсов объективно вредоносно.

Можно говорить о двух объектах посягательства: общем, или обязательном (интересы правосудия по гражданским делам), и дополнительном, или факультативном (права и интересы лиц, участвующих в деле). Дуализм объекта гражданского процессуального нарушения является его имманентным свойством. Иными словами, посягательство на основной объект как правило невозможно без посягательства на дополнительный. Материальные и процессуальные интересы участников процесса, опосредованные через руководящую роль суда в гражданском процессе, настолько тесно переплетены, что покушение на один из них отразится на всех.

Вред, причиненный злоупотреблением правом, проявляется в негативных экономических, организационных, идеологических и личных последствиях.

Экономический вред выражается в денежных потерях суда и лиц, участвующих в деле. Сегодня никто не знает, во сколько государству обходится рассмотрение дел, которые возникли вследствие злоупотребления правом на предъявление иска либо продолжались в результате недобросовестных действий участников спора. Такие подсчеты просто не ведутся. В настоящее время большинство юридических лиц являются частными компаниями; своими недобросовестными действиями они, в конечном счете, причиняют вред своим собственным интересам. В период же существования административно-командной экономики, как отмечал И.М. Зайцев, материальный ущерб, причиняемый сутяжничеством, слагался из средств, израсходованных предприятиями на уплату госпошлины, оплату командировочных представителям, и достигал для отдельных предприятий несколько тысяч рублей ежегодно.*(145) Для противодействия данным явлениям ученый полагал "справедливым расходы, понесенные предприятиями в результате сутяжничества, взыскивать с соответствующих работников по искам прокуроров в порядке гражданского судопроизводства".*(146) Полагаем, что для участников процесса, являющихся публично-правовыми образованиями или имеющих государственную (муниципальную) форму собственности, данное положение сохраняет свою актуальность и на сегодняшний день.

В одной из газетных публикаций, посвященных явно абсурдной практике взимания мизерных налогов с предпринимателей в судебном порядке, сделан интересный подсчет.*(147) Оказывается, чтобы "отвоевать" у налогоплательщика 25 руб., государство должно потратить 1 619,9 руб. (в эту сумму входят зарплаты налогового инспектора, судьи и судебного пристава, судебные расходы, затраты на бумагу и переписку). Невольно вспоминается высказывание Рудольфа Иеринга: человек, у которого "упал талер в воду, не употребит двух для того, чтобы его вытащить".*(148)

Мы не можем согласиться с мнением В.В. Бутнева, полагавшего, что размер ущерба при нарушении процессуальной нормы "как правило не поддается точной оценке и не влияет на меру ответственности, а потому не подлежит доказыванию".*(149) По нашему мнению, для денежных потерь, вызванных недобросовестным процессуальным поведением, применим гражданско-правовой термин "убытки" (ст. 15 ГК РФ). Как известно, понятие "убытки" включает в себя реальный ущерб, а также упущенную выгоду.

В реальный ущерб государства включаются:

1) связанные с функционированием судов расходы, которые понесло государство и которые не включены в состав судебных издержек. Не секрет, что суммы государственной пошлины и издержек, связанных с рассмотрением дела, не компенсируют в полном объеме затраты на содержание судебных учреждений (выплата заработной платы судьям, аренда зданий судов, канцелярские расходы, содержание аппарата судов и другие необходимые расходы), тем более, что от уплаты судебных расходов освобожден достаточно широкий круг лиц;

2) судебные расходы, которые отнесены на счет федерального бюджета, и от уплаты которых лицо освобождено (ст. 103 ГПК);

3) суммы, которые будут присуждены с государства в пользу недобросовестного лица, если принятие ошибочного судебного акта стало возможным вследствие допущенного таким лицом злоупотребления процессуальными правами. Так, в п. 1 Постановления N 9 Пленума Верховного Суда СССР от 21 июня 1985 г. "О судебной практике по делам об установлении фактов, имеющих юридическое значение" высшая судебная инстанция страны ориентировала нижестоящие суды на то, чтобы "пресекать попытки отдельных лиц использовать судебный порядок установления фактов в целях последующего неправомерного получения льгот и иных имущественных выгод";

4) суммы, которые государству придется выплатить в порядке возмещения вреда, причиненного лицу незаконным судебным актом, принятым в результате действий (бездействия) недобросовестного лица, допустившего злоупотребление правом (ст. 1070 ГК РФ).

В реальный ущерб лиц, участвующих в деле, входят:

1) судебные расходы, которые понесло добросовестное лицо в виде уплаты судебных издержек;

2) судебные расходы, понесенные лицами, участвующими в деле, в связи с восстановлением прав, нарушенных недобросовестностью другой стороны; это могут быть расходы, понесенные в связи с обжалованием ошибочного судебного акта, а также расходы, понесенные в новом судебном процессе, вызванном допущенным злоупотреблением (например, при рассмотрении иска о возмещении убытков, причиненных злоупотреблением правами при рассмотрении гражданского дела);

3) суммы, которые будут присуждены с лиц, участвующих в деле, в пользу недобросовестного лица, если принятие ошибочного судебного акта стало возможным вследствие допущенного таким лицом злоупотребления процессуальными правами. Возмещение подобных убытков возможно лишь после отмены ошибочного судебного акта в форме поворота исполнения судебного решения (ст. 443 ГПК).

В общий реальный ущерб государства и лиц, участвующих в деле, могут быть включены все расходы, которые будут присуждены с недобросовестного лица в пользу других участников процесса либо в доход федерального бюджета, но которые не будут им выплачены ни в добровольном порядке, ни в порядке принудительного исполнения.

Убытки в виде упущенной выгоды возможны только для лиц, участвующих в деле. Они могут выражаться в следующих формах.

1) Фактическая потеря времени лицом, участвующим в деле. Отнесение данных затрат к убыткам поддерживается представителями науки и практики. В одном из комментариев к ГПК РСФСР указывалось, что действия, перечисленные в диспозиции ст. 92 ГПК, "ведут... к причинению имущественного вреда".*(150) В обзоре судебной практики по гражданским делам было отмечено, что сторона "фактически теряет рабочее время и из-за этого несет убытки".*(151) В настоящее время это единственная форма возмещения убытков (компенсации) добросовестному лицу.

2) Неполученные доходы, которые лицо, участвующее в деле, получило бы от использования денежных сумм или имущества, не присужденных ему с недобросовестного лица, при обычных условиях гражданского оборота. Примеры гражданских дел, в которых злоупотребление одной стороны влечет убытки в виде упущенной выгоды для другой, встречаются еще в дореволюционной литературе. Так, в "подкрепление встречного иска была сделана ссылка на свидетеля, жившего в осажденном в то время Порт-Артуре. Истец, конечно, покончил дело по миролюбивому соглашению с ответчиком. Бывают и такие случаи, что истец немедленно признает совершенно вымышленный встречный иск, просит сделать зачет претензий. Ему выгоднее потерять на этом небольшую сумму, лишь бы поскорее получить исполнительный лист по своей справедливой претензии".*(152) Несмотря на то что инициатива по завершению процесса принадлежала истцу, очевидно, что его действия носили вынужденный характер. В обоих случаях истец лишился того, на что вправе был рассчитывать.

3) Неполученные доходы, которые лицо, участвующее в деле, получило бы от использования денежных сумм или имущества, присужденных с него в пользу недобросовестного лица, при обычных условиях гражданского оборота (естественно, что судебный акт о присуждении должен быть уже отменен). Суммы, о которых идет речь, не обязательно должны быть присуждены в пользу недобросовестного лица, они могут быть переданы в его пользу и по другому основанию. Например, если ответчик вносит на счет суда денежную сумму взамен примененных мер по обеспечению иска (ч. 2 ст. 143 ГПК), а в дальнейшем при отказе в иске констатируется недобросовестность истца, ответчик вправе потребовать возмещения ему убытков в виде упущенной выгоды.

Полагаем, что понятие "убытки", а также их виды и правила возмещения должны быть включены в гражданское процессуальное законодательство.

О. Садиков писал, что наличие вреда как прямого имущественного ущерба не должно быть необходимым условием применения ст. 10 ГК РФ. Вред должен включать в себя не только имущественные потери, но и все другие неблагоприятные последствия (создание опасной ситуации, нарушение общественного интереса).*(153) Вред, причиняемый злоупотреблением процессуальным правом, не ограничивается экономическими издержками.

Организационные последствия - это вред, причиняемый недобросовестным лицом нормальному развитию и функционированию гражданских процессуальных правоотношений, выражающийся в напрасном расходовании процессуальных ресурсов на установление заведомо несуществующих для лица фактов, на исследование подложных доказательств, направление извещений и вызовов, изготовление процессуальных документов и пр. Отрицательные организационные последствия выражаются в недостижении основных задач гражданского судопроизводства (ст. 2 ГПК).

В перечисленных выше случаях "судебная машина" работает вхолостую. С помощью процессуальных институтов недобросовестные участники процесса пытаются достичь своих корыстных и сутяжнических целей. Время, затраченное на рассмотрение "пустого" дела, вполне могло быть использовано для более вдумчивого подхода к "настоящему" делу, которому объективно уделяется меньше времени и внимания.

Вред, причиненный организации правосудия по гражданским делам, нельзя исчислять только в экономическом эквиваленте, заменяя его возмещением убытков. Лицо, злоупотребляющее своим процессуальным правом, должно осознавать, что оно совершает не гражданско-правовой деликт, последствия которого могут быть компенсированы имущественным предоставлением, а посягает на интересы института государственной власти, вторгается в сферу публичного правопорядка.

Идеологические последствия злоупотребления правом заключаются в утрате судом авторитета как органа правосудия. Суд, рассматривающий беспредметные иски или бесконечно откладывающий заседания из-за неявок ответчика, умышленно затягивающего рассмотрение дела, производит отрицательное впечатление на участников процесса своей беспомощностью и неспособностью противостоять таким проявлениям. Это лишает судебную деятельность воспитательного компонента и порождает сомнения, неверие в силу и авторитет суда.

Личный вред, причиняемый злоупотреблением гражданским процессуальным субъективным правом, состоит в моральных переживаниях лица, участвующего в деле, потерпевшего от недобросовестной стороны. Этот вред усиливается, если суд не сможет сразу разобраться в подлинных взаимоотношениях сторон и отсрочит вынесение решения или определения на долгий срок; если удовлетворит необоснованный иск или пойдет на поводу у недобросовестного ответчика.

Истец может испытывать моральные страдания в случае, если ответчик путем различных злоупотреблений правом будет всячески оттягивать принятие решения по делу или иным образом препятствовать установлению истины в правосудии.

Гражданские процессуальные нормы нацелены не только на защиту прав истцов от всевозможных нарушений, но и на предотвращение необоснованных исков или отказ в их удовлетворении. Суд защищает права лица не только тогда, когда присуждает ответчика к совершению каких-либо действий, но и когда отказывает в удовлетворении необоснованного иска, тем самым "реабилитируя" ответчика, субъективные права которого были поставлены под сомнение.

В науке возник вопрос, можно ли само участие в гражданском процессе рассматривать как негативное для ответчика явление? Говоря об институте отказа истца от иска, юрист дореволюционной эпохи Б.В. Попов писал, что "ответчику может быть дорога не столько материальная ценность процесса, сколько идеальная сторона вопроса: а именно, чтобы его правота была признана и объявлена всенародно в решении суда".*(154) Противоположной позиции придерживался Т.М. Яблочков, который полагал, что "гражданский спор нисколько не опорочивает ответчика - даже правого, а потому "идеальные интересы" его весьма сомнительны. "Реабилитация" ответчиков и удовлетворение их нравственных интересов не входит в задачи суда. (Дай Бог, чтобы судоговорение восстанавливало материальные интересы, куда уж думать о каких-то нравственных интересах!) Да ответчик и "реабилитирован" достаточно самим отказом истца (в обоих случаях курсив Т.М. Яблочкова. - А.Ю.) от продолжения дела, и это его должно больше удовлетворять: суд может еще ошибаться, а здесь сама заинтересованная сторона всенародно сечет себя...".*(155)

В современной прессе встречается любопытный пример, который показывает, что приобретение статуса ответчика может быть далеко не так безобидно, как кажется на первый взгляд. Газета "Кузнецкий рабочий" подготовила проведение акции под названием "Риэлтор - я тебя знаю!". Цель акции - назвать фамилии черных маклеров из конкретных риэлторских фирм, чтобы любой горожанин знал, с кем категорически противопоказано иметь дело в случае купли-продажи своего жилья. Одним из критериев попадания в список недобросовестных риэлторов является участие лица в скандальных судебных процессах в качестве ответчика.*(156) Не может не настораживать субъективизм и неопределенность критериев формирования подобного "реестра", фигуранты которого имеют весомые шансы добиться успеха в споре с печатным изданием только уже в качестве истцов.

Абсолютно справедливое суждение было высказано Г.З. Климовой в связи с исследованием теоретического аспекта проблем правовой реабилитации: "Ментальность российских граждан такова, что один только вызов в суд по повестке в качестве ответчика означает для них "привлечение к суду", и в народе часто не делают различий между уголовным и гражданским судебным разбирательством, для большинства людей это тяжелое моральное испытание. Что же тогда чувствует человек, которого незаслуженно признали должником и взыскали с него имущество?" - задается вопросом автор.*(157)

Полагаем, что недобросовестное предъявление иска существенно вредит правам и охраняемым законом интересам ответчика, который оказывается вынужденным совершать необходимые процессуальные действия (обращаться к услугам адвоката, являться в суд, давать объяснения, собирать и представлять доказательства и пр.), сопряженные как правило с имущественными затратами. Ответчик может испытывать нравственные страдания и переживания, поскольку обстановка судебного разбирательства, зачастую сопровождаемая необоснованными обвинениями и склоками, является весьма конфликтной. Несправедливое обвинение, содержащееся в иске, также способно уязвить ответчика, причинив ему психологическую травму.

Ошибочное, несправедливое судебное постановление помимо экономических издержек, рассмотренных нами выше, способно доставить правой стороне нравственные переживания, утрату веры в справедливость и т.д. Последствия такого судебного постановления можно сравнить с привлечением невиновного к уголовной ответственности либо, наоборот, с оправданием преступника.

В связи с изложенным в целях внедрения гражданско-правовых конструкций в гражданское процессуальное право полагаем возможным и целесообразным допустить компенсацию морального вреда за допущенное злоупотребление процессуальным правом, причинившее вред пострадавшему лицу.

Последствия злоупотреблений процессуальным правом могут быть прямыми и косвенными. Прямые последствия наступают непосредственно в ходе рассмотрения гражданского дела, а косвенные уже за пределами процесса. Иногда они могут быть самыми непредсказуемыми. Так, по поводу весьма распространенных сегодня недобросовестных корпоративных войн корреспондент одной из газет пишет: "Нередко после таких судебных рассмотрений на заводах и фабриках возникает "кровавое" двоевластие, которое переходит в настоящую уголовщину".*(158)

Таким образом, вредоносность злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом заключается в отрицательных для правосудия и участников гражданского процесса экономических, организационных, идеологических и личных последствиях недобросовестности лица (прямых или косвенных).

Злоупотребление субъективным гражданским процессуальным правом, причиняя вред гражданским процессуальным правоотношениям, является по своей природе действием (бездействием) противоправным, т.е. совершаемым вопреки требованиям правовых норм.

Прежде всего, противоправность свидетельствует о том, что данное деяние нарушает нормы объективного права. Я. Янев в качестве одного из признаков злоупотребления правом рассматривал такое осуществление субъективных прав, которое еще не нарушает конкретной, специальной правовой нормы с конкретным составом, конкретным содержанием, находящейся вне общей принципиальной правовой нормы, отказывающей в охране и защите действий, которые превышают пределы осуществления этих прав, - нормы, запрещающей злоупотребление этими правами.*(159)

Норма об ответственности за злоупотребление субъективным гражданским процессуальным правом расположена в общих положениях ГПК, в главе седьмой о судебных расходах (ст. 99). Это означает, что данная процессуальная норма применима ко всем видам судопроизводства, за исключением дел об ограничении или лишении гражданина дееспособности, дел о восстановлении утраченного судебного производства, поскольку ответственность за злоупотребление правом в этих категориях дел устанавливается в специальных нормах (ч. 2 ст. 284, ч. 2 ст. 319 ГПК). Норма ст. 99 ГПК распространяется также на пересмотр судебных постановлений во всех инстанциях.

Включение рассматриваемой процессуальной нормы в состав главы о судебных расходах, отнесение ее к судебным издержкам, связанным с рассмотрением дела (ст. 94 ГПК), крайне непоследовательны. Такой вариант законодательной регламентации искажает функциональное назначение рассматриваемых выплат, поскольку причисляет их к судебным расходам только по формальному признаку. Законодатель игнорирует содержащийся в норме ст. 99 ГПК элемент ответственности за допущенное процессуальное правонарушение. Положения ст. 99 ГПК являются структурной частью правовой нормы ч. 1 ст. 35 ГПК и представляют собой санкцию за неисполнение обязанности быть добросовестным в гражданском процессе.

Кроме того, процессуальный закон, отрицательно относясь к всякого рода тактическим "хитростям", фактически интуитивно противодействует злоупотреблению правом. Так, например, лицу запрещается представление дополнительных доказательств в суд второй инстанции (за исключением апелляционного производства), если оно не сможет обосновать невозможность их представления в суд первой инстанции.

Гражданское процессуальное законодательство нуждается в четкой регламентации общего понятия злоупотребления правом, его признаков, отдельных составов злоупотребления, понятия и мер процессуальной ответственности за недобросовестность, условий ее применения. Существующий уровень правового регулирования рассматриваемых отношений является неудовлетворительным, поскольку многие вопросы остаются неразрешенными. Большинство понятий, описывающих деликтное процессуальное поведение, носят оценочный характер ("добросовестность", "неосновательность" иска, "систематическое противодействие" и т.д.) До тех пор, пока составы злоупотреблений правом не будут детализированы в законе для целей правоприменения, позитивная практика использования ст. 99 ГПК будет отсутствовать.

На наш взгляд, наиболее оптимальным было бы создание в структуре Кодекса самостоятельной главы, посвященной гражданским процессуальным правонарушениям в целом, а также описанию признаков злоупотребления правом и ответственности за его совершение в частности.

Противоправность злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом выражается также в его направленности против интересов правосудия и субъективных прав иных участников процесса.

Злоупотребление правом возможно только там, где наличествует само субъективное право. О.А. Поротикова полагает, что субъектом злоупотребления правом "может быть только управомоченное лицо. Заблуждение лица относительно наличия или содержания какого-либо правомочия, а также явное отсутствие у него субъективного права служит основанием для квалификации его поведения как обычного правонарушения".*(160) Если субъекту не принадлежит определенное право или он является носителем юридической обязанности, о злоупотреблении правом не может быть и речи. Например, истцу не принадлежит право заявления отвода представителю ответчика, соответственно невозможно и подобное злоупотребление. Должностное лицо по делам, возникающим из публичных правоотношений, обязано явиться в суд, если его явка была признана судом обязательной (ч. 4 ст. 246 ГПК). Неявка лица должна расцениваться не как злоупотребление правом, а как неисполнение процессуальной обязанности.

Совокупность всех субъективных гражданских процессуальных прав лиц, участвующих в деле, может быть охарактеризована как право на спор. И.М. Резниченко абсолютно справедливо признает за сторонами гражданского процесса право спорить, которое означает "и право истца требовать по иску, и право ответчика не признавать иск, обосновывать требования и возражения фактами, а факты - доказательствами, вести активную процессуальную деятельность в защиту своих прав и интересов".*(161) Все разновидности злоупотреблений процессуальными правами представляют собой неисполнение обязанности быть добросовестным, где средством нарушения обязанности выступает искажение права спорить в гражданском процессе.

Поскольку любое субъективное право имеет строго выраженное целевое назначение, отклонение от цели, заданной субъективным правом, является злоупотреблением правом. Еще в начале XX в. А.Н. Гедда, раскрывая сущность злоупотребления правом, писал, что процессуальные действия тяжущегося, "предусмотренные в уставе гражданского судопроизводства, совершенно в иных целях и по иным соображениям, применяются в громадном большинстве случаев для достижения совершенно противоположных целей, ничего общего с правдою, действительностью и настоящими интересами и отношениями сторон не имеющих, и предпринимаются только потому, что тяжущийся путем подобных процессуальных возможностей, процессуальных комбинаций может легко достичь вышеуказанных результатов, стеснить противника и создать судебную волокиту, ему выгодную".*(162) В приведенном определении акцент правильно ставится на нарушение истинного предназначения процессуальных норм и институтов. Например, совершенно очевидно, что цель заявления ходатайства об истребовании доказательств заключается в получении доказательства, подтверждающего требования или возражения лица, а не в затягивании производства по делу.

Нельзя говорить о злоупотреблении правом, когда субъективное гражданское процессуальное право содержит несколько возможных целей и лицо стремится достигнуть одну из них. Например, лицо вправе ходатайствовать об отложении судебного заседания не только для получения дополнительных доказательств, но и когда имеются другие уважительные причины, делающие невозможным рассмотрение дела в данном судебном заседании.

Злоупотребление правом возможно только в том случае, когда лицо обладало реальной возможностью распорядиться этим правом. Например, не требует доказательств положение, согласно которому все лица, участвующие в деле, имеют право на подачу кассационной жалобы, однако распорядиться данным правом они могут только в течение десяти дней после принятия судом первой инстанции решения в окончательной форме. Соответственно до и после этого момента злоупотребление правом на подачу жалобы невозможно (за исключением случая, когда лицо недобросовестно ходатайствует о восстановлении срока на подачу жалобы) в связи с отсутствием самого субъективного права.

Лицо, осуществляющее свое право, должно находиться с судом в гражданских процессуальных правоотношениях. Злоупотребить правом можно, будучи только субъектом конкретного процессуального правоотношения. Например, нельзя расценивать как злоупотребление процессуальным правом поведение ответчика, который в момент рассмотрения дела, желая подвигнуть истца к отказу от иска или к заключению мирового соглашения, навязал ему ряд невыгодных соглашений, используя свое доминирующее положение на рынке. В данном случае имело место злоупотребление субъективным гражданским правом (абз. 2 ч. 1 ст. 10 ГК РФ).

О злоупотреблении правом и последствиях такого злоупотребления, главным из которых является возможность суда использовать принудительные меры, направленные на предотвращение правонарушения, можно говорить лишь тогда, когда лицо нарушило обязанность быть добросовестным в гражданском процессе. До этого времени вопрос о применении мер ответственности за злоупотребление правом не может быть поставлен. Лицо имеет возможность реализовать принадлежащее ему право и другими способами, не переступая запрета злоупотребления им. Например, предъявление нечетко сформулированных исковых требований может являться не способом злоупотребления правом, направленным на введение в заблуждение суд и ответчика, а следствием юридической неграмотности истца.

Злоупотребление субъективным процессуальным правом возможно лишь в случае, когда лицо реализует принадлежащие ему субъективные права по собственной инициативе, добиваясь определенных целей. В случае если совершение процессуальных действий в конкретной форме предписано судом, злоупотребление правом невозможно.

Поскольку злоупотребление правом в гражданском процессе нарушает норму гражданского процессуального права, а также посягает на интересы правосудия и права других участников гражданского процесса, его можно охарактеризовать как особый вид гражданского процессуального правонарушения, обладающий общими признаками гражданского процессуального правонарушения, но вместе с тем отличающийся известной спецификой. Злоупотребление процессуальными правами небезвредно для других участников процесса: оно отрицательно сказывается на их процессуальных правах.

Следовательно, это процессуальное действие (бездействие) по своей природе есть действие противоправное.

Процессуальная недобросовестность выступает как особый вид правонарушения, поскольку при его оценке (в отличие от других процессуальных правонарушений) на первое место выступают факультативные признаки объективной и субъективной стороны состава правонарушения. Факультативным признаком объективной стороны является способ совершения правонарушения (использование субъективного права), а факультативным признаком субъективной стороны - цель правонарушения (употребление права во зло).

Злоупотребление процессуальными правами - это не только особый, но и основной вид гражданских процессуальных правонарушений. Выше мы уже подчеркивали, что обязанность быть добросовестным в гражданском процессе носит универсальный характер, а значит, рассматриваемое правонарушение чрезвычайно распространено.

Следовательно, злоупотребление правом в гражданском процессе есть противоправное, вредоносное процессуальное действие (бездействие) недобросовестного управомоченного лица, направленное против интересов правосудия и процессуальных прав других участников процесса, представляющее собою особую разновидность гражданского процессуального правонарушения.

Универсальным и наиболее главным признаком злоупотребления правом в гражданском процессе, на наш взгляд, является сообщение суду неправды. "Fraus et jus nunquam cohabitant" ("Обман и правосудие никогда не совмещаются").*(163) Анализ любого процессуального злоупотребления показывает, что в его основе лежит доведение до суда информации, не соответствующей действительности. Такое сообщение не обязательно может быть сделано в форме прямого изложения не соответствующих действительности фактов, это могут быть и иные приемы в виде демонстрации, отрицания фактов, введения суда в заблуждение, перевода спора в другую плоскость и т.д.

Однако изложенное отношение ко лжи в гражданском процессе не столь однозначно. "Ложь безнравственна, это ни в ком не будит сомнений, - пишет Н. Розин, - но из ее безнравственности еще не вытекает ее противоправность, а тем более ее наказуемость". Ученый полагает, что "в задачу суда не входит исследование того, насколько указания той или другой стороны отвечают действительности. Каждая из них, в ее собственных интересах, должна обставить свое дело наиболее серьезно...".*(164) Можно согласиться с тем, что проверка соответствия утверждений сторон действительности не является основной задачей суда, однако индифферентное отношение органа правосудия к лживым высказываниям лиц представляется неприемлемой и социально опасной идеей.

В основе любого судебного дела лежит спор о праве между сторонами, т.е. разногласие по вопросам наличия, отсутствия или содержания субъективных прав, которыми обладают или стремятся обладать спорящие стороны. Конечно, не совсем верно понимать под этим выражением чисто юридические или схоластические разногласия об обладании правом в отрыве от тех выгод, которые проистекают из такого обладания.

В идеале суд как орган, уполномоченный на толкование и применение правовых норм к индивидуальным жизненным случаям, призван выявить содержание нормы права и распространить ее действие на конкретные правовые отношения сторон. Не умаляя всей сложности толкования права и выяснения его подлинного содержания, все же отметим, что выполнение данной задачи значительно проще, чем реализация другой судебной функции, а именно установления взаимоотношений тяжущихся на основе имеющихся в деле доказательств.

Решение вопросов факта - более трудоемкая для суда задача, и именно здесь происходит подавляющее большинство злоупотреблений процессуальными правами. Недобросовестные участники процесса охотнее вводят суд в заблуждение относительно фактических обстоятельств дела, нежели относительно правовой квалификации спорных правоотношений. Сообщая суду неправду (или полуправду), лица, участвующие в деле, крайне затрудняют возможность установления истинных обстоятельств дела. Кроме того, такая неправда (или полуправда), исходящая от сторон, имеет зачастую противоположный характер. В итоге суд вынужден обращаться к содержанию иных доказательств, что существенно увеличивает срок производства по делу. Вполне объективное и оправданное неверие суда объяснениям сторон приводит к ситуации, когда судьба процесса по конкретному делу зависит от "бездушных" документов, которые позволяют установить формальную, лишь условно объективную истину. Например, когда истцу и ответчику прекрасно известно о заключенном между ними договоре займа, потеря истцом расписки позволяет недобросовестному ответчику ссылаться на отсутствие такого договора и выиграть дело.

Если в гражданском процессе полностью исключить фактор лукавства одной или двух сторон спора, то лица, имея полное согласие друг с другом по обстоятельствам дела, будут спорить только об их правовой квалификации, что позволит говорить о гражданском судопроизводстве как о юридически рафинированном явлении и позволит добиться значительной оптимизации процесса по конкретному делу. Как замечал А.Н. Гедда, "добросовестный человек, знающий законы, понимающий их, знакомый с процессом, и сам сумеет разобраться, на чьей стороне правда и право, и не пойдет в суд ни в качестве истца с заведомо неправильными требованиями, ни в качестве ответчика с такими же возражениями против правильного иска. Он идет в суд лишь в том случае, если он не понимает, где право и правда, если материальный закон ему не ясен, если он добросовестно толкует его иначе, чем принято и чем следует. Такие случаи, однако, редки",*(165) - заключает автор.

Правомерное возникновение гражданского процесса возможно лишь в случае добросовестного заблуждения одной из сторон в отношении имеющихся доказательств и законов, подлежащих применению. Например, истец добросовестно полагает, что доказательства, подтверждающие его требования, сохранились в наличии или ответчик не станет оспаривать своей задолженности; истец ошибочно признает юридическое значение за обстоятельствами дела, которые на самом деле не обладают таковым значением (например, устный договор о продаже дома); истец не учитывает встречных возражений ответчика (например, заявления о применении пропуска срока исковой давности). Во всех перечисленных случаях добросовестное заблуждение лиц не затрагивает обстоятельств (существа) дела, а относится к сопутствующим элементам процесса (доказательствам и праву, подлежащему применению).

Исключение возможно лишь в случае, когда лица добросовестно заблуждаются в отношении целей, умысла и намерений противоположной стороны, т.е. всего того, что составляет субъективную сторону дела. Неудивительно, что сторона может по-разному оценивать одни и те же волеизъявления своего оппонента (например, в действительности вред был причинен по неосторожности, а потерпевший настаивает, что причинитель действовал намеренно, или умышленно).

Добросовестное заблуждение в отношении обстоятельств дела возможно также в случае, когда лицо, выступающее в процессе и инициировавшее обращение в суд, не принимало личного участия в правоотношениях, являющихся предметом судебного исследования. Это возможно как в силу причин юридического свойства (например, правопреемник, вступающий в процесс, слабо или неверно осведомлен об обстоятельствах дела с участием правопредшественника), так и по обстоятельствам личного характера (например, события развивались с участием юридического лица, которое возглавлял ныне не работающий директор).

Выстроенная нами модель гражданского судопроизводства имеет чисто умозрительный характер и на практике встречается нечасто, в том числе вследствие различных злоупотреблений процессуальными правами, допускаемых участниками процесса. Она наиболее распространена при рассмотрении дел в арбитражных судах, поскольку для предпринимательской деятельности характерна строгая документированность всех отношений; отсутствие таковой фактически приравнивается к проигрышу дела заинтересованной стороной. Формализация отношений спорящих сторон резко сокращает число разногласий по обстоятельствам дела.

Для всякого злоупотребления правом характерна искусственность или действие лишь с видимостью права, а на самом деле неправомерное. Данный признак сопровождает злоупотребление субъективными правами любой отраслевой принадлежности. Так, если рассматривать заключение мнимой или притворной сделки как злоупотребление правом на совершение любых, не противоречащих закону, сделок (ст. 18 ГК РФ), то видно, что мнимая сделка совершается лишь для вида, без намерения создать правовые последствия, аналогично и притворная сделка совершается с целью прикрыть другую сделку (ст. 170 ГК РФ). При квалификации действий, создающих препятствия доступу на рынок (выходу с рынка), в качестве монополистической деятельности следует учитывать их искусственный (внеэкономический) характер и противоправную сущность.*(166)

В гражданском процессе злоупотребление субъективным процессуальным правом также является имитацией действительного осуществления права. Недоучет этого фактора ведет к нивелированию понятия "злоупотребление правом" в научной литературе. Так, в частности, указывается, что "неявка лица в судебное заседание, если суд не признал его явку обязательной, непредставление им доказательств, если суд их не истребовал, не является ни злоупотреблением правом, ни невыполнением процессуальной обязанности, поскольку право лица действовать подобным образом вытекает из принципа диспозитивности. В состязательном процессе лицо, участвующее в деле, вправе выбирать как активный, так и пассивный способ защиты своих интересов. Интересам лица может соответствовать, в частности, резервирование своей материально-правовой и процессуальной позиции по спору или вопросу и подтверждающих ее доказательств на определенной или во всех стадиях процесса, в частности, в зависимости от хода и исхода других дел, которые могут повлиять на судьбу данного дела".*(167) При прочих равных условиях перечисленные ситуации действительно нельзя расценивать как злоупотребление правом, поскольку лица не несут соответствующих процессуальных обязанностей, однако, если будет установлено, что описанное поведение было направлено на затягивание процесса, срыв судебного заседания, вынесение неправильного решения, то такие действия необходимо рассматривать как злоупотребление правом.

Таким образом, отличительной чертой злоупотребления правом выступает его внешняя похожесть на правомерное поведение.

Злоупотребление субъективным гражданским процессуальным правом может выражаться в активных процессуальных действиях, а также в процессуальном бездействии, которые формально отвечают требованиям норм гражданского процессуального права, но на самом деле совершаются с выходом за пределы субъективных прав управомоченного лица.

Представляется ошибочным высказанное в гражданско-правовой науке мнение о том, что при бездействии лица (т.е. в случае отказа от осуществления права) "нет возможности причинить вред посредством права, то есть невозможно злоупотребление".*(168) В условиях органической связи субъективных гражданских процессуальных прав и обязанностей лиц при процессуальном бездействии недобросовестное лицо не совершает активных процессуальных действий, намереваясь тем самым достичь определенных противоправных целей (например, не является в судебное заседание, оставляя суд и других участников процесса в неведении относительно своего отсутствия, не доказывает оснований своих требований или возражений и пр.).

Между совершенными процессуальными действиями и наступившими последствиями должна иметься причинно-следственная связь, т.е. совершенное злоупотребление должно с необходимостью повлечь за собой вредоносный результат. Как правило установление причинно-следственной связи при оценке гражданских процессуальных нарушений не вызывает серьезных трудностей. Это связано с тем, что процессуальные правонарушения происходят либо непосредственно при слушании дела (нарушение порядка, неявка лица и т.д.), либо отражаются в письменных документах, исходящих от участника процесса (подача кассационной жалобы неустановленной формы или с пропуском срока на обжалование).

В ряде случаев установление причинно-следственной связи превращается в весьма трудоемкую задачу, поскольку в результирующую процессуальной деятельности входит деятельность не только правонарушителя, но и суда, а также остальных участников процесса.*(169) Суд может корректировать действия правонарушителя, дезавуировать наступление негативных последствий. Суд имеет в своем распоряжении достаточно процессуальных средств, чтобы разорвать цепочку причинно-следственной связи, не допустив причинения вреда (например, не удовлетворять заведомо необоснованные ходатайства ответчика, рассмотреть дело при неявке ответчика без уважительных причин, оставить иск без рассмотрения при повторной неявке истца и т.д.). Суд может способствовать как увеличению, так и уменьшению вреда от процессуального нарушения.

Таким образом, динамику развития причинно-следственной связи всегда требуется рассматривать в контексте деятельности суда, оценивая, насколько правомерным и адекватным было его поведение в ответ на неправомерные и неадекватные действия недобросовестного субъекта. Если суд пошел на поводу у лица, не проявил должной воли и способствовал увеличению вреда, то нельзя однозначно говорить о прямой причинно-следственной связи поведения недобросовестного лица с последствиями его действий, поскольку они также явились следствием неисполнения судом обязанностей по пресечению процессуальных правонарушений.

Прямая причинно-следственная связь возможна, когда при безупречном поведении суда действия сторон неизбежно привели к противоправному результату. Так, если в основу вынесенного судебного акта были положены сфальсифицированные доказательства, и суд при помощи имеющихся средств не имел возможности установить их недостоверность, то причинно-следственная связь между действиями субъекта (представление поддельных документов) и результатом (неправосудное решение) очевидна.

Особенностью обнаружения причинно-следственной связи при оценке действий лица в качестве злоупотребления правом является установление заведомости процессуальных действий (бездействия) субъекта, повлекших за собой негативные последствия. Сами по себе процессуальные действия, обусловившие внешне даже негативное влияние на гражданский процесс, не могут рассматриваться как действия, совершенные недобросовестно. Вопрос о причинно-следственной связи возникает только на почве твердо установленной виновности лица в процессуальном правонарушении.

При анализе объективной стороны злоупотребления правом в гражданском процессе особое значение приобретает способ совершения правонарушения, а именно ненадлежащая реализация лицом своего субъективного гражданского процессуального права. Здесь происходит слияние объективного и субъективного начал в оценке злоупотребления правом. Недобросовестное лицо при помощи имеющегося у него субъективного права направляет свое поведение на достижение осуждаемых целей.

При оценке случаев злоупотребления правом суд должен учитывать и иные признаки, способные повлиять на юридическую характеристику рассматриваемого процессуального деликта. Так, опасность злоупотребления правом может варьироваться от незначительной до весьма опасной. В связи с этим И.М. Зайцев писал, что "злостность... правонарушения определяется характером или повторяемостью сутяжнических действий, либо особой значительностью причиняемого ими материального ущерба".*(170) Суд также может учесть такой признак злоупотребления правом, как его неоднократность в ходе производства по одному гражданскому делу.

Анализ злоупотребления процессуальным правом невозможен в отрыве от решения вопроса о виновности недобросовестного лица. Данный вид процессуального правонарушения характеризуется тем, что без установления вины участника гражданского процесса в виде умысла или неосторожности нельзя вести речь о совершении рассматриваемого правонарушения.

Некоторые ученые полагали, что вина не является обязательным условием привлечения лица к гражданской процессуальной ответственности. Вина гражданина в неисполнении процессуальной обязанности презюмируется судом. Так, в случае неявки свидетеля суд лишь предполагает причины неявки и штрафует его. В дальнейшем свидетель может просить суд об уменьшении или сложении штрафа.*(171) Полагаем, что приведенный пример свидетельствует лишь об отложении вопроса о вине свидетеля на более позднее время, когда он подаст соответствующее заявление. Анализ иных процессуальных нарушений говорит о необходимости учета вины субъекта в совершенном правонарушении.

Поведение лица, участвующего в деле, характеризуется умыслом, когда он осознает противоправность совершаемых им действий по реализации субъективного процессуального права, предвидит возможность наступления негативных последствий и желает наступления вредоносного результата в сфере гражданского судопроизводства (прямой умысел), либо сознательно допускает его наступление, или относится к совершаемым им действиям безразлично (косвенный умысел). При описании признаков злоупотребления правом ГПК использует термин "заведомость", акцентируя внимание на предумышленном поведении субъекта, злоупотребляющего субъективным правом (ст. 99, ч. 2 ст. 284 ГПК). В уголовно-правовой литературе отмечается, что "заведомость - это не самостоятельный элемент психической деятельности человека, а особый технический прием (законодателя. - А.Ю.) применяемый для характеристики субъективной стороны преступления. Он означает способ указания в законе на то, что субъект при совершении деяния достоверно знал о наличии тех или иных обстоятельств, имеющих существенное значение для квалификации преступления или назначения наказания".*(172) Злоупотребления правом, совершаемые лицом с заведомым осознанием и убеждением в их противоправности, преследуют вполне конкретные цели и как правило хорошо планируются. Подавляющее большинство злоупотреблений правом совершаются умышленно.

Буквальное значение термина "злоупотребление правом" свидетельствует об осуществлении права во зло, т.е. с умыслом. Казалось бы, что во всех остальных случаях должна иметь место процессуальная добросовестность, исключающая злонамеренность лица, а, следовательно, и всякую процессуальную ответственность. Мнения правоведов на этот счет разделились.

Ряд ученых полагают, что субъективная сторона злоупотребления правом характеризуется виной в форме умысла. Еще в 1917 г. Е.В. Васьковский писал, что "предъявить иск и вести любой процесс может каждое правоспособное лицо, совершенно независимо от того, убеждено ли оно в своей правоте или сознает неосновательность иска";*(173) точно так же любое лицо может пользоваться всеми принадлежащими ему процессуальными правами, хотя бы оно "вполне понимало правоту другой стороны".*(174) Такое положение, по мнению ученого, открывает "широкий простор для злоупотребления процессуальными правами".*(175) Как верно отмечает М.А. Гурвич, "сама по себе гражданско-правовая необоснованность иска неспособна служить признаком злоупотребления правом на его предъявление. Лицо, честно выступающее с ошибочным предположением, что оно путем иска добивается защиты своего права, не может рассматриваться как действующее недобросовестно. Но если лицо, предъявляющее иск, знает (курсив Гурвича. - А.Ю.), что ему отыскиваемое право не принадлежит, если, например, предъявляется иск о платеже уже погашенного платежом требования в расчете на утерю ответчиком расписки, то, спрашивается, может ли быть истинная цель такого иска иная, чем добиться неправосудного решения путем "затемнения"... обстоятельств дела, добиться решения, которое противоречит законной цели процесса...".*(176) Применительно к арбитражному процессу, анализируя проблему борьбы с сутяжничеством, И.М. Зайцев писал, что "с субъективной стороны сутяжничество представляет виновное (умышленное), неправомерное поведение представителей предприятий".*(177) И.В. Решетникова также считает, что действия (бездействие) по злоупотреблению правом должны носить умышленный характер.*(178) Предполагается, что иной подход представлял бы собой объективное вменение.*(179) В связи с этим была подвергнута критике позиция З.Ф. Ковриги, писавшей о таком основании уголовной процессуальной ответственности (наряду с виновностью субъекта), как объективно противоправные действия.*(180) Говоря о гражданском праве, В.В. Бутнев отмечал, что "безвиновную" гражданско-правовую ответственность вряд ли стоит распространять на процессуальное право.*(181)

Другие авторы полагают, что злоупотребление правом возможно и в форме неосторожной вины. Так, в римском праве ответчик мог предъявить к истцу иск о сутяжничестве не только в случае недобросовестности истца, но даже если он начал процесс легкомысленно.*(182) А. Лукьянцев и Т. Яценко считают, что шикана всегда совершается с прямым умыслом, а злоупотребление правом в иных формах может быть совершено как с косвенным умыслом, так и по неосторожности.*(183) С.А. Паращук, анализируя понятие "недобросовестная конкуренция", пишет, что "данное правонарушение может иметь своей целью получение собственных преимуществ в предпринимательской деятельности с помощью неправомерных методов и средств, но без намерения причинить кому-либо вред и без осознания противоправности своих действий. И поэтому виновное поведение правонарушителя может быть выражено как в форме умысла, так и неосторожности".*(184) О.А. Поротикова отмечает, что "неосторожное причинение вреда в рамках осуществления лицом принадлежащего ему гражданского права должно дополнительно оцениваться судом: В этой связи суд должен исключить при квалификации злоупотребления правом ситуации, при которых причиненный вред является следствием обычной эксплуатации вещи и должен расцениваться как разумно-терпимый".*(185)

Невыясненным остается вопрос о возможности совершения процессуального правонарушения в виде злоупотребления правом по неосторожности. Полагаем, что возможна ситуация, при которой злоупотребление правом совершается по неосторожности. Как известно, неосторожная вина в совершении гражданского процессуального нарушения может быть выражена в форме легкомыслия или небрежности.

При легкомыслии (самонадеянности) лицо, участвующее в деле, предвидит возможность наступления негативных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывает на предотвращение этих последствий. Например, лицо сомневается в обоснованности исковых требований, предвидит, что суд скорее всего постановит решение об отказе в иске, но тем не менее заявляет исковые требования в расчете на нерасторопность ответчика, на отсутствие у него необходимых доказательств.

Неосторожность в виде небрежности имеет место, когда лицо, участвующее в деле, хотя и не предвидит неблагоприятные последствия своего противоправного поведения, но по обстоятельствам дела могло и должно было их предвидеть и предотвратить. Процессуальная небрежность как правило представляет собой неумышленное ненадлежащее использование своих субъективных процессуальных прав. Например, при подготовке дела ответчик не представляет истцу своих возражений не с целью затянуть процесс или сокрыть свою позицию по делу, а в силу своей неорганизованности, забывчивости, отсутствии интереса к делу и т.п.

Приведенные примеры "неосторожных" злоупотреблений субъективным гражданским процессуальным правом показывают, что поведение лица не направлено непосредственно на причинение вреда интересам правосудия или участникам судопроизводства, однако пассивность, инертность, отсутствие подлинного юридического интереса субъекта к процессу обусловливают наступление вредоносных результатов в виде отрыва от работы или занятий других участников процесса, необоснованных затрат процессуальных ресурсов суда и т.д. Провозглашенный нами выше принцип активного использования процессуального права предполагает, что лица, участвующие в деле, не обязываются к активным действиям, однако их бездействие либо одномоментные действия (например, подача иска "на авось"), не подкрепляемые дальнейшим исполнением процессуальных обязанностей, не должны создавать помех гражданскому судопроизводству и затруднять реализацию субъективных прав другими лицами.

Можно также говорить о существовании мнимых злоупотреблений процессуальным правом. Большинство злоупотреблений являются реальными, так как совершающее их лицо осознает или должно осознавать характер своих действий и преследует вполне определенные цели. При мнимых злоупотреблениях субъект лишь полагает, что совершает злоупотребление, хотя на самом деле его действия (бездействие) являются вполне допустимыми либо не могут привести к наступлению тех последствий, которых добивается лицо. Так, например, в одной газетной публикации о споре между двумя хозяйственными обществами указывалось, что "по ходатайству строительной компании... заседание суда было отложено в связи с отсутствием ее представителя. По информации "Самарского обозрения", если решение не будет принято до 22 ноября, ответчик сможет требовать прекращения судебного разбирательства за истечением срока давности".*(186) Мы не будем вдаваться в детали разрешаемого спора, однако очевидно, что срок давности был прерван предъявлением иска в установленном порядке, поэтому никакие ухищрения ответчика (в том числе неявка его представителя) не способны возобновить течение этого срока.

Анализ двух форм вины, с которыми совершается злоупотребление правом, свидетельствует, что главенствующее значение при оценке виновности отводится такому признаку психической деятельности лица, как знание (или осведомленность) о противоправности собственного поведения. "Actus non facit ream, nisi mens sit rea" ("Действие не делает виновным, если не виновен разум").*(187) Наиболее рельефно критерий "знания" проявляется при умышленной форме вины, когда субъект демонстрирует активное знание, направленное на достижение вредоносного результата. Лицо полностью отдает себе отчет в собственных действиях, мотивация его поведения не допускает двусмысленности. При неосторожности знание субъекта характеризуется либо недостаточностью (предвидит, но рассчитывает на предотвращение), либо неоправданным отсутствием (не предвидел, хотя должен был предвидеть).

Ж. Сталев, характеризуя злоупотребление процессуальным правом по ГПК НРБ, отмечал, что незнание отсутствия права (материального или процессуального) исключает недобросовестность.*(188) В науке гражданского права субъективному критерию при оценке злоупотребления правом также придается основополагающее значение. "Нельзя злоупотреблять своим правом, не зная об этом, - пишет В.П. Грибанов. - Случайное причинение вреда другому лицу при осуществлении своего права не есть причинение вреда "во зло", не есть, следовательно, и злоупотребление правом. Равным образом, если лицо не знало, и по обстоятельствам дела не могло, и не должно было знать, что осуществляет свое право с недозволенной целью, избирает запрещенный законом способ его осуществления либо выходит за пределы предоставленных ему средств защиты, - налицо противоправное поведение, однако и здесь нет оснований для признания злоупотребления правом".*(189)

Именно по критерию осознанности поведения виновно совершенные злоупотребления процессуальным правом необходимо отличать от невиновного поведения участника гражданского процесса, поскольку формальное наличие в действиях лица признаков злоупотребления правом еще не позволяет сделать окончательный вывод о противоправности его действий без оценки вины лица. В гражданском процессе вполне возможны ситуации, когда поведение субъекта, внешне схожее со злоупотреблением процессуальными правами, на самом деле совершено им невиновно. Например, неявка в суд может быть вызвана объективными причинами, которые лицо не могло и не должно было предвидеть; непредставление доказательства явилось следствием его утраты; неоднократное изменение исковых требований обусловливается действительным изменением представлений лица о принадлежащем ему праве и вполне соответствует его объективным интересам и т.д.

Как уже отмечалось, при оценке злоупотребления правом ведущее место отводится такому факультативному признаку субъективной стороны состава гражданского процессуального правонарушения, как цель. Это связано с уже рассмотренной выше жесткой целевой детерминированностью всех субъективных гражданских процессуальных прав.

В уголовном праве цель преступления - это "идеальная (мысленная) модель будущего желаемого результата, к причинению которого стремится правонарушитель посредством совершения преступления".*(190) Цель совершения гражданских процессуальных нарушений может быть различной: получение благоприятного для себя решения любой ценой; затягивание производства по делу; уклонение от исполнения решения суда и др. В ряде случаев категория "цели" непосредственно включена в состав процессуальной нормы. Так, в ч. 3 ст. 68 ГПК РФ прямо указывается, что "если у суда имеются сомнения в том, что признание совершено в целях сокрытия действительных обстоятельств дела или под влиянием обмана, насилия, угрозы, добросовестного заблуждения, суд не принимает признание".

Каждый раз при оценке злоупотребления правом необходимо выяснить, на что рассчитывало лицо, избирая тот или иной вариант поведения. Целевые установки субъекта могут быть совершенно различными, но если они были продиктованы позитивными фактическими и юридическими интересами лица и при этом был избран правовой способ их реализации, мы говорим о добросовестности участника гражданского процесса. В случае, если цели лица обусловлены негативными, не охраняемыми законом интересами, и для их достижения субъект избрал незаконные или внешне законные способы реализации права, он признается действующим недобросовестно. Например, истец, подавая заведомо для него неосновательный иск, знает о его неправомерности, но желает доставить неудобства ответчику, оторвать его от работы или обычных занятий, может быть, свести с ним личные счеты; ответчик, знающий об обоснованности заявленного требования, тем не менее хочет всячески оттянуть момент вынесения невыгодного для себя решения, используя при этом разные неблаговидные способы; истец обращается с иском к ответчику, зная об уже вынесенном решении по их спору, но рассчитывая на то, что суд может постановить выгодное для него противоположное решение.

Все злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом по цели, преследуемой субъектом, в соответствии с принятой в материальном праве классификацией можно подразделить на осуществление права исключительно с намерением причинить вред другому лицу (суду и (или) участникам процесса), так называемая процессуальная шикана, а также злоупотребление правом в иных формах.

Процессуальная шикана представляет собой осуществление права исключительно с намерением причинить вред другому лицу. В литературе отмечалось, что "шикану можно рассматривать и как обязательство из причинения вреда".*(191) Рассматриваемый вид злоупотребления правом совершается только с прямым умыслом и является наиболее вредоносной формой процессуальных деликтов. Например, недобросовестный истец предъявляет иск к ответчику исключительно с целью причинить вред деловой репутации последнего, заставив его "побегать" по судам, защищаясь от надуманных обвинений. Шикану можно охарактеризовать как квалифицированный состав обычного злоупотребления правом.

Злоупотребление правом в иных формах - это осуществление права с превышением установленных законом пределов, направленное на получение каких-либо благ и преимуществ, при котором причинение вреда является не единственной целью субъекта (косвенный умысел), либо без намерения причинить вред (неосторожная форма вины). Наиболее распространенным в гражданском процессуальном праве является злоупотребление правом, совершаемое с косвенным умыслом, когда лицо преследует двойную цель: причинить вред другим лицам, одновременно став обладателем определенных благ.

В ряде случаев при оценке поведения лица суд должен учитывать эмоции, под воздействием которых находится лицо. Это связано с тем, что причиной совершения ряда гражданских процессуальных нарушений является имманентная конфликтность гражданского судопроизводства, в котором перекрещиваются личные и материальные интересы участников процесса. Ложь противоположной стороны, представление сфальсифицированных доказательств, явно несправедливый судебный акт и другие обстоятельства могут спровоцировать лицо на совершение ответных противоправных действий.

Наличие определенных эмоциональных состояний исключает квалификацию действий лица как злоупотребление правом. Например, И.М. Резниченко приводит интересные случаи, кода лицом движут чувства, которые вряд ли можно отнести к предосудительным: "Ответчик безответно любит истицу и признает ее необоснованный иск об установлении отцовства. Истец отказывается от иска о взыскании займа из жалости к ответчику. Истец, возмущенный неблагодарностью приемной дочери, возбудившей дело о признании удочерения недействительным, признает этот иск. Истица с негодованием отказывается от иска об алиментах на ребенка после того, как ответчик заявляет, что ребенок не его".*(192) Хотя гражданское процессуальное законодательство и не оперирует таким понятием, как "аффект", эмоционально окрашенные мотивы совершения процессуальных действий не должны ускользать от внимания суда, который в таких случаях может предложить лицам более взвешенно подойти к совершению собственных процессуальных поступков.

Чтобы успешно противостоять злоупотреблению гражданскими процессуальными правами, необходимо выяснить социальные причины, истоки данного явления. Многообразие форм злоупотребления процессуальными правами обусловлено множеством причин, лежащих в их основе. Мотивы злоупотребления правом зависят от социально-экономических и административно-политических приоритетов общества в данный момент времени. Так, говоря о злоупотреблениях процессуальными правами, с которыми ранее сталкивались органы арбитража, исследователи отмечали, что "истоки сутяжничества кроются в обособленности хозрасчетных интересов предприятий, в неправильном, деляческом их понимании отдельными должностными лицами, в неумении оценивать конкретные конфликтные ситуации с принципиальных позиций хозяйственной политики Коммунистической партии и Советского правительства. В некоторых случаях сутяжничество используется для сокрытия недостатков в производственно-хозяйственной деятельности предприятий".*(193) В настоящее время, в связи с изменением экономического уклада это совершенно иные мотивы.

Мотивы злоупотребления процессуальным правом по предметному признаку можно разделить на несколько классификационных групп.

1. Основные:

1) корыстные (социальные блага):

а) юридические блага:

- материально-правовые;

- процессуальные;

б) фактические блага;

2) личные:

а) сутяжнический;

б) личная неприязнь;

в) иные.

2. Промежуточные:

1) исправление ошибки;

2) восполнение недостатков.

Мотив - это "то, что побуждает деятельность человека, ради чего она совершается".*(194) Деятельность человека не может быть безмотивной, следовательно, и процессуальные злоупотребления как разновидность поведения лиц в гражданском процессе сопровождаются конкретными мотивами, "в которых конкретизируются, "опредмечиваются" потребности" субъектов.*(195) Мотивы формируются в результате осознания лицом своих внутренних потребностей. Потребности субъекта, определяющие мотивы его деятельности, кристаллизуются в цели, которые есть "предвосхищение в мышлении результата деятельности и пути его реализации с помощью определенных средств".*(196) В случае, когда лицо, испытывая некую потребность, движимо устойчивым мотивом, намечает цели и вырабатывает программу действий, можно говорить о том, что все компоненты его психической деятельности пронизаны единым субъективным началом. Мотив служит наиболее четким выражением внутренних переживаний субъекта и поэтому включен в гипотезы и диспозиции многих правовых норм.

Совокупность взаимодействия столь сложных психологических детерминант поведения лица с точки зрения права может быть социально полезной, если она направлена на достижение благих целей, и, наоборот, противоправной, если цели, преследуемые субъектом, в случае их реализации образуют состав правонарушения. Само понятие "злоупотребления процессуальным правом" предполагает отсутствие положительных мотивов, которыми руководствовалось бы управомоченное лицо. Все они как правило социально вредны.

Мотивы злоупотребления процессуальным правом можно подразделить на: основные (1) и промежуточные (2).

1. Основные мотивы характеризуются внутренней оформленностью и законченностью побуждений субъекта, поступающего определенным образом. К ним относятся: 1) корыстный и 2) личный мотивы.

1) Наиболее распространенным является корыстный мотив (корысть понимается как "выгода" или как "материальная польза").*(197) Корысть может выражаться в получении материальной выгоды (денег, имущества, прав на имущество и т.п.) непосредственно для недобросовестного участника процесса или других лиц либо в избавлении от материальных затрат (возврат долга, передача имущества, исполнение обязательств и др.).

Следует отметить, что корысть, являясь негативным понятием, отнюдь не свидетельствует, что блага, на которые претендует недобросовестное лицо, являются незаконными или противоправными. Корысть характеризует только незаконный путь достижения указанных благ, которые в итоге также будут считаться приобретенными незаконно. При обычных условиях добросовестное лицо могло бы выступать обладателем данных благ. Например, истец может добиться вынесения благоприятного судебного решения, представляя доказательства, используя возможности, данные ему ГПК, а может преследовать эту же цель при помощи различных процессуальных уловок и приемов, т.е. злоупотребляя своим процессуальным правом.

Возможна и обратная ситуация, при которой субъект, в принципе, не мог бы стать обладателем определенных юридических и социальных преимуществ. В данном случае и способ достижения результата, и сам результат будут являться противоправными. Например, лицо осознает, что по общим правилам в условиях состязательного процесса оно никогда бы не добилось вынесения определенного решения, но при использовании различных процессуальных злоупотреблений, введя в заблуждение суд, получает благоприятное для себя решение, являющееся в целом незаконным и необоснованным.

Социальные блага и преимущества, в приобретении которых заинтересован недобросовестный субъект, можно подразделить на: a) юридические и б) фактические.

a) Юридическое благо представляет собой получаемое лицом преимущество в юридической сфере, выражающееся как в приобретении какого-либо субъективного права, так и в полном или частичном избавлении от субъективной обязанности либо от притязаний лица.

Обладание правом сулит субъекту широкие юридические возможности: право на собственные действия, право на получение результатов реализации своего правомочия, право требовать исполнения обязанности от других лиц, а также право на притязание, реализуемое в установленных формах. Для недобросовестно действующего лица судебный порядок подтверждения права более предпочтителен, чем административный, поскольку судебное решение обладает свойством общеобязательности и порядок его опровержения более сложный, чем порядок обжалования акта иного органа.

Зачастую корыстный мотив проявляется в стремлении лица освободиться от лежащей на нем юридической обязанности. Так, нередко для уменьшения размера алиментов, выплачиваемых на детей от первого брака, недобросовестное лицо просит предъявить вторую жену иск о взыскании алиментов на детей от второго брака. Как правило предъявление иска не вызвано действительной необходимостью или нуждой, поскольку ответчик добровольно представляет средства на содержание новой семьи и действует по договоренности с истцом.

Освобождение от притязаний состоит в желании ответчика путем злоупотреблений процессуальными правами добиться освобождения от требований истца. Освобождение от притязаний не обязательно должно сопровождаться освобождением ответчика от юридической обязанности. Лицо может совершать действия, направленные на создание искусственных причин приостановления или прекращения производства по делу и т.д.

Юридические блага могут быть материально-правовыми и процессуальными.

Материально-правовые блага корыстно действующего лица заключаются в получении им преимуществ в рамках гражданских, трудовых, семейных, земельных, административных, налоговых и иных правоотношений.

Предметом корыстных злоупотреблений в гражданском процессе чаще всего выступает именно материально-правовое благо, на получение которого направлены действия недобросовестного лица: кредитор заявляет требование о взыскании несуществующей задолженности либо платежа, срок по которому еще не наступил; должник пытается избежать имущественной ответственности или неосновательно снизить ее размер; мнимый потерпевший просит взыскать астрономический размер возмещения морального вреда; супруг при разводе желает получить не принадлежащее ему имущество или уклониться от возврата вещей, на которые он не имеет права; работодатель препятствует восстановлению незаконно уволенного работника; работник как слабая сторона трудового договора хочет получить с работодателя максимальную сумму; жилец, вселившийся в квартиру на время, не желает оставлять ее, доказывая ведение общего хозяйства с нанимателем и причисляя себя к членам его семьи; участник общества с ограниченной ответственностью блокирует принятие действительно важных для общества решений и т.д. Во всех перечисленных случаях лицо, обладающее определенным процессуальным статусом, пытается при помощи суда получить то, что ему не принадлежит, либо не выполнять то, что оно обязано выполнять.

Процессуальный юридический интерес лица состоит в получении определенных процессуальных благ, которые обнаруживаются практически в каждом процессуальном действии, совершаемом заинтересованными в деле лицами. Например, обеспечение доказательств по ходатайству истца дает ему возможность ссылаться на них в судебном заседании; соблюдение формы и содержания искового заявления гарантирует истцу принятие заявления к производству; возможность подачи встречного иска обеспечивает ответчику возможность защиты его материально-правовых интересов и пр.

Процессуальный интерес недобросовестно действующего лица заключается в получении процессуальных благ путем использования различных злоупотреблений процессуальными правами. Наиболее распространенным желанием лица, злоупотребляющего правом, является максимальное затягивание гражданского процесса. Как отмечала Э.М. Мурадьян, "стороне, экономически неслабой, проще оплачивать хронический судебный спор, чем допустить решение в пользу конкурента, которое повлияет на состояние дел, престиж и репутацию".*(198) Недобросовестный субъект может руководствоваться и другими противоправными мотивами - добиться постановки неправильного решения или определения об оставлении заявления без рассмотрения либо о прекращении производства по делу, вовлечь своего оппонента в непомерные судебные расходы и т.д.

б) Получение фактических благ в ходе гражданского процесса возможно в результате приобретения материальных выгод либо освобождения от обязательств лицом, которое при обычных условиях не вправе на это претендовать. Речь идет о случаях, когда гражданский процесс выступает средством получения таких выгод. Например, не желая огласки судебного процесса и подрыва репутации компании, руководство общества скорее предпочитает "откупиться" от недобросовестного истца, "бомбардирующего" компанию всевозможными надуманными исками, и приобрести у него акции либо доли уставного капитала за цену, значительно превышающую их реальную стоимость. Или, будучи не в силах противостоять процессуальным уловкам ответчика, истец скорее откажется от части требований, сохранив лишь те из них, которые подтверждаются необходимыми доказательствами и удовлетворения которых он добьется не в долгосрочной перспективе, а в обозримом будущем.

Таким образом, злоупотребление гражданским процессуальным правом совершается с корыстным мотивом, когда недобросовестное лицо, участвующее в деле, стремится получить юридические (материально-правовые или процессуальные) либо фактические блага, состоящие в приобретении имущества или прав на него (положительные блага) либо в избавлении от обязанностей (отрицательные блага).

2) Вторую группу мотивов можно условно обозначить как личные мотивы. Их возникновение целиком связывается с психической деятельностью лица, реализацией его внутренних потребностей, многие из которых с трудом поддаются объяснению. Такие мотивы являются латентными, поскольку обнаружить их бывает сложно (в отличие от корыстных мотивов, как правило лежащих на поверхности). Как показывают результаты социологических опросов, в числе мотивов предъявления и признания иска указываются следующие: "хотел помотать нервы жене и теще", "хотела, чтобы истец быстрее отвязался" и т.п.*(199)

Наименование "личные" имеет условный характер, поскольку в широком смысле любой мотив является неотъемлемым свойством личности уже по определению. Мотив не может существовать вне субъекта. Различие между первой и второй группой мотивов заключается, по нашему мнению, в том, что корыстные мотивы обращены на внешние овеществленные объекты, а личные направлены на реализацию внутренних нематериальных потребностей лица.

Личные мотивы субъекта, допускающего злоупотребление гражданским процессуальным правом, неоднородны. Среди них можно рассматривать несколько мотивационных подгрупп.

a) Сутяжнический мотив поведения лица. Интересно отметить, что по древнерусскому законодательству сутяжниками именовались стороны гражданского процесса,*(200) и в это понятие не вкладывался негативный смысл. Термин "сутяжник" использовался и дореволюционным законодательством для обозначения истца; ему также не придавалось отрицательного значения. Однако уже словарь В. Даля говорит о сутяжнике, как о вздорном, неправедном истце, охотнике "до придирчивых тяжб, исков...".*(201) В настоящее время под сутяжничеством понимается "пристрастие к тяжбам, необоснованное возбуждение обвинений против кого-либо перед судебными или административными органами".*(202) В другом определении образ действий сутяжника дополнен указанием на цель его поведения: "Судиться с целью оттягать что-нибудь, добиться для себя выгод всякими, даже неблаговидными способами".*(203) В данном значении сутяжнический мотив сопряжен с корыстным мотивом, что нередко встречается в судебной практике, однако мы рассматриваем сутяжничество как устойчивую, сложившуюся систему ценностей, потребностей и привычек субъекта. Для некоторых лиц сутяжничество - это образ жизни. Дефицит ситуаций, позволяющих таким лицам проявить свою "активность", порождает у них глубокое чувство дискомфорта и депрессии, вызывает состояние удрученности. Такое положение заставляет сутяжников провоцировать и искусственно создавать обстоятельства, в которых их наклонности могли бы реализоваться в полной мере. Не случайно сутяжники неоднократно становились героями сатирических произведений еще с древних времен. Древнегреческий драматург Аристофан в комедии "Осы" так описывает портрет сутяжника:

Молчите, если суть вам хочется узнать.

Открою вам сейчас хозяина болезнь:

Он ярый судофил, каких и в мире нет;

Он страстно любит суд и глубоко скорбит,

Когда не попадет на первую скамью.

Не может ночью он ни на волос уснуть,

А если и вздремнет немножко, все равно

Витает мысль его у водяных часов.

Держать привыкши шар, встает с постели он,

Сложив три пальца так, как будто фимиам

В день новолуния бросает на алтарь.

Увидит где-нибудь он надпись на дверях:

"Сын Пирилампа Дем - красавец", - и сейчас:

"Воронка - ты моя любовь", - добавит он.

Петух его стал петь по вечерам - и вот

Старик был убежден, что с подсудимых он

За пенье позднее, наверно, взятку взял.

Чуть ужин кончится, кричит он: "Башмаки!"

Еще не рассветет, а он уж в суд идет

И, как морской моллюск, там спит, прильнув к столбу,

По злости ставит он всем длинную черту

И возвращается, как шершень иль оса,

С ногтями, полными начинки восковой.

Боясь, что камешков не хватит на суде,

Он берег у себя морской в дому завел.

Вот мания его. Советы - ни к чему:

От них еще сильней он рвется в суд. Его

Мы держим взаперти, чтоб он не убежал.

Жестоко удручен его болезнью сын:*(204)

Высмеиванию сутяжников были посвящены и другие литературные произведения. Например, известный французский драматург Жан Расин высмеивает сутяжников в своей комедии с характерным названием "Сутяги":

Вот дело в чем: тому двадцатый год пошел,

По лугу моему прошелся раз осел,

Потраву мне чиня. О нарушеньи правил

Я к сельскому судье немедля иск направил.

Осла ж велел схватить. Был эксперт приглашен.

В две вязки сена был убыток оценен.

Проходит ровно год, и от суда решенье:

Дальнейшее пресечь тотчас же рассмотренье.

Я апеллирую. Пока разбор идет,

Наш добрый Дролишон за мой наличный счет

Улещивает их (он был всегда пройдоха), -

И иск мой выигран. Как будто бы не плохо?

Так вот, сударыня, сей злостный крючкотвор

Решает отклонить судебный приговор.

А дальше что? Пока над тяжбой я страдаю,

Противник мне на луг пускает птичью стаю.

Понятно, мною в суд тотчас сообщено,

Насколько курами зерна истреблено.

Опять вам материал к ведущемуся спору!..

И вот в конце концов назначен иск к разбору

На мая пятое, год пятьдесят шестой.

Я вновь пишу, тружусь, ущерб им числю свой,

Шлю жалобы я им, протесты, отношенья,

Расчет моих потерь, экспертов заключенья,

Приказы короля им достаю, запрет

Суда, семь описей и двадцать пять анкет,

Три протокола, шесть сличенных документов,

Счета и тридцать семь судебных прецедентов.

Все ж иск проигран мной: Издержки мне ж нести!

Их будет тысяч пять, а то и до шести.

Где ж правосудье, где? И то судом зовется?

Лет двадцать я сужусь, - мне путь лишь остается

Гражданской жалобы. Меня не побороть!

Вы тоже судитесь?

Отвечает ему не менее колоритный персонаж данной пьесы - Графиня:

Тяжбы все мои уж шли к концу,

Остались пустяки, мой сударь: иск к отцу,

Да к мужу, да процесс с детьми. Всего-то штуки

Четыре, много - пять. И вдруг: О, что за муки!

Не знаю я, к чему они прибегли тут,

На что они пошли: Но подвергает суд,

В угоду им, меня, и сыту и одету,

Судиться навсегда строжайшему запрету.*(205)

Многие особенности российской ментальности предопределены православным вероучением, оказавшим огромное мировоззренческое влияние на все стороны народной жизни в течение десяти веков и сформировавшим традиционные российские ценности. Если обратиться к догматам православной христианской традиции, то можно отметить, что она предосудительно относится к всякого рода жалобщикам и ябедам: "Ибо я опасаюсь, чтобы мне, по пришествии моем... не найти у вас раздоров, зависти, гнева, ссор, клевет, ябед, гордости, беспорядков" (2 Кор. 12, 20).*(206) В ее основе лежат идеи добра, смирения, прощения врагов: "Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу..." (Кол. 3, 13);*(207) "Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два" (Мф. 5, 39-41).*(208) Сутяжничество противопоставляется описанным нормам и никак не совместимо с ними.

Обычному российскому человеку свойственно настороженное отношение к различным официальным государственным структурам, в частности, к судам. Поэтому издавна граждане неохотно обращались в суд, предпочитая решать свои проблемы иными способами (правовыми и не правовыми). Большинство вопросов решалось без обращения в суд, ("полюбовно"). Подача искового заявления свидетельствовала о наивысшей точке накала конфликта, об исчерпании всех имеющихся средств урегулирования спора. Обращение в суд одной из сторон спора сразу переводит отношения лиц в официальную сферу и означает, что всякое межличностное общение будет навсегда или надолго прервано. Даже мировое соглашение, заключаемое сторонами, зачастую, является мировым лишь по названию, а на самом деле это вынужденный компромисс, на который стороны идут, понимая нереальность удовлетворения своих требований в полном объеме, либо опасаясь проиграть дело, либо не желая обременять себя дальнейшими процессуальными издержками.

В конце 1980-х - начале 90-х гг. изменился весь строй общественно-политической жизни. Серьезные изменения претерпели политическая, экономическая, социальная, правоохранительная системы общества, что не могло не отразиться на структуре и характере гражданских дел, рассматриваемых судами. Граждане стали обладателями не только новых правовых возможностей, но и носителями новых юридических обязанностей. Произошло расширение доступа к правосудию, возросло количество органов и учреждений, оказывающих юридические услуги, повысилась правовая информированность населения, существенно увеличилось число принимаемых правовых актов и т.д.

В формировании правосознания российских граждан не последнюю роль играет тенденция к заимствованию западных ценностей, когда многие, игнорируя российскую самобытность, начинают проверять свою жизнь на соответствие западным образцам и стандартам. Американскому образу жизни органически присуща привычка судиться, когда лица, сталкиваясь с реальным или даже мнимым нарушением своих прав, обращаются в суд по самому малозначительному поводу (и обычно с неизменным успехом). Фундамент такого правопорядка покоится на традиционных ценностях англосаксонской правовой системы (среди которых важное место занимает примат процессуального права над правом материальным) и объясняется национальным менталитетом и социально-экономическими причинами.

Веяния времени несколько поколебали российскую тенденцию "нелюбви" к судам, но ее влияние далеко не преодолено. Как отмечала Н.А. Чечина, "в переломный период развития нашего общества, при переходе от социализма к капитализму, в общественном правосознании произошли существенные изменения, которые явились источником формирования негативного отношения большей части общества к закону, суду и судебным актам".*(209) Это подтверждается и общим настроем публицистических статей,*(210) и данными социологических исследований. Так, недавно проведенный социологический опрос показал, что доверяют суду всего 17,1% опрошенных (они согласились с высказыванием, что "теперь гражданин может прийти в суд и защитить свои права, найти справедливость"); 78,6% респондентов "не хотят обращаться в суд, поскольку не рассчитывают найти там справедливость"; 75,0% полагают, что "у нас в судах часто выигрывает дело тот, кто больше заплатит"; 72,2% показали, что они "не хотят обращаться в суд, поскольку слишком дороги неофициальные затраты"; 64,8% опрошенных считают, что "очень часто какой-нибудь начальник может побудить судью принять нужное решение"; 39,2% граждан думают, что "у нас судьи обладают такой неприкосновенностью, что они могут творить что угодно и совершенно безнаказанно"; небольшая группа (23,2%) отметила, что "судьи слишком неквалифицированы, чтобы грамотно решать дела". Похожие цифры были получены при опросе, проведенном среди предпринимателей.*(211) Поэтому неслучайно в общих положениях Гражданского процессуального и Арбитражного процессуального кодексов ставится задача формирования уважительного отношения к закону и суду (ст. 2 ГПК РФ; п. 5 ст. 2 АПК РФ).

Можно констатировать, что обращение в суд даже с законными требованиями не свойственно российскому человеку, предпочитающему различными способами уклониться от судебных процедур и формальностей, т.е. в целом сутяжничество не характерно для российского менталитета.

Однако нельзя игнорировать и другую важную особенность российского менталитета: принципиальность, стремление к истине, в негативном смысле - "правдоискательство", заставляющее гражданина обивать пороги судебных учреждений, пытаясь восстановить справедливость (зачастую даже по самому незначительному поводу).

Возвращаясь к описанию сутяжнического мотива, отметим, что сутяжник, обращаясь в суд, преследует свои личные, эгоистичные цели. В действительности он юридически не заинтересован в исходе процесса и в ряде случаев даже выигрыш дела не способен принести ему удовлетворения, поскольку сутяжник судится ради самого процесса, а не ради его результата. Движущим мотивом сутяжника служит его внутренняя ущербность, и в этом смысле судебный процесс выполняет компенсационную функцию, заставляя окружающих обратить внимание на его личность, на какое-то время позволяет ему почувствовать себя хозяином положения.

Сутяжничество как негативное социальное явление не остается неизменным, оно приобретает новые формы, не оставаясь равнодушным к веяниям времени. Сутяжничество вырвалось за пределы "коммунальной кухни": в судебной практике последних лет уже нередки случаи, когда в качестве ответчиков указываются высшие должностные лица нашего или зарубежных государств (президенты, премьер-министры и пр.) либо называются астрономические суммы исковых требований (в несколько миллионов долларов и более). Такой подход призван эпатировать общественность, он придает сутяжнику уверенность в своих силах, повышает его авторитет в собственных глазах.

Размах сутяжничества и его конкретные проявления определяются также личностью самого сутяжника, его эрудированностью и начитанностью. Если ранее были более распространены обращения в Конституционный Суд Российской Федерации, являющийся, по мнению несведущих лиц, высшим судебным органом страны, то в настоящее время в связи с популяризацией международно-правовых средств защиты на первое место выступил Европейский суд по правам человека, куда зачастую с поводом и без повода обращаются российские граждане. Сутяжники как правило обладают некоторыми юридическими познаниями, носящими отрывочный и несистематизированный характер, почерпнутыми ими из газет или телепередач и толкуемыми совершенно произвольно в свою пользу. Такие лица ведут обширную переписку со всевозможными органами и организациями. У них на руках имеется солидный пакет документов, пополняемый ими в ходе происходящей тяжбы. Как правило сутяжническое поведение свойственно лицам, не имеющим постоянных занятий и стремящимся заполнить свободное время деятельностью подобного рода.

Но итог активной деятельности сутяжника закономерен и печален. Запутавшись в своих тяжбах, проигрывая их одну за другой, неся материальные затраты, такой человек испытывает глубокий внутренний дискомфорт и социальную отчужденность.

Я убежден вполне.

Но дело бросить вам все ж лучше, - верьте мне!

Напрасно проучить обоих вы стремитесь:

Скорее, чем они, покоя вы лишитесь.

Вы на три четверти уже разорены;

Лишь исками мешки у вас нагружены",*(212)

дает совет сутяжникам французский драматург Жан Расин.

В самых крайних формах сутяжничество проявляется как вид психического заболевания. Отечественной и зарубежной психиатрии известен так называемый бред сутяжничества, или кверулянтский бред. В международной классификации психических заболеваний он отнесен к группе хронических бредовых расстройств. Под кверулянтством понимается "сутяжническая деятельность, постоянная борьба за свои якобы попранные права или ущемленные кем-то интересы посредством бесконечных жалоб и писем во всевозможные инстанции, судебных исков и оспаривания любых принятых по этим искам решений".*(213) Данное заболевание описывается "как сверхценные, затем систематизированные бредовые идеи при доминировании представлений об ущемлении их личных интересов: Вначале внешние логичность изложения, убедительность доводов и правдоподобность доказательств вызывают доверие и сочувствие окружающих. Больные приобретают защитников и последователей, однако со временем абсурдность утверждений и поведения приводят к изоляции их в обществе. Постепенно они могут превращаться в "преследуемых преследователей", обвиняя не удовлетворяющих их претензии в сговоре, присвоении себе их заслуг и т.д.".*(214) В другом руководстве по психиатрии указывается, что "больные с такого рода бредом втягиваются в развернутую компанию обвинений и жалоб, направленных против властей: затевают целый ряд судебных разбирательств, участвуют в бесконечных судебных процессах, причем во время слушания дела порой приходят в ярость и угрожают судьям".*(215) В отличие от бытового сутяжничества, описанного нами выше, сутяжничество как болезнь обнажает все самые неприглядные черты данного явления. Больной становится полностью поглощенным идеей нарушения своих прав. Причем сюжеты для своих измышлений лицо находит буквально на пустом месте. Т.В. Печерникова на основании прослеженного материала (60 испытуемых, прошедших экспертизу в Институте им. Сербского), пишет: "Сутяжные домогательства отличаются широким размахом, множественностью фактов и людей, вовлекаемых в события, отсутствием разграничения всего подмеченного по тяжести. В состоянии таких больных всегда имеется определенная система взглядов, параноидная интерпретация, своеобразная (болезненная) логичность в выводах... У таких больных, на первый взгляд, имеется связь их переживаний с реальными травмирующими ситуационными моментами, конкретность домогательств при сравнительно упорядоченном поведении больных, что нередко создает впечатление реальности их притязаний и поступков... Однако обращает на себя внимание стойкость сутяжничества, непоколебимая вера в правоту своих притязаний, охваченность ситуацией, что заставляет думать о болезненных явлениях, лежащих в основе этих состояний".*(216) Рассматриваемое заболевание имеет ярко выраженный социальный характер, поскольку больной вовлекает в свою деятельность органы государственной власти и других лиц. Болезнь не ограничивается рамками межличностных отношений, когда дискомфорт от поведения больного испытывают только его близкие люди. Лицо, страдающее сутяжно-паранойяльным синдромом, требует от органов власти принятия конкретных мер и привлечения к ответственности отдельных лиц. Это обусловливает важность скорейшего реагирования на активность больных со стороны уполномоченных субъектов. Орган опеки и попечительства, психиатрическое и психоневрологическое учреждение могут обратиться в суд с заявлением о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства (п. 2 ст. 281 ГПК). Основанием для признания гражданина недееспособным является его неспособность понимать значения своих действий или руководить ими (п. 1 ст. 29 ГК РФ). В специальной литературе отмечается, что "оценка клинической сущности сутяжных проявлений, степени их выраженности и, следовательно, решение вопросов вменяемости вызывает, как правило, большие экспертные трудности".*(217) Указывается, что "при наличии (у лиц, страдающих подобным заболеванием. - А.Ю.) сверхценного характера переживаний вопросы вменяемости должны решаться индивидуально с учетом как степени охваченности сутяжной деятельностью, способности коррегировать свое поведение, реальности домогательств, так и сохранности критической возможности больных, способности их оценить сложившуюся ситуацию в целом".*(218) Экспертное освидетельствование и признание лица недееспособным окажет влияние только на правовой статус больного, но не скорректирует его поведение в нужном направлении. Однако соответствующие органы получат эффективное правовое средство борьбы с сутяжническими проявлениями, поскольку недееспособность гражданина в случае его обращения с исками будет служить основанием к возврату заявления (подп. 3 п. 1 ст. 135 ГПК) или, если дело было начато, к оставлению заявления без рассмотрения (абз. 3 ст. 222 ГПК).

При рассмотрении сутяжнического мотива (обычного и в болезненной форме) возникает вопрос: что служит причиной подобного поведения? Выше мы отмечали, что цели сутяжника носят сугубо эгоистичный характер: таким способом он удовлетворяет свои внутренние потребности. Вероятно, на определенном этапе сутяжнические проявления перерастают уже в болезненное состояние. Психиатрии удалось установить, что "большую роль в возникновении сутяжничества у психопатов играют психогенные травмы. Так, сутяжные проявления развиваются сразу после психогенной травмы и носят на первых этапах сверхценный характер. В дальнейшем они сравнительно нередко, по мере разрешения конфликтной ситуации, подвергаются обратному развитию. Однако в ряде случаев, обычно в силу действия дополнительных психотравмирующих обстоятельств, сверхценные образования фиксируются и перерастают в сутяжно-паранойяльные переживания".*(219) Таким образом, пусковым механизмом сутяжнического синдрома является ситуация, оказавшая травмирующее воздействие на психику субъекта. Это могут быть негативные события в сфере судебной деятельности, оставившие неизгладимый след в памяти лица. Однако насколько они выступают фактором, провоцирующим болезнь, настолько могут послужить средством избавления от нее. Так, известный психиатр П.Б. Ганнушкин писал, что "имеются, однако, и сравнительные случаи так называемой абортивной паранойи, кончающиеся при благоприятных внешних условиях более или менее полной ликвидацией бреда (хотя бы, например, некоторые случаи сутяжнического помешательства после выигранного процесса). Эти случаи абортивной паранойи, впрочем, очень нечасты".*(220) Подобное высказывание лишний раз подтверждает тесную связь рассматриваемого заболевания с судебной тяжбой больного.

б) Вторую подгруппу личных мотивов составляет мотив личной неприязни к противоположной стороне спора. Лицо, движимое подобным мотивом, стремится через инициирование судебной процедуры причинить максимальные неудобства противоположной стороне, обременив ее обязанностью являться в суд, давать объяснения, представлять документы, одним словом, оправдываться. Личная неприязнь стороны может быть вызвана местью, завистью и другими деструктивными чувствами. Адвокатам и другим практикующим юристам, оказывающим правовую помощь гражданам, не раз приходилось сталкиваться с ситуацией, когда клиент просит предъявить иск к определенному лицу лишь с одной целью: "помотать ему нервы".

c) К третьей подгруппе личных мотивов можно отнести все иные мотивы, лежащие в основе поведения лица. Среди них могут оказаться самые неожиданные побуждения, которые бывает сложно оценить каким-либо однозначным образом. Так, Н.А. Шебанова, описывая злоупотребление правом в арбитражном процессе, приводит такой мотив обращения в суд, как определение позиции суда по новой категории споров, ранее не получившей отражение в судебной практике.*(221) По делам особого производства встречались случаи обращения в суд за установлением фактов, имеющих для заявителя не юридическое, а научное, бытовое или сугубо личное значение.

Таким образом, личные мотивы недобросовестного участника гражданского процесса выражаются в сутяжнических проявлениях (от незначительного до болезненно выраженного), в личной неприязни к другому лицу, а также в иных формах.

На практике злоупотребления процессуальными правами зачастую совершаются под влиянием сразу нескольких мотивов. Так, в личный мотив, движимый сутяжником, вплетается корысть: он рассчитывает на то, что в результате выигранного дела ему удастся что-либо получить с ответчика. Корыстно действующий субъект также несвободен от личных переживаний, ведь помимо получения какого-либо социального блага он может тешиться победой, одержанной над оппонентом. Поэтому разделение мотивов недобросовестного поведения лица весьма относительно.

2. Промежуточные мотивы характеризуются своей незаконченностью и подчиненностью основным, определяющим мотивам; при этом основные мотивы могут иметь вполне законный характер (например, стремление защитить свои нарушенные субъективные права). Промежуточные мотивы злоупотреблений процессуальным правом тесно связаны с процессуальными действиями (бездействием) лиц, участвующих в деле.

1) Первый мотив рассматриваемой группы - это исправление лицом ошибки, допущенной им в гражданском процессе. Здесь злоупотребление правом призвано устранить ошибку, которая способна оказать или уже оказала влияние на результат процесса и не может быть устранена иными законными способами (либо такое устранение сопряжено со значительными процессуальными издержками). Наиболее типичный пример: лицо "забыло" представить доказательства при рассмотрении дела по существу, вследствие чего было принято отрицательное для него решение; участник процесса пытается представить эти доказательства в суд второй инстанции, недобросовестно ссылаясь на то, что суд первой инстанции якобы отказал в их приобщении. Истец, отказавшись от иска в надежде на добровольное исполнение ответчиком своих обязательств, в дальнейшем пытается оспорить определение о прекращении производства по делу, ссылаясь на его мнимую ущербность (суд не разъяснил последствий отказа от иска, отказ нарушает права других лиц и т.д.).

2) Вторым промежуточным мотивом является восполнение недостатков материально-правовой и доказательственной позиции по делу. Лицо, полагая, что не сможет добиться получения благоприятного решения обычными методами, идет на злоупотребление процессуальным правом, ожидая получить результаты, на которые не вправе претендовать при прочих равных условиях. Например, лицо недобросовестно скрывает факты, имеющие значение для правильного рассмотрения и разрешения дела; не передает имеющиеся у него доказательства и т.д.

Субъектом гражданского процессуального нарушения может быть любой участник гражданских процессуальных правоотношений, отступивший от требований норм гражданского процессуального права.

Представляется, что круг субъектов правонарушения в виде злоупотребления процессуальным правом более узок, поскольку злоупотребить правом может только лицо, наделенное определенным комплексом субъективных гражданских процессуальных прав. В него входят все лица, участвующие в деле по всем видам производств (исковому, приказному, производству по делам, возникающим из публичных правоотношений, по делам особого производства и пр.), а также участники производства по пересмотру решений в судах всех инстанций: истцы; ответчики; третьи лица, заявляющие и не заявляющие самостоятельных требований на предмет спора; заявители и другие заинтересованные лица в производствах, где отсутствует спор о праве.

Наиболее часто злоупотребление процессуальными правами допускают стороны искового производства. Новый ГПК воспроизвел неточность, содержащуюся в ГПК РСФСР 1964 г. и позволяющую ограниченно трактовать круг субъектов гражданского процессуального правонарушения в виде злоупотребления правом. В соответствии со ст. 35 ГПК обязанность добросовестного пользования процессуальными правами лежит на лицах, участвующих в деле, а ответственность за недобросовестность установлена в ст. 92 ГПК только для сторон.*(222)

Полагаем целесообразным исключить из числа субъектов, несущих ответственность за злоупотребление правом, прокурора, а также лиц, обращающихся в суд в защиту прав, свобод и законных интересов других лиц (ст. 46, 47 ГПК), за исключением отдельных организаций и граждан. Указанные субъекты, несомненно, обладают самостоятельными процессуальными правами, однако эти субъективные права не в меньшей степени выступают как их же процессуальные обязанности, а это позволяет говорить о том, что к правовому статусу данных лиц больше применим термин "компетенция", или "полномочия". Участвуя в гражданском процессе, они выполняют определенные публичные функции, проистекающие из целей и задач их деятельности. Любое нарушение норм гражданского процессуального права с их стороны будет расцениваться не как злоупотребление правом, а как обычное гражданское процессуальное правонарушение, влекущее за собой помимо всего прочего их дисциплинарную ответственность в рамках трудовых правоотношений. Мы не можем также говорить о том, что злоупотребление процессуальным правом возможно со стороны суда, поскольку любые неправомерные действия последнего представляют собой либо типичное гражданское процессуальное правонарушение, либо иную разновидность правонарушения.

Однако сказанное не дает оснований для вывода о неприменимости категории "злоупотребление правом" в публичных отраслях права.*(223) Невозможность злоупотребления правом со стороны должностных лиц или органов власти не исключает совершения злоупотребления правом другим субъектом правоотношения, располагающим определенным комплексом субъективных прав (налогоплательщик; защитник в уголовном процессе; истец и ответчик; лицо, участвующее в таможенных правоотношениях).

Не могут злоупотребить процессуальным правом также лица, содействующие правосудию (свидетели, эксперты, переводчики и специалисты), поскольку их правовой статус характеризуется наличием большого числа обязанностей и минимальным количеством прав, предоставленных им для исполнения тех же процессуальных обязанностей (например, право свидетеля пользоваться письменными материалами в случаях, если показания связаны с цифровыми или другими данными, которые трудно удержать в памяти, - ст. 178 ГПК).

Приведенный перечень субъектов злоупотребления процессуальным правом, по нашему мнению, должен быть дополнен за счет отнесения к ним представителя лиц, участвующих в деле. В юридической науке уже давно идут споры о правовом положении представителя среди субъектов гражданского процессуального права. ГПК не относит представителей к лицам, участвующим в деле, но и никаким иным образом не определяет их место среди участников гражданского процесса.

Поскольку представитель обладает всеми правами лица, участвующего в деле (за исключением распорядительных прав, которые также могут быть выражены в доверенности представителя), не исключено, что в своей деятельности он допустит процессуальную недобросовестность. Зачастую профессиональные представители, более искушенные во всех тонкостях процессуального законодательства, охотнее пренебрегают требованиями правовых норм, желая защитить интересы клиента любыми способами. С.А. Халатов приводит любопытный факт, касающийся ответственности адвоката в государствах - членах Совета Европы: "Адвокат ответственен за ведение дела в рамках гражданского процесса: когда наличествует возбуждение явно необоснованного иска, недобросовестное поведение, явное нарушение процедуры с очевидной целью затянуть разбирательство, суд должен либо взыскать с адвоката судебные издержки, либо наложить штраф, либо лишить права на процессуальные действия".*(224)

В гражданском процессе может обнаружиться недобросовестность сразу нескольких участников производства по делу. Так, например, предъявление иска, обусловленное сговором истца и ответчика, свидетельствует о недопустимом поведении двух сторон процесса.

В целях недопущения злоупотреблений процессуальным правом ГПК устанавливает некоторые ограничения для лиц, обращающихся в суд. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 3 ГПК обратиться в суд может только заинтересованное лицо. Предполагается, что незаинтересованные лица не могут обращаться в суд по конкретному делу. В гражданской процессуальной науке было затрачено немало усилий для выяснения истинного содержания понятия "заинтересованности", прежде всего, как предпосылки обращения за судебной защитой.

Правом инициировать возбуждение дел о признании гражданина недееспособным обладают только члены его семьи, близкие родственники (родители, дети, братья, сестры) независимо от совместного с ним проживания, а также органы опеки и попечительства, психиатрическое или психоневрологическое учреждение (ч. 2 ст. 281 ГПК) и т.д. Может быть, обращение иных лиц также продиктовано их искренним желанием помочь такому лицу, способствовать его социализации и определению его правового статуса, однако вероятность недобросовестного обращения со стороны подобных заявителей весьма велика, поэтому закон пошел по пути ограничения круга лиц, имеющих право на подачу подобного заявления.

Существуют и иные нормы материального и процессуального права, налагающие ограничения на обращения в суд, исходя из презюмируемой незаинтересованности субъекта.

Полагаем, что пришло время говорить о такой новой предпосылке права на предъявление иска, как добросовестность лица, обращающегося в суд. Вряд ли можно спорить с тем, что недобросовестное лицо не должно обладать правом на предъявление иска. Выяснившаяся недобросовестность лица должна служить основанием для применения самых категоричных средств гражданской процессуальной защиты - отказа в принятии искового заявления или прекращения производства по делу.

Действующее гражданское процессуальное законодательство уже содержит специальные основания для отказа в принятии заявления, являющиеся мерами противодействия частным случаям проявления возможной недобросовестности истца (п. 2-3 ч. 1 ст. 134 ГПК). В редких ситуациях можно признать, что истец не осведомлен о существовании тождественных постановлений суда общей юрисдикции или третейского суда; в большинстве же своем повторная подача иска продиктована процессуальной недобросовестностью.

Злоупотребление правом как особая разновидность гражданского процессуального правонарушения влечет за собою применение мер государственного принуждения, виды и содержание которых будут подробно рассмотрены в третьей главе настоящей работы.

А.А. Малиновский говорит о таком признаке злоупотребления правом, как наказуемость, отмечая, что "именно наличие признака наказуемости (наряду с противоправностью) превращает злоупотребление правом в правонарушение".*(225) Ниже будет показано, что не всегда злоупотребление правом влечет за собой применение мер ответственности к виновному лицу. Иногда суду целесообразнее ограничиться применением иных мер государственного принуждения, которые более отвечают интересам правосудия и других участников гражданского процесса. Всякому злоупотреблению процессуальным правом сопутствует применение мер государственного принуждения, но не всякое применение мер государственного принуждения свидетельствует о наличии в действиях лица признаков злоупотребления правом или признаков гражданского процессуального правонарушения.

Государственное принуждение, применяемое за злоупотребление процессуальным правом, выражается в виде гражданского процессуального принуждения.

Проблема выработки понятия злоупотребления процессуальным правом должна решаться только в контексте анализа злоупотреблений субъективным материальным правом с учетом диалектики соотношения материального и процессуального. Анализируя проблемы корпоративного права, Д.И. Степанов вскрывает интересную закономерность: "Если обычно процессуальная форма следует за материально-правовыми отношениями, то в случае с перераспределением корпоративного контроля, осуществляемого через так называемые корпоративные войны, форма начинает превалировать над содержанием норм материального права. Более того, при подобном положении любые попытки законодателя ввести новые материально-правовые гарантии защиты прав и законных интересов инвесторов оказываются неэффективными, поскольку могут быть сведены на нет с помощью манипулирования несовершенством процессуального законодательства. Следовательно, тривиальное сутяжничество нивелирует эффект от непосредственного материально-правового регулирования".*(226)

Зачастую злоупотребление процессуальным правом является продолжением недозволенного поведения в рамках материальных правоотношений. Недобросовестный кредитор ощущает недостаток средств для эффективного воздействия на другую сторону и путем направления иска в суд придает частному конфликту публичный характер, приобретая возможность требовать применения мер по обеспечению иска. Аналогично недобросовестный должник иногда прибегает к обращению в суд, желая отсрочить исполнение своих обязательств либо освободиться от них при помощи злоупотреблений процессуальным правом.

Злоупотребление правом в гражданском процессе не обязательно свидетельствует о недобросовестности сторон в материальных правоотношениях. Лица, участвующие в деле, даже при безупречности своей материально-правовой позиции могут прибегать к различным процессуальным ухищрениям, желая добиться выигрыша любой ценой, сократить путь к благоприятному результату либо дезавуировать злоупотребление правом, допущенное их оппонентом.

Анализ соотношения материального и процессуального, предпринятый известным ученым начала XX в. А. Бугаевским в русле исследования проблемы злоупотребления правом, привел к парадоксальным выводам. В частности, автор исходил из того, что "процессуальные права, как таковые, не существуют, а судебная защита не более как вывод из существа материального права, - только тогда не будет места ни для лжи, ни для шиканы, ни для недобросовестности в процессе".*(227) По мнению ученого, злоупотребление процессуальным правом возможно потому, что "наличное, действительное состояние материальных прав перестает иметь решающее значение, центр тяжести переносится на те права, которые получатся в результате процесса, а добиваться достижения этого права можно всяким средством, предоставленным стороне процессуальным законом".*(228) Если согласиться с воззрениями автора, то получается замкнутый круг: материальная правда может быть установлена только при помощи процессуальных прав, однако использование процессуальных прав уводит от материальной правды. Полагаем, что, борясь с процессуальной недобросовестностью, нельзя идти по пути ограничения процессуальных прав в угоду материальным правам, поскольку упразднение всяких процессуальных правил приведет к худшему явлению - к процессуальному беззаконию, - и на смену злоупотреблениям правом придут открытые полновесные процессуальные правонарушения. Со злоупотреблениями правом в гражданском процессе необходимо бороться не отменой правовой регламентации, а, наоборот, совершенствованием и повышением эффективности воздействия процессуальных норм.

Таким образом, злоупотребление субъективным гражданским процессуальным правом - это особая разновидность гражданского процессуального правонарушения, состоящая в противоправном, недобросовестном и ненадлежащем использовании лицом, участвующим в деле (его представителем), принадлежащих ему процессуальных прав, выразившаяся в виновных процессуальных действиях (бездействии), внешне отвечающих требованиям гражданских процессуальных норм, но совершаемых с корыстным или личным мотивом (сутяжничество, личная неприязнь и т.п.), причиняющая вред интересам правосудия по гражданским делам и(или) интересам лиц, участвующих в деле (процессуальная шикана), либо недобросовестное поведение в иных формах, влекущее за собой применение мер гражданского процессуального принуждения.

§ 2. Квалификация и доказывание злоупотреблений процессуальным правом в гражданском судопроизводстве

Мы подошли к наиболее сложным, но исключительно важным для правоприменительной практики проблемам квалификации и доказывания злоупотреблений процессуальным правом, принципиальная нерешенность которых является "камнем преткновения" для активного противодействия недобросовестному поведению в гражданском процессе. Полагаем, что большинству судей как правило всегда понятно, когда участник процесса допускает злоупотребление правом, однако поделать с этим ничего нельзя, поскольку одной лишь внутренней убежденности для наказания такого лица недостаточно.

Квалификация того или иного поведения как злоупотребления процессуальным правом основывается на установлении обстоятельств при помощи доказательств, образующих в соответствии с диспозицией нормы процессуального права состав рассматриваемого правонарушения. Утверждения или предположения о недобросовестности лица должны покоиться на определенных доказательствах.

В постановлениях судебных органов и в иных источниках всегда отмечается, что наличие в действиях лица злоупотребления правом должно быть доказано: "Истец, заявляющий требование о взыскании в его пользу вознаграждения за фактическую потерю времени в порядке, предусмотренном ст. 92 ГПК РСФСР (ст. 99 ГПК РФ), должен представить доказательства, которые свидетельствовали бы о недобросовестности ответчика в заявлении спора против иска либо его систематическом противодействии правильному и быстрому рассмотрению и разрешению дела";*(229) "ст. 92 ГПК имеет строго ограниченное применение: эти обстоятельства должны быть подтверждены имеющимися в деле доказательствами";*(230) "выводы о злоупотреблении правом не могут быть основаны на предположениях и допущениях, злоупотребление процессуальными правами должно быть доказано".*(231) Некоторые авторы пессимистически относились к самой возможности доказывания обстоятельств ст. 92 ГПК РСФСР, отмечая, что "формулировки представляются нереальными, поскольку, например, недобросовестность стороны практически доказать невозможно",*(232) другие полагали, что "использование этой процессуальной категории возможно лишь с большой осторожностью".*(233)

Самая сложная проблема доказывания злоупотребления правом сопряжена с тем, что доказыванию в первоочередном порядке подлежат не процессуальные действия (бездействие) лица, а элементы субъективной стороны правонарушения - вина в форме умысла или неосторожности. Доказывание именно внутренних детерминант поведения субъекта, которые не только сокрыты от всех, но зачастую до конца непонятны самому лицу и объективируются лишь в реально совершаемых действиях (бездействии), представляет наибольшие сложности. Вывод о вине в форме умысла или неосторожности, а также о невиновном поведении может быть сделан только путем анализа внешних проявлений поведенческой активности субъекта.

Деятельность по доказыванию признаков злоупотребления правом в действиях лица, участвующего в деле, является разновидностью общей логико-процессуальной деятельности по доказыванию, принятой в гражданском процессе. Мы присоединяемся к позиции авторов, относящих процессуальные факты, а также факты, установление которых суду необходимо для выполнения воспитательных и предупредительных задач правосудия, к фактам, являющимся объектом познания суда.*(234) Факты злоупотребления правом подлежат доказыванию именно как указанные группы фактов.

Инициатива в доказывании таких фактов может исходить от суда, который вне зависимости от позиции лиц, чьи интересы были нарушены процессуальной недобросовестностью участника процесса, обязан поставить их на обсуждение. Лица, участвующие в деле (их представители), также вправе делать заявления о нарушении процессуальных норм, требовать от суда применения мер ответственности к виновным лицам, представлять доказательства наличия в действиях лиц признаков злоупотребления правом. Бремя доказывания процессуальной недобросовестности противоположной стороны спора возлагается на лицо, делающее соответствующее заявление.

Наиболее емкими доказательствами нарушений процессуальных норм могут быть письменные доказательства, особенно протоколы судебных заседаний и судебные постановления, объяснения сторон и третьих лиц, показания свидетелей.

Но на первое место выступает такой способ познания обстоятельств дела, как непосредственное наблюдение суда за процессуальными действиями (бездействием) лица. Злоупотребление правом происходит на глазах у всех участников процесса, поэтому в дальнейшем недобросовестное лицо не сможет отрицать совершение тех или иных действий, дачу тех или иных объяснений. Все его волеизъявления закреплены в протоколе судебного заседания, а также в представленных им в суд документах (заявлениях, ходатайствах, письменных доказательствах и пр.). Суд, обосновывая привлечение лица к ответственности за злоупотребление правом, должен ссылаться на названные доказательства.

При необходимости суд может запросить материалы иных гражданских дел, рассмотренных с участием лица, и обнаружить в них, например, идентичное исковое заявление, результатами рассмотрения которого осталось не удовлетворено лицо, подавшее повторный аналогичный иск.

В своих объяснениях и выступлениях лица, участвующие в деле, могут приводить факты и доводы, свидетельствующие о злоупотреблениях процессуальным правом участником процесса. В совокупности с другими доказательствами это может послужить основанием для применения мер ответственности в отношении недобросовестного лица.

Из объяснений самого лица, выраженных в форме произвольного или непроизвольного признания, может быть сделан вывод о его добросовестности. Нередко под воздействием сильных эмоций участник процесса сообщает, что затеял процесс с целью наказать ответчика, либо сам ответчик признает, что затягивание процесса дало ему возможность "поиздеваться" над истцом. Лица зачастую не понимают ущербность мотивации своих действий, поэтому особо не скрывают ее от суда и других лиц, участвующих в деле.

По ходатайству заинтересованных лиц могут быть приглашены свидетели, которые наряду с их опросом о фактических обстоятельствах дела могут быть допрошены о фактах, касающихся добросовестности участников процесса. Например, свидетель может пояснить известный ему со слов истца неблаговидный повод предъявления иска, состоящий в намерении разорить, опозорить ответчика, отомстить ему за что-либо. Свидетель может рассказать об осведомленности лица в отношении определенных обстоятельств, которые недобросовестное лицо сокрыло от суда либо существенно исказило их содержание.

Для квалификации поведения лица в качестве злоупотребления правом большое значение имеет изучение данных, касающихся его личности. Как отмечалось выше, для недобросовестности характерно осознание субъектом противоправности своего поведения либо презумпция такого осознания (при процессуальной небрежности). Решить указанные вопросы невозможно в отрыве от характеристики интеллектуально-волевых и психофизиологических особенностей личности субъекта. Интересное наблюдение в отношении личности процессуально недобросовестного лица было сделано дореволюционным исследователем А.Н. Геддой: "Крестьяне всегда говорят правду на суде и не прибегают ни к каким недобросовестным приемам... То же самое можно сказать и о тех делах, где тяжущимися являются хотя и не крестьяне, но люди простые, может быть и образованные, но мало знакомые с судом и судебным делом, несведущие в законах...".*(235) Сходную характеристику личности субъекта, допускающего злоупотребление правом, можно дать и в наши дни: как правило это лицо, обладающее определенным уровнем юридических знаний, которые могут быть приобретены в результате профессионального образования или вследствие постоянной сутяжнической деятельности. Другие лица, не осведомленные в правовой сфере, не прибегают к злоупотреблению правом, поскольку знакомы с содержанием принадлежащего им субъективного права только в общих чертах. Даже при формальном наличии в их поведении признаков злоупотребления процессуальным правом можно говорить только об искреннем заблуждении с их стороны, хотя отдельные случаи злоупотреблений правами должны быть юридически осуждаемы, от кого бы они не исходили. Лицо может не знать об обязательных реквизитах направляемого в суд искового заявления (что может вызвать некоторую извинительную задержку в его принятии), но полагаем, что не обязательно иметь юридическое образование и быть профессиональным юристом, чтобы знать о необходимости говорить суду правду и представлять в его распоряжение только достоверные документы.

Окончательный вывод о квалификации поведения субъекта в качестве злоупотребления процессуальным правом и ответственности за его совершение делает суд.

При квалификации поведения субъекта как процессуального правонарушения особое значение приобретает оценка судом доказательств, подтверждающих недобросовестное поведение лица. По сравнению с оценкой доказательств, подтверждающих факты основания иска или возражений против иска, оценка доказательств добросовестности поведения лица имеет существенную специфику, которая связана с тем, что нет ни одного доказательства, которое бы со значительной долей уверенности позволяло бы сказать о злоупотреблении правом участником процесса. Если, например, факт совершения сделки может быть подтвержден представлением договора, подписанного сторонами, факт предоставления жилого помещения можно доказать путем изучения ордера, то факт злоупотребления правом нельзя доказать подобным образом. Совершение недобросовестных действий определяется выводным путем на основе исследования совокупности доказательств, имеющихся в распоряжении суда. В основном вывод о злоупотреблении правом делается на основе обнаружения признаков недобросовестности в поведении лица и такой вывод делается на основании предположения ("Dolus per coniecturas probari potest". - "Злой умысел можно доказать и с помощью предположений").*(236)

Иногда такой вывод может быть сделан путем обычной констатации незаконности поведения субъекта путем простого наблюдения за одномоментным поведенческим актом лица. Например, ответчик представляет дополнительные доказательства в суд кассационной инстанции и не может объяснить причину их непредставления в суд первой инстанции.

Желательно, чтобы вывод о совершении лицом процессуального правонарушения был сделан на основе исследования значительного числа доказательств. Например, в пользу предъявления заведомо неосновательного иска (ст. 99 ГПК) могут свидетельствовать: осведомленность лица об отсутствии фактов, существование которых он утверждает; личные неприязненные отношения с ответчиком; наличие юридической подготовки, исключающей возможность добросовестного заблуждения в отношении правовой квалификации отношений с ответчиком; ранее имевшие место сутяжнические проявления и пр.

Сложность квалификации того или иного процессуального действия (бездействия) как злоупотребления гражданским процессуальным правом вызвана рядом объективных и субъективных причин.

Прежде всего, это неопределенность субъективного материального права, выступающего в качестве объекта защиты: считается, что пока не сделан окончательный вывод о правомерности исковых требований, любое процессуальное поведение лиц в гражданском процессе направлено к истинной защите своих наличных прав и охраняемых законом интересов. Как полагал Ж. Сталев, "нет злоупотребления процессуальным правом в случае, когда предъявляется неосновательный иск или требование принудительного исполнения, если сторона считает, что она является носителем материального права".*(237) Лицо действует определенным образом, отстаивая свои субъективные права, и до тех пор, пока судом не констатировано их отсутствие (в виде отказа в иске для истца и удовлетворения иска для ответчика), нельзя осуждающе относиться к поведению субъекта.

Такой подход основан на смешении прав материальной и процессуальной отраслевой принадлежности. Безупречность материально-правовой позиции лица еще не свидетельствует о безупречности его процессуального поведения, равно как и процессуальная добросовестность не предопределяет правоту лица в спорных материальных правоотношениях. Суд может привлечь к процессуальной ответственности за злоупотребление правом даже лицо, которое оказалось победителем в судебном споре.

Производной от неопределенности субъективного материального права выступает неопределенность необходимых и достаточных процессуальных средств нападения и защиты сторон в процессе. Не выполнив по ходатайству лица требуемого процессуального действия, суду крайне сложно определить, что лежит в основе такого ходатайства - добросовестное поведение или злоупотребление правом; а выполнив, потеряв время и обнаружив бесплодность заявленного ходатайства, не менее сложно сказать, что лежало в его основе - намеренное злоупотребление правом или добросовестное заблуждение. Кроме того, необходимо учитывать постоянный дефицит времени, отведенного на раскрытие этих обстоятельств. ГПК изобилует примерами таких ситуаций: решение вопроса об обеспечении иска, об отводе, о восстановлении пропущенного срока, об истребовании доказательств, о вызове свидетелей и пр.

Как отмечалось выше, нормы о злоупотреблении процессуальным правом имеют общий характер, что осложняет возможность квалификации конкретного поведения в качестве недобросовестного. Применительно к гражданскому праву в литературе указывается, что "норма ст. 10 ГК РФ с большим трудом поддается формальному анализу, так как по самому своему смыслу она тяготеет к конкретной ситуации; злоупотребление правом не имеет общего описания и становится фактом не иначе как в результате судебного решения, в принятии которого главная роль отводится судейскому усмотрению".*(238) Сходное положение дел наблюдается и в гражданском процессе: умозрительность ст. 99 ГПК заставляет практиков относиться к ней с большим подозрением, избегая ее применения по конкретным делам.

Конкретизация указанных процессуальных норм, разъяснение серии оценочных признаков рассматриваемого правонарушения (таких как "разумные пределы", "учет конкретных обстоятельств дела") путем внесения дополнений в ГПК или принятием специального постановления Пленума Верховного Суда РФ могли бы придать жизнеспособность анализируемой норме.

Вместе с тем суд не должен допускать необоснованного применения мер ответственности за злоупотребление правом к лицам, которые осуществляют свои процессуальные права добросовестно, активно и правомерно. Так, в "Российской газете" описывается случай, произошедший в г. Билибино на Чукотке. Пенсионер В.Н. Вобликов обратился в суд с иском о взыскании недоплаченной пенсии и в ходе процесса совершил правонарушение, за которое подвергся административному аресту сроком на одну неделю. В постановлении судьи указано, что "из самих показаний правонарушителя Вобликова судом усматриваются прямые признаки правонарушения, так как ведение аудиозаписи было направлено на срыв судебного заседания и с целью унизить достоинство председательствующего судьи...".*(239) Без детального знакомства с обстоятельствами данного дела сложно утверждать что-либо определенное, однако полагаем, что ведение аудиозаписи судебного заседания в соответствии с ч. 7 ст. 10 ГПК относится к субъективным правам участников процесса, реализация которых не требует разрешения председательствующего.

§ 3. Классификация злоупотреблений процессуальным правом в гражданском судопроизводстве

Злоупотребления гражданским процессуальным правом неоднородны. Многообразие их форм требует классификации всех случаев злоупотребления правом, в основу которой были бы положены различные критерии, отражающие существенные стороны исследуемого понятия.

В юридической науке вопрос о классификации злоупотреблений гражданским процессуальным правом и иные связанные с ним проблемы не были предметом специального исследования. В уже упоминавшейся статье Н.А. Шебановой со ссылкой на международную правовую доктрину выделяются злоупотребления процедурой разрешения спора (злоупотребления истца правом на иск или ответчика правом на защиту от иска) и злоупотребления отдельными процессуальными правами.*(240)

Полагаем, что в основу классификации всевозможных злоупотреблений правом должны быть положены следующие критерии.

1) По стадиям гражданского процесса злоупотребления правом делятся на совершаемые в суде первой инстанции, апелляционной, кассационной, надзорной инстанций, при пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам и в ходе производства, связанного с исполнением судебных актов. В свою очередь злоупотребления процессуальным правом в суде первой инстанции можно подразделить на совершаемые при возбуждении дела, при подготовке дела к судебному разбирательству и в самом судебном разбирательстве. Практика показывает, что при пересмотре дела в различных инстанциях встречаются злоупотребления, не характерные для производства в суде первой инстанции. Например, злоупотребления правом на подачу кассационной (апелляционной) жалобы.

2) По предметному признаку злоупотребления процессуальным правом делятся на общие и институциональные. Общие злоупотребления процессуальным правом характерны для гражданского судопроизводства в целом. Они свидетельствуют о том, что гражданский процесс возник неправомерно. Как правило это заведомо неосновательное предъявление иска в суде первой инстанции. Институциональные злоупотребления совершаются в сфере отношений, регулируемых процессуальными нормами отдельного института гражданского процессуального права. Например, злоупотребления правом, связанные с уплатой государственной пошлины и несением судебных издержек, в сфере подведомственности и подсудности гражданских дел и др.

3) По объекту, которому причиняется вред при злоупотреблении гражданским процессуальным правом, можно выделить злоупотребления правом, посягающие только на интересы правосудия (основной объект) и посягающие как на интересы правосудия, так и на права лиц, участвующих в деле (дополнительный объект).

4) По последствиям злоупотребления процессуальным правом делятся на причинившие незначительный, средний и существенный вред гражданским процессуальным правоотношениям. Незначительный вред может состоять, например, в срыве судебного заседания по вине лица. Средний вред от злоупотребления правом может выразиться в более серьезном увеличении срока судебного разбирательства, в крупных судебных издержках, понесенных лицом. Существенный вред процессуальным правоотношениям может быть причинен вследствие постановки в результате злоупотребления правом неправосудного решения, которое будет реально исполнено.

5) По степени влияния на исход гражданского процесса злоупотребления правом делятся на повлиявшие и не повлиявшие на исход дела. Не всякое злоупотребление гражданским процессуальным правом (как и не всякое гражданское процессуальное правонарушение) приводит к постановке незаконного и необоснованного решения, однако это не служит оправданием существования подобных злоупотреблений правом, ответственность за которые должна наступать в общем порядке.

6) По качественному признаку злоупотребления могут быть простыми и сложными. Простые злоупотребления как правило легко распознаваемы и их квалификация не представляет трудностей. Сложные злоупотребления внешне мало чем отличаются от правомерного поведения лица. Их обнаружение требует вдумчивого изучения материалов дела, выявления мотивов, лежащих в основе поведения субъекта. Большинство сложных злоупотреблений правом характеризуются высокой латентностью (закамуфлированностью).

7) По количеству злоупотребления делятся на единичные и множественные. Единичные злоупотребления сопряжены с одним действием, представляющим осуществление одного субъективного гражданского процессуального права. Множественные злоупотребления складываются из ряда процессуальных действий, пронизанных единым умыслом недобросовестного лица. Множественные злоупотребления процессуальным правом могут совершаться одним участником процесса, а также несколькими лицами. В последнем случае можно выделить контр-злоупотребления, совершаемые в ответ на злоупотребления правом, допущенные одним из участников гражданского процесса. Например, в ответ на необоснованно заявленное исковое требование лицо предъявляет свое встречное требование, также носящее неправовой характер. Контр-злоупотребления процессуальным правом имеют характер своеобразного заимствования процессуальной стратегии одной стороны у другой. Иногда подобные действия имеют зеркальный характер. Например, в ответ на приглашение одной из сторон в судебное заседание свидетелей, другая сторона начинает сама инициировать вызов бесполезных свидетелей не с целью получения доказательственной информации, а лишь с намерением не отставать от своего оппонента. Профилактикой контр-злоупотреблений процессуальным правом является адекватное поведение суда по отношению к стороне, первой допустившей злоупотребление.

8) По характеру поведения, квалифицируемого как злоупотребление гражданским процессуальным правом, можно различать активные (совершаемые действиями) и пассивные (совершаемые бездействием) злоупотребления. Большинство злоупотреблений процессуальными правами совершаются при помощи действий. Это связано с тем, что субъективное право прежде всего дает возможность активно действовать. Рассматриваемые злоупотребления может отличать даже гиперактивность лица. Например, желая затянуть производство по делу, ответчик заявляет множество пустых ходатайств, обжалует каждый шаг суда, выдвигает встречные требования и пр.

9) По составу лиц, совершающих злоупотребление гражданским процессуальным правом, следует различать злоупотребления, совершаемые одним лицом и несколькими лицами. Обычно в гражданском процессе, лицо, обладающее отдельным процессуальным статусом, отстаивает свои собственные материальные и процессуальные интересы, противоположные интересам другой стороны. Следовательно, и злоупотребления процессуальными правами обращены против данной стороны. Однако в практике встречаются случаи, когда юридические интересы сторон вроде бы противоположны, а на самом деле их фактические интересы совпадают. Например, зачастую предъявление иска инициируется самим ответчиком, когда истец по его просьбе заявляет имущественные требования и кладет в их основу несуществующее обязательство. При этом выигрыш дела и присуждение с ответчика чего-либо в пользу истца освобождает недобросовестного ответчика от исполнения его реальных обязательств перед третьими лицами. Если одна из сторон процесса многосубъектна (например, ситуации соучастия, совпадения интересов сторон с интересами третьих лиц без самостоятельных требований на их стороне), то логично предположить, что и интересы названных субъектов также совпадают. В данных случаях возможны злоупотребления процессуальными правами со стороны нескольких лиц.

Каждая классификационная группа высвечивает свои особенности злоупотребления процессуальным правом, что делает возможным комплексный и объективный анализ данного явления.

Глава 3. Последствия злоупотребления процессуальным правом в гражданском судопроизводстве

§ 1. Общая характеристика последствий злоупотребления процессуальным правом в гражданском судопроизводстве

Выработка эффективных мер противодействия процессуальной недобросовестности - проблема, лежащая в контексте общих проблем обеспечения законности в гражданском судопроизводстве. А.А. Власов уподобляет законность прочному правовому фундаменту, "без которого, как в строительстве, невозможно возведение хорошего дома". Ученый пишет, что если в судопроизводстве будет отсутствовать "должное обеспечение законности, то не будет обеспечена ни диспозитивность, ни состязательность сторон и многое другое, без чего невозможно нормальное осуществление правосудия и восстановление нарушенных прав и законных интересов физических и юридических лиц".*(241)

Определение злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом в качестве правонарушения позволяет ставить вопрос об ответственности за его совершение. Как известно, единственным основанием юридической ответственности служит состав правонарушения, поэтому применительно к рассматриваемым отношениям следует сказать, что одним из оснований наступления гражданской процессуальной ответственности является злоупотребление субъективным процессуальным правом как особая разновидность гражданского процессуального правонарушения.

Примечательно, что гражданский процессуальный закон не говорит прямо об ответственности за неисполнение процессуальных обязанностей, а ведет речь о последствиях, предусмотренных законодательством о гражданском судопроизводстве (ч. 2 ст. 35 ГПК). Законодатель воздержался от установления прямой юридической ответственности за неисполнение процессуальных обязанностей. Нарушение одной из основных обязанностей быть добросовестным влечет за собой предусмотренные ГПК последствия.

АПК РФ высказывается по этому поводу более определенно. В соответствии с ч. 2 ст. 41 АПК злоупотребление правом влечет за собой "предусмотренные настоящим Кодексом неблагоприятные (курсив мой. - А.Ю.) последствия". Арбитражный процессуальный закон акцентирует внимание правоприменителя именно на негативных последствиях допущенного участниками арбитражного процесса злоупотребления правом. Думается, что из контекста ч. 2 ст. 35 ГПК также вытекает негативный (неблагоприятный для лиц) характер последствий, предусмотренных законодательством, поскольку их наступление связывается с неисполнением процессуальной обязанности, что ни при каких условиях не может быть признано юридически одобряемым поведением.

Понятие "последствия" не тождественно понятию "ответственность", в связи с чем возникает проблема соотношения данных терминов. Толковый словарь русского языка определяет последствия как "результат, следствие чего-нибудь".*(242) Несмотря на нейтральный характер данной дефиниции, иллюстрирующие ее примеры носят сугубо отрицательный характер ("дурные последствия; последствия болезни; чреватый последствиями"),*(243) что также дает основание говорить о преимущественно негативном характере термина "последствия".

Гражданское процессуальное право - охранительная отрасль права. Ее социальное предназначение состоит в обеспечении нормального функционирования гражданского оборота и защите правопорядка частноправовой сферы. Гражданское процессуальное право оказывается на стыке столкновения противоположных материально-правовых интересов сторон процесса. Оно призвано сглаживать и разрешать возникающие социальные конфликты и противоречия.

Свойства, присущие материально-правовым отношениям, являющимся предметом судебного разбирательства, неизбежно накладывают отпечаток на процессуальную форму существования таких правоотношений. Конфликтность общественных отношений, регулируемых нормой права, влечет за собой возникновение спорных правоотношений. Материальные правоотношения, попадая в орбиту судебного разбирательства, невольно сообщают эту конфликтность процессуальным правоотношениям. Это происходит вследствие того, что процессуальное поведение лиц определяется материально-правовым конфликтом сторон процесса. Гражданское процессуальное право располагает обширным арсеналом средств, призванных погасить материально-правовой конфликт сторон, однако само зачастую остается беззащитным перед возможными нарушениями процессуальных норм.

Гражданский процесс воспринимается как одна из форм принудительной реализации нарушенных или оспоренных материальных прав. Практически все авторы раскрывают охранительную функцию гражданского процессуального права через его связь с нарушенным материальным правом. Не отрицая того, что данное взаимодействие является магистральным и определяющим для выявления социальной функции гражданского процесса, нельзя согласиться с тем, что оно является единственным. Гражданское процессуальное право задает определенный порядок и строй отношений в сфере гражданского судопроизводства. Этот порядок подчинен охранительной функции гражданского процесса в системе правового регулирования. Реформирование процессуального законодательства как правило связывается с совершенствованием процессуальных форм, которое задается интенсивным развитием материального права. Но при этом исследователи упускают из виду, что гражданский процесс, представляющий собой значительный по объему массив процессуальных норм, сам становится уязвимым для всякого рода правонарушений. Следовательно, регулирующее воздействие гражданского процесса должно быть обращено не только вовне, на спорные гражданские правоотношения, но и вглубь, на охрану процессуальных отношений. Защита и незыблемость последних в итоге повлечет за собой достижение целей гражданского судопроизводства по защите нарушенных субъективных материальных прав. При этом регулирующий эффект будет удвоен через одновременную защиту материального и процессуального права.

Из изложенного следует, что гражданский процесс должен обладать внутренними ресурсами и возможностями применения гражданского процессуального принуждения. Это понятие производно от категории правового принуждения как неотъемлемого свойства правового регулирования. Гражданское процессуальное принуждение*(244) можно рассматривать как вид правового принуждения, которое имманентно присуще праву. В праве принуждение до определенного момента ничем не обнаруживает себя (пребывает в потенции). Обычно принуждение оказывает регулирующее воздействие только угрозой наступления неблагоприятных последствий, что правильнее отнести к факторам не нормативного, а психологического толка, хотя большинство участников гражданского процесса соблюдают нормы гражданского процессуального права не из-за угрозы ответственности, а из-за осознания их целесообразности и личной заинтересованности в исходе дела.

В широком (или в позитивном) смысле весь гражданский процесс представляет собой систему процессуального принуждения, когда суд, занимая руководящее положение, направляет процессуальную деятельность в нужное русло для достижения задач и целей гражданского судопроизводства. В литературе под "процессом" понималась "юридическая деятельность, направленная на разрешение споров о праве и осуществление правового принуждения".*(245) Веления суда являются обязательными для всех субъектов процесса, и в этом смысле можно сказать, что принуждение проявляется, в частности, в общеобязательности судебных актов.

В узком (или в негативном) смысле гражданское процессуальное принуждение сводится к правовому принуждению, следующему за нарушение гражданских процессуальных обязанностей (в частности, за злоупотребление процессуальными правами), и связывается с последствиями совершения гражданского процессуального правонарушения. Процессуальное принуждение здесь представляет собой процесс реализации мер гражданской процессуальной ответственности. В.В. Бутнев определял процессуальное принуждение как "любое властное воздействие суда на субъекта гражданских процессуальных правоотношений, оказываемое с целью побуждения его к исполнению процессуальных обязанностей, не исполняемых добровольно или исполняемых ненадлежащим образом".*(246) По нашему мнению, приведенное определение содержит неточность, поскольку процессуальное принуждение не всегда преследует цель побуждения к исполнению процессуальных обязанностей. Некоторые меры процессуальной ответственности штрафного характера преследуют цель наказания правонарушителя. Например, при применении санкции ст. 99 ГПК суд констатирует ненадлежащее исполнение обязанности по добросовестному пользованию процессуальными правами, которую исполнить ни добровольно, ни принудительно уже невозможно.

Различны взгляды на необходимость правового принуждения в гражданском процессе. Е.В. Васьковский, характеризуя процессуальное положение сторон, отмечал, что если "ответчик не явится в заседание по вызову суда, то рискует, что суд удовлетворит исковые требования, доказанные истцом... Но такое же самое последствие грозит ответчику и тогда, когда он явится, но ничего не возразит против иска или упустит из виду существенные возражения. Следовательно, проигрыш дела является результатом непользования или неумелого пользования процессуальными правами защиты, а не ослушания приказу суда".*(247) Вслед за известным дореволюционным процессуалистом М.А. Гурвич писал: "В области гражданского судопроизводства... нет необходимости присваивать всей деятельности сторон и третьих лиц характер юридических обязанностей, санкционируемых мерами принуждения".*(248) Привод, штраф и уплата вознаграждения за фактическую потерю времени рассматривались автором как исключительные меры. Продолжая данную мысль, А.А. Мельников отмечал: "Возможность государственного принуждения - это не главное средство обеспечения исполнения норм гражданского процессуального права. Ведущая роль здесь принадлежит средствам, не имеющим характера прямого государственного принуждения и заключающимся в основном в отмене незаконных и необоснованных судебных решений, определений и постановлений суда, невыгодных процессуальных последствий, в применении мер общественного воздействия".*(249)

Хотя и не следует преувеличивать принудительный элемент в гражданском процессуальном праве (где, по мнению Г.Л. Осокиной, "элемент принуждения проявляется не в столь острой, как в уголовном процессе, форме"),*(250) позиция указанных авторов представляется неточной. Полное игнорирование принудительного начала в гражданском процессуальном праве либо минимизация его проявлений могут привести к утрате гражданскими процессуальными нормами свойства общеобязательности. Э.М. Мурадьян верно подчеркивала, что "диспозитивность преобладает в делах с участием процессуально добросовестных, корректно действующих субъектов процесса".*(251) В любой отрасли права правомерное поведение участников регулируемых правоотношений исключает возможность применения мер государственного принуждения. Аналогично и в гражданском процессуальном праве не исключается возможность использования принудительных гражданских процессуальных мер в случае отступления участниками гражданского процесса от требований норм гражданского процессуального права. Наступление описываемых последствий всегда является неизбежным для участника процесса, не исполняющего свои процессуальные обязанности. Лицо не может противостоять или противодействовать их наступлению, оно обязано претерпевать данные неблагоприятные последствия. Все формы неблагоприятных последствий отличаются принудительным характером для обязанного лица.

С.С. Алексеев писал: "Существование правового принуждения предполагает наличие развитого законодательства, регламентирующего принципы, основания, пределы и порядок возложения юридической ответственности во всех ее разновидностях, а также мер защиты и иных средств государственно-принудительного воздействия".*(252) Слабая научная разработанность концепции гражданского процессуального принуждения отражается на эффективности правоприменительной деятельности. Как неоднократно отмечалось, ГПК РФ фрагментарно, отрывочно и непоследовательно регулирует рассматриваемые вопросы.

Понятие "правовое принуждение" тесно связано с понятием "санкция". В общей теории права санкцию связывают с применением принуждения за противоправное поведение.*(253) В процессуальной литературе санкция также определяется через принуждение или неблагоприятные последствия, наступающие за неисполнение обязанности.*(254)

П.П. Гуреев разделял санкции, применяемые в гражданском процессе, на имеющие и не имеющие характера непосредственного государственного принуждения. К первой группе ученым были отнесены санкции, которые сегодня принято именовать штрафными. Основанием применения санкций второй группы было не нарушение требований процессуальной нормы, а необходимость создания условий, обеспечивающих правильное рассмотрение и разрешение гражданского дела и исполнение судебного решения.*(255) В адрес приведенной классификации был высказан упрек за ее слишком общий характер, при котором в одну группу объединяются меры, имеющие различные признаки и свойства.*(256) А.А. Мельников к средствам, обеспечивающим исполнение норм гражданского процессуального законодательства, относил санкции (удаление из зала судебного заседания, принудительный привод, штраф, взыскание вознаграждения за потерю рабочего времени) и иные процессуальные меры (отмена незаконных и необоснованных судебных постановлений, наступление невыгодных процессуальных последствий и общественное воздействие).*(257) Н.А. Чечина выделяет два вида санкций: правовосстановительные и карательно-воспитательные.*(258) В другой своей работе, посвященной институту процессуальной ответственности, она выделяет личные и имущественные санкции.*(259) Н.В. Кузнецов по целевой направленности процессуальных норм и по способу охраны правопорядка делит санкции на штрафные, пресекательные и правовосстановительные (отменительные).*(260) В рамках другой классификации автор выделяет абсолютно-определенные санкции (точно определяющие меру воздействия), относительно-определенные (применение мер воздействия в пределах, установленных законом) и кумулятивные санкции (применение к правонарушителю мер основного и дополнительного воздействия).*(261) Г.Н. Ветрова подразделяет все санкции судебного права на штрафные (карательные), восстановительные и санкции ничтожности. Штрафные санкции представляют собой кару, наказание за процессуальное нарушение; правовосстановительные санкции направлены на восстановление правопорядка, нарушенного противоправным поведением; санкции ничтожности стимулируют совершение положительных действий.*(262) Пресекательные санкции (по Н.В. Кузнецову) прерывают неправомерную деятельность того или иного участника судопроизводства. Сюда относят привод, предупреждение, отказ в приеме заявления и пр.*(263) Важным отличием правовосстановительных санкций и санкций ничтожности от штрафных санкций является то, что первые две разновидности не направлены непосредственно на правонарушителя. Таких санкций в процессуальном праве большинство.*(264) И.М. Зайцев, выступая за широкое понимание гражданской процессуальной ответственности, отождествлял ее с применением санкций гражданских процессуальных норм. Им была предложена следующая классификация видов процессуальной ответственности: штрафная; компенсационная (преследует цель возмещения убытков, причиненных стороне); ответственность в виде неблагоприятных процессуально-правовых последствий незаконной деятельности (наиболее типичных для гражданского судопроизводства); ответственность, связанная с применением гражданских процессуальных фикций (например, признание судом установленными обстоятельств в случае уклонения лица от прохождения экспертизы).*(265) О. Струнская подразделяет санкции гражданского процессуального права на три группы: положения о штрафах; связанные с неисполнением обязанности доказывания; неблагоприятные последствия, связанные с движением дела.*(266) Н.В. Кузнецов делает правильное наблюдение, отмечая, что правовосстановительные санкции применяются в отношении суда, вынесшего неправосудный акт. К лицам, участвующим в деле, с учетом их юридической заинтересованности применяются пресекательные санкции, а на других участников процесса налагаются преимущественно штрафные санкции.*(267)

По нашему мнению, в гражданском процессуальном праве понятие "санкция" соответствует категории "последствия" (или "неблагоприятные последствия"). Последние наступают вследствие неисполнения процессуальных обязанностей, в частности, вследствие злоупотребления правом. Гражданские процессуальные санкции сводятся к применению мер гражданской процессуальной ответственности, а также иных мер гражданского процессуального принуждения.

Соотношение данных понятий интересно в теоретическом и практическом аспектах. В литературе было высказано мнение об отождествлении мер гражданской процессуальной защиты с мерами гражданской процессуальной ответственности. И.М. Зайцев считал, что соответствующие характеристики мер ответственности и мер защиты совпадают, поскольку при их реализации применяются гражданские процессуальные санкции; они направлены на обеспечение законности в гражданском судопроизводстве; вина правонарушителя не имеет в гражданском процессе такого значения, как в материальных отраслях права.*(268) Полагаем, что подобное отождествление является не совсем последовательным, поскольку помимо совпадения общего признака мер ответственности и мер защиты - наличие государственного принуждения - между ними имеются существенные отличия.

При решении этого вопроса мы предлагаем руководствоваться двумя универсальными, на наш взгляд, критериями ответственности: признаком дополнительного обременения и признаком отрицательной оценки личности правонарушителя.

Юридической ответственности всегда присуще обременение в виде качественно новой юридической обязанности правонарушителя. Оно не свойственно мерам защиты, когда "лицо принуждается к исполнению лежащей на нем обязанности, которую оно ранее должно было исполнить, но не исполнило. Дополнительных лишений помимо исполнения обязанностей для лица в этом случае не наступает... А юридическая ответственность связана с возложением на правонарушителя обязанности, не существовавшей до правонарушения".*(269) В литературе также отмечается, что "меры юридической ответственности обращены прежде всего к правонарушителю, их главная функция - карательная", а "меры защиты направлены... на обеспечение, восстановление интересов управомоченного лица, их основная функция - защита соответствующих субъективных прав".*(270) Лицо, привлеченное к гражданской процессуальной ответственности, приобретает новую обязанность, ранее у него отсутствовавшую (заплатить штраф, компенсацию потерпевшему лицу и т.д.).

Применение мер гражданской процессуальной ответственности сопряжено с отрицательной оценкой личности правонарушителя. Иные меры гражданского процессуального принуждения не предполагают какой-либо оценки лица, в отношении которого они используются.

О негативной оценке личности нарушителя свидетельствует само содержание, сама направленность мер ответственности. Г.Н. Ветрова писала об ответственности, как о ясно выраженном в той или иной форме порицании противоправного поведения обязанного субъекта правоотношения.*(271)

Меры гражданской процессуальной ответственности также коррелируют четко определенному законом типу поведения (правонарушению); их применение за любые другие варианты поведения исключено. Если меры ответственности всегда применяются судом за совершенное гражданское процессуальное правонарушение, то применение иных мер гражданского процессуального принуждения не обязательно является следствием правонарушения.

Неблагоприятные последствия в виде иных мер процессуального принуждения могут наступить автоматически, в силу объективных факторов процесса. Например, если взыскание компенсации за фактическую потерю времени целенаправленно используется судом как ответственность за недобросовестность в гражданском процессе (ст. 99 ГПК), то отказ в иске как следствие пассивности истца при доказывании - это объективный результат процессуального бездействия лица, когда суд, постановляя отрицательное для истца решение, констатирует, что последний не доказал основания своих исковых требований. Существенно, что такое решение принимается не с тем, чтобы наказать лицо, создав для него дополнительное обременение, а используется как акт констатации отсутствия у лица права на удовлетворение иска. Также вряд ли можно рассматривать отказ в принятии искового заявления как меру гражданской процессуальной ответственности, поскольку, во-первых, это не создает дополнительных обременений для лица; во-вторых, разрешает конкретный процессуальный вопрос (а именно констатирует отсутствие предпосылок права на предъявление иска, не содержит отрицательной оценки поведения истца); и, в третьих, отказ в принятии искового заявления может быть вызван причинами, за которые лицо не отвечает (например, состоянием законодательства, изменившего подведомственность дела данному суду). Напротив, наложение штрафа на лицо, участвующее в деле, за нарушение порядка в судебном заседании отвечает всем перечисленным признакам: оно порождает для субъекта дополнительные обременения, несет в себе персональное осуждение лица и может быть применено только за определенный противоправный вариант поведения.

А. Мохов полагает, что критерием отграничения процессуального принуждения от сферы свободного волеизъявления является психическое отношение субъекта к возложенной на него обязанности: "Если гражданин согласен с возложенными на него обязанностями, воспринимает их как осознанную необходимость, как общественный долг, значит нет принуждения. Если же субъект гражданского процесса противится исполнению возложенных на него обязанностей, видит в них лишь обременение или исполняет их только из-за угрозы наступления неблагоприятных последствий, налицо принуждение".*(272) По нашему мнению, такой критерий вряд ли может быть использован для разграничения рассматриваемых понятий: субъект зачастую сам не отдает себе объективный отчет в своих целевых установках, и тем более сложно требовать оценку его внутренних устремлений от суда.

Не всякое нарушение норм гражданского процессуального права влечет за собой применение к лицу мер гражданской процессуальной ответственности. За некоторые злоупотребления процессуальными правами суд использует в отношении нарушителя иные меры гражданского процессуального принуждения, что вызвано рядом существенных обстоятельств.

1) Злоупотребление правом - это правонарушение, создающее видимость законного поведения, в котором приоритетное значение имеет установление виновности лица, осознания им недопустимости подобного поведения. Как неоднократно отмечалось, определение и доказывание злоупотреблений процессуальным правом в гражданском судопроизводстве сталкиваются с серьезными трудностями.

Нередко встречается ситуация, когда, с одной стороны, правоприменитель видит объективно вредоносный вариант поведения, а с другой - он не может с полной уверенностью говорить о том, что перед ним правонарушение в форме злоупотребления правом. Дальнейшее бесконтрольное развитие ситуации может привести к причинению вреда интересам правосудия, поэтому суд должен каким-либо образом воздействовать на ход и дальнейшее развитие процесса.

Для этой цели при неустановлении состава правонарушения в форме злоупотребления правом ГПК предусматривает иные меры процессуального принуждения для противодействия указанному поведению.

2) Задачами гражданского судопроизводства являются своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел (ст. 2 ГПК). Все процессуальные действия должны быть подчинены именно этой цели. Если в рамках одного гражданского процесса возникнет еще несколько процессов по привлечению к ответственности лиц, злоупотребляющих правом, то это, безусловно, скажется на оперативности основного процесса и воспрепятствует выполнению поставленной законом задачи. Поэтому ГПК должен предусматривать не только эффективные, но и оперативные средства реагирования на допущенные злоупотребления процессуальным правом.

Все ли меры гражданской процессуальной ответственности отвечают требованиям оперативности? Ведь при их применении суд обязан установить наличие состава злоупотребления процессуальным правом, подтвердить его необходимыми доказательствами, привлечь лицо к ответственности, а при несогласии лица - ожидать результатов рассмотрения частной жалобы.

В случае, если процессуальные издержки, возникающие в связи с привлечением субъекта к процессуальной ответственности, превосходят издержки, причиняемые самим правонарушением, закон должен искать иные пути реагирования на процессуальный деликт. В этом отношении меры процессуального принуждения, не связанные с ответственностью, оказываются более эффективными. Например, простой отказ лицу в удовлетворении недобросовестного ходатайства об отложении процесса, во-первых, пресечет намечающееся злоупотребление правом; во-вторых, позволит продолжить рассмотрение дела по существу; в-третьих, суд избежит громоздкой процедуры привлечения к ответственности, тем более, что вредоносные последствия еще не успели наступить; в-четвертых, его определение не станет объектом апелляционного или кассационного обжалования, поскольку закон исключает возможность обжалования подобных определений.

Таким образом, отказ от применения мер процессуальной ответственности в пользу применения иных мер процессуального принуждения вызван соображениями оперативности гражданского процесса.

3) Согласно принципу процессуальной экономии нет смысла расходовать процессуальные средства там, где это не вызвано объективной необходимостью. Зачастую тяжесть злоупотребления и вызванные им последствия будут настолько незначительными, что применение дополнительных обременений к правонарушителю и отрицательная оценка его поведения со стороны государства в лице суда будут явно излишними. Если проводить аналогии с другими отраслями права, то данное явление на языке административного и уголовного закона именуется "малозначительностью" (ч. 2 ст. 14 УК РФ, ст. 2.9 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях). Например, явно необоснованный довод кассационной жалобы может быть просто отвергнут судом второй инстанции без всяких последствий для заявителя.

4) Меры гражданского процессуального принуждения в отличие от мер ответственности имеют более универсальный характер, поскольку могут быть использованы в ситуациях неясности целей поведения лица без всякого личного ущерба или издержек для предполагаемого правонарушителя. Например, присуждение всех судебных расходов с лица может быть обычным следствием отказа в удовлетворении исковых требований для истца либо, наоборот, их удовлетворения для ответчика (ст. 98 ГПК), а также выступать одним из следствий недобросовестности поведения лица.

5) Первоочередной целью гражданского судопроизводства является восстановление уже нарушенных субъективных материальных прав лица. Гражданский процесс сам по себе является такой средой, где должны быть исключены повторные нарушения прав субъекта. Но такое положение маловероятно, так как участники процесса в сложной системе гражданских процессуальных связей становятся обладателями новых процессуальных прав, нарушение которых не может полностью исключаться авторитетом судебного органа хотя бы потому, что весь гражданский процесс пронизан антагонистичностью интересов его участников. Однако способы и средства борьбы с процессуальными правонарушениями должны конструироваться исходя не столько из степени их объективной вредоносности для гражданских процессуальных правоотношений, сколько из принципа недопущения повторного (постматериального) нарушения прав лиц, участвующих в деле. Любая затяжка, любое промедление с защитой субъективного материального права лица (даже в целях искоренения гражданских процессуальных правонарушений) способно привести к повторному нарушению прав лиц, обратившихся за защитой к суду. Вместе с тем, нарушения гражданских процессуальных норм не должны оставаться безнаказанными, поскольку допущенные нарушения могут затруднить первичную защиту прав лиц, подавших исковое прошение.

Таким образом, реакция на такое нарушение должна строиться комбинированно: с одной стороны, нужно применить к виновному лицу меры процессуального принуждения, вплоть до мер ответственности, а с другой - нельзя допустить при этом нарушения прав других участников процесса.

6) Специфический характер гражданской процессуальной ответственности и иных мер гражданского процессуального принуждения выражается в их нестабильности.

Гражданское судопроизводство - это динамичная среда, в которой принимаемые юридические акты (даже вступившие в законную силу) могут быть в любой момент отменены или пересмотрены судом вышестоящей инстанции, а в некоторых случаях - и самим судом, принявшим такой акт. Лица, участвующие в деле, не могут быть полностью уверены, что выводы, сделанные судом одной инстанции, не будут завтра подвергнуты критичной оценке со стороны вышестоящей инстанции. Даже по истечении года, установленного для подачи надзорной жалобы, сохраняется возможность пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам.

Таким образом, можно сделать вывод, что использованные судом меры гражданского процессуального принуждения могут быть признаны незаконными или необоснованными и отменены по жалобе заинтересованного лица. Это будет означать, что суд вышестоящей инстанции констатировал отсутствие в действиях лица состава процессуального правонарушения и посчитал применение к лицу мер ответственности неправильным, либо применение мер гражданского процессуального принуждения излишним.

Широкое право обжалования, предоставленное участникам гражданского процесса, дает им возможность не только отдельно оспаривать большинство определений, связанных с применением принудительных мер (например, мер по обеспечению иска), но и включать свои доводы о незаконности применения мер гражданского процессуального принуждения в жалобу на итоговый судебный акт.

Таким образом, потенциальная возможность отмены или изменения судебного постановления о применении мер гражданского процессуального принуждения вынуждает закон избегать определенных формулировок об ответственности, прибегая к общему выражению о "последствиях".

§ 2. Гражданская процессуальная ответственность за злоупотребление процессуальным правом

Разработка категории гражданской процессуальной ответственности за совершение процессуального правонарушения является исключительно актуальной для теории и практики гражданского процессуального права. На фоне общей неизученности данной проблемы немногочисленные имеющиеся научные исследования демонстрируют совершенно разноплановое отношение к институту процессуальной ответственности.*(273)

Отдельные ученые считают, что "чисто процессуальной" ответственности быть не может, а существует обычная материально-правовая ответственность за нарушение процессуальных законов, аналогичная уголовной ответственности, например, за преступления против правосудия, которые связаны с грубейшим отступлением от процессуального закона".*(274) И.С. Самощенко и М.Х. Фарукшин также высказывали мнение о том, что "процессуальной ответственности как самостоятельного вида юридической ответственности не существует. Процессуальные меры принуждения - это либо меры пресечения, либо меры административной ответственности (за нарушение порядка судебного заседания, неподчинение распоряжениям председательствующего и т.п.)".*(275) Н.А. Чечина полагала, что "отрицательное отношение теоретиков права к гражданской процессуальной ответственности порождено: непризнанием самостоятельности гражданского процессуального права как отрасли, вследствие отнесения норм гражданского процессуального права к процедурным, техническим, а не правовым правилам".*(276) В.В. Бутнев отмечает слабую разработанность концепции гражданской процессуальной ответственности, фрагментарное изменение законодательства в этой области в связи с недооценкой государственно-властных начал гражданского судопроизводства.*(277)

Другие авторы считают, что институт процессуальной ответственности имеет полное право на существование: "Структура содержания строго очерченной сферы процессуальных правоотношений будет усеченной, если исключить такой ее компонент, как юридическая ответственность (курсив В.М. Горшенева. - А.Ю.)".*(278) По их мнению, основанием наступления процессуальной ответственности является "виновное неисполнение участником процесса обязанностей, возложенных на него процессуальным законом".*(279)

Практика применения УГС 1864 г. выработала отдельные меры ответственности, направленные против злоупотребления процессуальным правом. Различалось "возложение судебных издержек на виновную в недобросовестном ведении дела сторону... взыскание с нее убытков, причиненных противнику, и... наложение на нее штрафа, заменяемого, в случае несостоятельности, арестом",*(280) т.е. меры имущественной ответственности недобросовестного лица по сравнению с современным процессуальным законодательством были весьма вариативны.

Английское гражданское право предусматривает возможность предъявления иска к лицу, которое "злонамеренно и без разумных и вероятных оснований начало или продолжало против истца безуспешный уголовный, конкурсный или ликвидационный процесс, связанный для истца с позором для его доброго имени, или с умалением кредита, или с денежными потерями, или с возможным лишением свободы".*(281)

Тенденции законодательного развития показывают, что понятия, обладающие ранее исключительно теоретическим значением, переходят в разряд нормативных определений. Так, в Модельном кодексе гражданского судопроизводства стран СНГ в раздел общих положений включена глава "Основания и меры гражданской процессуальной ответственности". Однако, как следует из содержания гл. 17 Модельного кодекса, к мерам гражданской процессуальной ответственности там отнесены меры по обеспечению порядка и безопасности в суде, привод и наложение штрафа.*(282) Данный перечень мер ответственности является неполным; кроме того, привод скорее относится не к ответственности, а к иным мерам гражданского процессуального принуждения. В литературе процессуальная юридическая ответственность определяется как "элементарное ухудшение процессуального положения субъекта процессуальных отношений вследствие применения к нему мер пресечения более репрессивного характера".*(283) Т.В. Сахнова писала, что при создании нового ГПК не разработан самостоятельный институт гражданской процессуальной ответственности, не определены принципы, состав, условия наступления и меры такой ответственности, и это "при попытке регулирования отдельных отношений порождает противоречия, а иногда способно привести к нарушению охраняемых Конституцией РФ гарантий прав личности".*(284) ГПК Республики Беларусь в разделе "Организация и обеспечение производства по гражданскому делу" предусмотрел главу "Гражданская процессуальная ответственность". И.В. Решетникова отмечает, что "в таком подходе к структуре ГПК видно влияние науки".*(285) Подобное взаимовлияние науки и практики нужно признать весьма позитивным. Действующий ГПК РФ не содержит в своем составе аналогичных процессуальных институтов.

Наличие самостоятельной разновидности юридической ответственности как правило свидетельствует об отраслевой самостоятельности объединения правовых норм. Как отмечалось в литературе, "юридическая ответственность может явиться результатом нарушения любой правовой нормы независимо от того, к какой отрасли советского права последняя относится".*(286) Полагаем, что отраслевая самостоятельность гражданского процессуального права уже служит веским доказательством существования гражданской процессуальной ответственности.

В схожем направлении развивалась и уголовно-процессуальная наука, отдельным представителям которой принадлежит значительная роль в выработке понятийного аппарата процессуальной ответственности. "Факт существования особой уголовной процессуальной ответственности представляется очевидным, - пишет П.С. Элькинд, - если мы согласимся с тем, что нормы уголовного процессуального права имеют в своем структурном составе санкции, ибо вне соответствующего вида ответственности большинство таких санкций утратило бы реальность и превратилось бы в категории чисто формального характера".*(287)

Гражданская процессуальная ответственность выражена в мерах государственного принуждения, точнее, гражданского процессуального принуждения. Правонарушитель вынужден претерпеть неблагоприятные последствия своего поведения, состоящие в лишениях личного, имущественного или организационного характера. Гражданская процессуальная ответственность предусматривается санкциями гражданских процессуальных норм и реализуется в порядке, предусмотренном ГПК. Единственным основанием гражданской процессуальной ответственности является состав гражданского процессуального правонарушения.

Гражданская процессуальная ответственность имеет штрафной характер, поскольку в первую очередь сводится к наказанию правонарушителя. Рассматриваемому виду ответственности свойственны также превентивные функции, заключающиеся не только в удержании лица от совершения повторных правонарушений, но и в предотвращении нарушений норм гражданского процессуального права со стороны других субъектов.

Существенной чертой любой юридической ответственности представляется ее определение через критерий дополнительного обременения. П.С. Элькинд определяла уголовную процессуальную ответственность как "реальное возложение на правонарушителя дополнительной уголовно-процессуальной обязанности, лишение его тех или иных процессуальных прав или же и возложение дополнительной обязанности, и лишение соответствующих процессуальных прав".*(288) В.В. Бутнев указывал на такой необходимый признак гражданской процессуальной ответственности, как наличие обязанности дополнительного характера, возникающей вследствие правонарушения.*(289) Только по критерию дополнительного обременения можно разграничить юридическую ответственность и другие меры защиты, находящиеся в арсенале отрасли права. Возложение мер гражданской процессуальной ответственности на субъекта сопряжено с его дополнительным обременением, которое сводится к тому, что лицо приобретает дополнительную гражданскую процессуальную обязанность негативного толка, которая отсутствовала бы у него в случае правомерного поведения.

Анализ показывает, что меры гражданской процессуальной ответственности разнородны между собой; это актуализирует задачу поиска общего, объединяющего критерия для всех мер процессуальной ответственности. Как верно отмечал П.П. Гуреев, "меры государственного принуждения в отношении нарушителей процессуальных норм имеют, как правило, имущественный характер, что предопределяется имущественным характером отношений, являющихся предметом судебного разбирательства".*(290) Гражданская процессуальная ответственность имеет в своем арсенале санкции имущественного характера (штраф, взыскание вознаграждения за потерю времени), однако это не позволяет причислять ее к гражданско-правовой ответственности. К мерам гражданской процессуальной ответственности, по мнению ряда ученых, относится отмена незаконного и/или необоснованного судебного постановления судом кассационной (апелляционной) инстанции, однако это также не дает оснований утверждать, что процессуальная ответственность имеет административный характер.

Начальной точкой отсчета в определении сущности гражданской процессуальной ответственности должен выступить метод правового регулирования гражданского процессуального права. По мнению большинства ученых, таким методом является смешанный дозволительно-обязывающий, или императивно-диспозитивный метод правового регулирования. Именно особенности метода обусловливают применение внешне разнородных мер ответственности.

Метод является юридической проекцией характера отношений, складывающихся в гражданском судопроизводстве. Суд, рассматривающий дело, состоит с участниками процесса в гражданских процессуальных правоотношениях, имеющих властный характер. Власть суда подкрепляется тем, что он может воздействовать на участников процесса, не подчиняющихся процессуальной регламентации, а значит, применять такие меры ответственности, как штраф, предупреждение и пр.

Но, с другой стороны, как уже отмечалось выше, взаимное поведение сторон гражданского процесса способно оказать влияние на объем и реализацию принадлежащих им субъективных прав. Нельзя преуменьшать значение материально-правовой связи лиц в гражданском процессе. Взыскание компенсации за потерю времени (ст. 99 ГПК) призвано восстановить нарушение имущественных прав добросовестного участника гражданского процесса.

В конечном счете, исходя из функциональной подчиненности и обусловленности процессуального права материальным, можно утверждать, что меры гражданской процессуальной ответственности способствуют защите субъективных материальных прав лиц. Устраняя из гражданского процесса все негативные явления, гражданская процессуальная ответственность водворяет порядок и в материально-правовой сфере спорящих сторон.

Н.А. Чечина обращает внимание на то, что "наиболее типичным для процессуальных норм следует считать соотношение, при котором одна санкция обслуживает несколько норм, т.е. отвечает или соответствует нескольким гипотезам и диспозициям".*(291) Игнорирование указанной закономерности отдельными авторами создало у них ложное "впечатление мучительного поиска (курсив мой. - А.Ю.) элементов процессуальной ответственности" другими учеными.*(292)

Количество процессуальных санкций не находится в жесткой количественной зависимости от числа процессуальных норм, которые могут подвергнуться нарушению. Незначительное количество санкций свидетельствует, с одной стороны, об их юридической универсальности, позволяющей обслуживать одновременно целые массивы гражданских процессуальных норм, а с другой - об однородности диспозиций процессуальных норм, которым предоставляется правовая охрана. По сравнению с материальными отраслями права, предмет процессуального регулирования более "компактен", он не допускает такой видовой разнородности и разрозненности регулируемых отношений, как иные отрасли права. Соответственно для защиты данных отношений не требуется столь обширный арсенал санкций, которыми располагают, например, гражданское, уголовное, административное право.

Как уже отмечалось выше, распространенность злоупотребления правом требует активного применения мер гражданской процессуальной ответственности, а этот процесс затруднен из-за юридического несовершенства норм, закрепляющих ответственность, но не из-за отсутствия категории ответственности как таковой.

В науке выделяют также категорию позитивной гражданской процессуальной ответственности, под которой, в частности, понимается возложенная "на субъекта общими нормами гражданского процессуального права необходимость вести себя в соответствии с интересами правосудия, выражающаяся в общей обязанности точно исполнять свои процессуальные обязанности и использовать предоставленные ему права в соответствии с их назначением".*(293) По нашему мнению, категория позитивной ответственности неотличима от юридической обязанности вести себя правомерно, не нарушая правовые нормы. Для правового регулирования она имеет скорее социально-психологическое значение, нежели какой-либо юридический смысл. Также вряд ли можно согласиться с мнением о двух формах реализации гражданской процессуальной ответственности - добровольной и государственно-принудительной. Первая форма реализации ответственности "основывается на обязанности должного и необходимого поведения участников гражданского процесса, которая выражается в их реальном правомерном поведении".*(294) Можно предположить, что здесь автор подразумевает под добровольной ответственностью позитивную гражданскую процессуальную ответственность, однако внимание специально акцентируется на том, что "нельзя отождествлять добровольную форму реализации гражданской процессуальной ответственности и гражданскую процессуальную обязанность".*(295) Из дальнейших рассуждений неясно, в чем же состоит различие между добровольной гражданской процессуальной ответственностью и обычным исполнением лицом гражданских процессуальных обязанностей. На наш взгляд, нельзя говорить о государственно-принудительной гражданской процессуальной ответственности, поскольку любой вид ответственности отличается своим принудительным характером, который реализуется в деятельности управомоченных органов (в данном случае - суда).

В настоящее время к мерам гражданской процессуальной ответственности можно отнести взыскание компенсации за потерю времени (ст. 99 ГПК), а также наложение судебного штрафа (гл. 8 ГПК). Как видно, ГПК содержит крайне скудный арсенал мер гражданской процессуальной ответственности.

Вопрос о правовой природе денежной суммы, взыскиваемой в порядке ст. 99 ГПК РФ (ст. 92 ГПК РСФСР), по-разному решается в юридической литературе. В.М. Семенов считает, что санкцией за недобросовестное поведение является штраф.*(296) М.С. Шакарян не соглашается с таким мнением, поскольку штраф является денежной суммой, взыскиваемой в доход государства, а здесь стороне возмещается ущерб, который может выразиться в потере заработка.*(297) Статья 92 ГПК РСФСР именовала указанную сумму "вознаграждением за фактическую потерю времени", а ст. 99 ГПК РФ употребляет термин "компенсация за потерю времени". На наш взгляд, термин "вознаграждение", употреблявшийся старым законодательством, не вполне отвечал истинному назначению рассматриваемой меры ответственности. Понятие "вознаграждение" предполагает прибавление имущества лица за совершение какого-либо социально-полезного поступка, за выполнение работы или за оказание услуги по договору. При получении вознаграждения за фактическую потерю времени лицо никаких подобных действий не совершает, поэтому термин "компенсация" более конкретно указывает на правовосполнительный (компенсационный) характер данной меры ответственности. Так, О. Исаенкова пишет, что ответственность, установленная ст. 99 ГПК, "относится к виду компенсационной, так как денежная сумма с виновного лица взыскивается не в доход государства (как при штрафной ответственности), а в доход противоположной стороны".*(298) Однако термин "компенсация" в действующем законодательстве понимается преимущественно как "денежные выплаты, установленные в целях возмещения работником затрат, связанных с исполнением ими трудовых или иных предусмотренных федеральным законом обязанностей" (ч. 2 ст. 164 ТК РФ). Помимо термина "компенсация" закон также оперирует понятием "возмещение вреда". Так, в соответствии с п. 3 ч. 1 ст. 1064 ГК РФ "законом или договором может быть установлена обязанность причинителя вреда выплатить потерпевшим компенсацию сверх возмещения вреда". Следовательно, термин "компенсация" вряд ли можно признать удачным для обозначения выплаты, причитающейся потерпевшему лицу в гражданском процессуальном праве.

По нашему мнению, наиболее точным термином, передающим существо рассматриваемой меры ответственности, является термин "возмещение убытков", возникших у лица вследствие недобросовестности другой стороны спора.

В юридической литературе отмечалось, что "при невыполнении процессуальных обязанностей указанными субъектами судопроизводству причиняется определенный вред, который может быть исчислен вполне конкретными цифрами. Это издержки, связанные с повторным вызовом участников судопроизводства, с затягиванием процесса. Советское процессуальное законодательство, к сожалению, не предусматривает возможности возмещения их за счет лиц, чьи процессуальные правонарушения повлекли указанные издержки. Возмещение вреда, причиненного процессуальным правонарушением, явилось бы дополнительной гарантией их предотвращения".*(299) Выше, при анализе вредоносности злоупотребления процессуальным правом, нами был проанализирован состав убытков, возникающих при совершении процессуального правонарушения. Он складывался из реального ущерба государства и лиц, участвующих в деле, из упущенной выгоды лиц, участвующих в деле, а также из компенсации морального вреда, причиненного недобросовестным поведением участникам гражданского процесса. Гражданское процессуальное законодательство должно ориентировать суды на возмещение данных убытков.

Статья 99 ГПК в действующей редакции не способна восполнить потери, понесенные лицами, пострадавшими от процессуального деликта, вследствие своей ограниченности, которая проявляется в следующем.

1) Из смысла рассматриваемой нормы следует, что предусмотренные в ней взыскания возможны только в пользу физических лиц, поскольку юридическое лицо или публично-правовое образование не могут "фактически потерять время". На сходных позициях стоит и судебная практика: "Статья 92 ГПК РСФСР не предусматривает каких-либо взысканий в доход государства: Приведенный закон дает суду право возлагать уплату вознаграждения за фактическую потерю рабочего времени на сторону, виновную в судебной волоките, в пользу другой стороны, которая такую потерю имеет, а не в доход государства, как это сделал суд при вынесении решения по делу... Речь идет о возмещении потери рабочего времени физическим, а не юридическим лицам, поскольку возмещение устанавливается... исходя из среднего заработка, а средний заработок может иметь лишь физическое лицо".*(300)

2) Исследуемая норма содержит ограниченный круг злоупотреблений правом, за которые могут быть применены меры ответственности: недобросовестное заявление неосновательного иска либо спора против иска, а также систематическое противодействие правильному и своевременному рассмотрению дела. Все прочие злоупотребления правом фактически остаются безнаказанными. М.С. Шакарян, пытаясь расширить сферу действия рассматриваемой нормы, отмечает, что "санкция ст. 92 ГПК практически может быть применена во всех случаях, при злоупотреблении стороной любым процессуальным правом, ибо понятие "недобросовестного пользования правами" весьма емкое, недобросовестность может быть проявлена при использовании любого правомочия, при нарушении любого предписания закона".*(301) В другой работе автор, доказывая универсальный характер нормы ст. 92 ГПК РСФСР, пишет, что "установление законом общей обязанности добросовестно пользоваться процессуальными правами является способом установления процессуальных обязанностей, ибо в сущности нарушение любой (курсив мой - А.Ю.) процессуальной нормы, недобросовестное пользование любыми (курсив мой - А.Ю.) процессуальными правами, свидетельствующее об указанных в ст. 92 ГПК злоупотреблениях, дает суду право применять предусмотренную ст. 92 ГПК санкцию".*(302)

3) Применение мер ответственности согласно ст. 99 ГПК возможно только по отношению к сторонам спора - истцу или ответчику. Все остальные субъекты, несущие обязанность быть добросовестными по делу, выводятся из-под действия данной нормы.

4) Состав убытков, которые лицо может понести вследствие проявленной его оппонентом недобросовестности, как было показано выше, не исчерпывается "фактической потерей времени". Как верно было подмечено М.А. Гурвичем, "санкция ст. 92 ГПК явно неудовлетворительна; потеря рабочего времени потерпевшей стороной далеко не всегда сможет служить масштабом причиненного ей ущерба, не говоря уже о том, что она во многих случаях вообще не может быть установлена. К тому же размер вознаграждения, исчисленный по этой мерке, может оказаться настолько мизерным, что утрачивает значение не только возмещения причиненного ущерба, но и угрозы для недобросовестного причинителя".*(303) Формула "фактическая потеря времени" не менее расплывчата, чем формула "потеря рабочего времени: первая более адекватно отражает состояние действительных общественных отношений, возникают известные сложности с определением размера такой потери. Ясно одно: содержание рассматриваемой нормы должно предусматривать возмещение действительных потерь, понесенных лицом.

5) Неопределенность критериев, которыми должен руководствоваться суд при взыскании компенсации ("разумные пределы" и "конкретные обстоятельства"), также создает известные сложности в правоприменении. Н.А. Шебанова, например, полагает, что "применить санкции против определенных видов причиненного вреда (затягивание рассмотрения дел, создание нервозной обстановки в заседании) невозможно, поскольку нельзя определить адекватную денежную компенсацию за неудобства, причиненные участникам процесса в ходе разбирательства".*(304) Г.Л. Осокина для определения разумного размера денежной компенсации, установленной ст. 99 ГПК, предлагает руководствоваться критериями, выработанными в гражданском праве, где под разумной ценой и разумными расходами понимаются "такие цены и расходы, которые готов заплатить или понести разумный человек. Разумный человек - человек, обладающий нормальным, средним уровнем интеллекта, знаний и жизненного опыта".*(305) Р.Е. Гукасян предлагает учитывать ценность подлежащего защите блага, сложность дела, размер понесенных управомоченной стороной убытков, а также имущественное положение обязанной и управомоченной сторон.*(306) В.П. Грибанов считал, что для случаев злоупотребления правом (в том числе и процессуальным) "должны быть применены все условия гражданско-правовой ответственности".*(307)

Полагаем, что все перечисленные признаки могут послужить хорошим ориентиром для практического применения ст. 99 ГПК, однако наиболее важным представляется установление и оценка умысла лица, конкретизация его противоправной цели в совершенных процессуальных действиях.

Выше уже отмечалось, что специфика мер гражданской процессуальной ответственности обусловлена спецификой императивно-диспозитивного или дозволительно-обязывающего метода гражданского процессуального регулирования. Поэтому в арсенале мер гражданской процессуальной ответственности соседствуют и штраф, присущий скорее публичным отраслям права (например, административному), и возмещение убытков, свойственное более гражданско-правовым отраслям.

В гражданском процессе штраф как правило применяется за совершение обыкновенных гражданских процессуальных деликтов, не представляющих злоупотребление правом (непредставление доказательств, нарушение мер по обеспечению иска, нарушение порядка в зале судебного заседания и пр.). Полагаем, что гражданское процессуальное законодательство должно предусмотреть наложение штрафа на участников процесса, допускающих недобросовестность, который должен взыскиваться в пользу государства, и здесь может оказаться полезным заимствование опыта зарубежных стран. В частности, как утверждает Н.А. Шебанова, за злоупотребление правом согласно французскому законодательству сторона обязана уплатить штраф в размере от 100 до 10 000 франков (примерно от 20 до 2000 долл. США), а Бельгийский кодекс устанавливает штраф в размере от 5000 до 100 000 бельгийских франков (примерно от 137 до 2700 долл. США).*(308)

Размер штрафа должен дифференцироваться в зависимости от конкретной формы допущенного злоупотребления правом, процессуального статуса лица, степени умысла, наступивших последствий, значимости дела и др. Следует исходить из "crescente militia crescere debet et poena",*(309) т.е. наказание должно быть тем строже, чем интенсивнее злая воля. Для граждан размер штрафа может быть установлен в размере от 2000 до 10 000 руб., для организаций - в сумме от 10 000 до 50 000 руб.

Наложение штрафа целесообразно установить за такие распространенные злоупотребления правом, как недобросовестное предъявление заведомо неосновательного иска, заявление неосновательного спора против иска, а также за ряд иных злоупотреблений, рассматриваемых нами в четвертой главе настоящей работы, посвященной отдельным видам злоупотреблений правом. Законодательству уже известны редкие, но характерные примеры привлечения недобросовестных лиц к подобной ответственности. Так, в соответствии с абз. 1 п. 6 ст. 13 Закона РФ "О защите прав потребителей" "при удовлетворении судом требований потребителя, установленных законом, суд взыскивает с изготовителя (исполнителя, продавца, уполномоченной организации или уполномоченного индивидуального предпринимателя, импортера) за несоблюдение в добровольном порядке удовлетворения требований потребителя штраф в размере пятьдесят процентов от суммы, присужденной судом в пользу потребителя".*(310)

Полагаем, что в качестве меры гражданской процессуальной ответственности необходимо предусмотреть объявление замечания недобросовестному лицу, которое заносится в протокол судебного заседания и заключается в выражении порицания субъекту, допускающему злоупотребление правом. Функциональное назначение такой меры, как предупреждение, известной действующему ГПК (ч. 1 ст. 159 ГПК), состоит в превентивном воздействии на правонарушителя. Замечание констатировало бы факт совершения лицом злоупотребления правом, когда такое злоупотребление не требует более жестких мер реагирования, однако должно быть учтено судом при дальнейшем рассмотрении дела, в частности, при оценке намерений лица, совершающего то или иное процессуальное действие.

§ 3. Иные меры гражданского процессуального принуждения за злоупотребление процессуальным правом

К иным мерам гражданского процессуального принуждения относятся меры предупредительного воздействия (см. п. 1 настоящего параграфа), меры пресения (см. п. 2) и меры защиты (см. п. 3)

В соответствии с положениями общей теории права меры предупредительного воздействия - это "разновидность мер государственного принуждения, применяемых для предупреждения возможных правонарушений, а также используемых с целью обеспечения общественной безопасности при стихийных бедствиях, крупных промышленных авариях".*(311)

По степени своей репрессивности меры гражданского процессуального предупредительного воздействия являются наиболее мягкими для лица, к которому они применяются. Они направлены на недопущение либо минимизацию последствий правонарушений, а также на профилактику нарушений норм гражданского процессуального права.

Практика применения УГС 1864 г. устанавливала такую меру гражданского процессуального предупредительного воздействия, как предварительное удостоверение тяжущимися своей добросовестности путем принесения присяги.*(312) Е.В. Васьковский отмечает, что "со времен Юстиниана общая присяга сделалась обязательной для всех тяжущихся; перед началом каждого процесса истец должен был присягнуть, что предъявляет иск не с целью кляузы, а с сознанием своей правоты; ответчик же должен был поклясться, что возражает против иска добросовестно. Адвокатам также предписывалось присягать, что они приложат все усилия к тому, чтобы оправдать законные и справедливые требования клиентов, и не замедлят отказаться от ведения дела, как только заметят его нечестность или безнадежность".*(313)

В современном праве к предупредительным мерам могут быть отнесены следующие меры: 1) разъяснение лицам, участвующим в деле, их обязанности добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами и последствий злоупотребления процессуальными правами; 2) предложение суда совершить определенные процессуальные действия, направленные на недопущение злоупотребления процессуальным правом, либо воздержаться от их совершения; 3) удостоверение лицом, участвующим в деле, наличия или отсутствия определенных фактов.

1) В нормах ГПК неоднократно встречается указание на разъяснение лицам, участвующим в деле, их процессуальных прав и обязанностей (ч. 2 ст. 12, п. 1 ч. 1 ст. 150, ст. 165, ч. 1 ст. 193 ГПК и др.). Суд должен разъяснить лицам, участвующим в деле, в числе прочих субъективных процессуальных прав и обязанностей обязанность добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами.

Однако на практике суды достаточно редко указывают лицам на существование такой обязанности и еще реже разъясняют ее смысл и значение. Такое положение недопустимо, так как общее число процессуальных обязанностей лиц в гражданском процессе незначительно и большинство из них оказываются уже исполненными к моменту первого разъяснения судом прав и обязанностей при подготовке гражданского дела к судебному разбирательству, а значит, не нуждающимися в разъяснениях. Так, истцом уже оплачена государственная пошлина по делу, исковое заявление подано в надлежащей форме с приложением всех необходимых документов и т.д.

В соответствии с ч. 2 ст. 12 ГПК "суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом... предупреждает о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий:". В частности, суд обязан разъяснить ответчику, что непредставление им "доказательств и возражений в установленный судьей срок не препятствует рассмотрению дела по имеющимся доказательствам" (ч. 2 ст. 150 ГПК); также суд должен разъяснить последствия отказа истца от иска, признания иска ответчиком и заключения мирового соглашения (ч. 2 ст. 173 ГПК).

Полагаем, что суд должен каждый раз при наличии признаков злоупотребления процессуальными правами в действиях (бездействии) лиц, участвующих в деле, разъяснить им последствия злоупотребления процессуальными правами, предусмотренные ст. 99 и ч. 3 ст. 150 ГПК. Тем самым суд, не предрешая вопрос о добросовестности субъекта, сообщает ему, что если его поведение выйдет за границу допустимого, могут наступить определенные неблагоприятные последствия. Возможно, это удержит лицо от недобросовестных процессуальных действий и направит процесс в нужном направлении.

2) Суд может предложить лицам совершить определенные процессуальные действия, направленные на недопущение злоупотребления процессуальным правом, либо воздержаться от их совершения. Предлагаемые к совершению процессуальные действия (бездействие) должны быть несовместимы со злоупотреблением правом; фактически они заставляют лицо отказаться от своих намерений (в случае, если таковые имелись). Следуя указаниям суда, субъект заранее обрекает себя на недостижение недобросовестных целей, поскольку совершение предлагаемых действий блокирует ожидаемые результаты злоупотребления правом; в противном случае субъект будет вынужден прямо проигнорировать указания суда. Например, лицо заявляет ходатайство об истребовании доказательств, намереваясь таким образом затянуть производство по делу, а суд в соответствии с требованиями ч. 2 ст. 57 ГПК предлагает лицу указать, какие сведения могут быть подтверждены данным доказательством. Если заявленное ходатайство заранее необоснованно, лицо будет вынуждено обнаружить это и получить отказ в удовлетворении ходатайства.

Суд также может с процессуально-предупредительной целью предложить лицу воздержаться от определенных действий, чтобы предотвратить намечающееся злоупотребление. Например, если лицо, участвующее в деле, препятствует осмотру находящегося у него доказательства, суд предупреждает такое лицо о недопустимости воспрепятствования проведению осмотра и недобросовестный субъект вынужден либо смириться с обнародованием содержания доказательства, либо открыто противодействовать законным распоряжениям суда.

3) Как неизвестную процессуальному законодательству, но фактически используемую меру процессуально-предупредительного воздействия можно назвать удостоверение лицом, участвующим в деле, наличия либо отсутствия определенных фактов. Удостоверительная подпись лица сделает в последующем невозможным совершение различных злоупотреблений. Например, если лица, участвующие в деле, по окончании судебного заседания удостоверят своей подписью надлежащее их извещение о времени и месте следующего заседания, впоследствии в случае своей неявки они не смогут ссылаться на свое неведение относительно даты судебного разбирательства.

Следует отметить, что предупредительным эффектом обладают и другие меры гражданского процессуального принуждения. Например, отказ в удовлетворении неосновательного ходатайства выступает мерой защиты от процессуального нарушения и одновременно предупреждает возможное злоупотребление правом. Весь гражданский процесс, все его принципы и нормы объективно противостоят всяческим злоупотреблениям. Так, еще Е.В. Васьковский отмечал, что публичность как принцип гражданского процесса "оказывает благотворное влияние и на тяжущихся. Боязнь общественного мнения, стыд перед знакомыми и земляками удерживают их от недобросовестных исков, от заведомо ложных заявлений, от неосновательного отрицания справедливых требований противной стороны, от кляуз и крючкотворства".*(314)

В теории права под мерами пресечения понимается "разновидность мер государственного принуждения, применяемых для прекращения противоправных действий или для предотвращения их вредных последствий. Меры пресечения в отличие от мер предупреждения применяются только при наличии правонарушения".*(315) Можно смягчить категоричность данного высказывания применительно к гражданскому процессу, уточнив, что меры гражданского процессуального пресечения применяются лишь при наличии предполагаемого правонарушения. Даже если в дальнейшем предположение о наличии в действиях лица состава злоупотребления правом не подтвердится, меры гражданского процессуального пресечения не принесут никакого вреда лицу, поскольку они в отличие от мер ответственности свободны от негативной оценки личности субъекта. Если же предположение о наличии правонарушения будет подтверждено в ходе дальнейшего рассмотрения дела, эти меры будут достаточны для того, чтобы нейтрализовать негативные последствия злоупотребления правом.

Рассматриваемые меры используются для предотвращения вероятных последствий вероятного правонарушения.

Процессуально-пресекательные меры весьма схожи с мерами процессуальной защиты. Практически все меры процессуальной защиты одновременно направлены на пресечение поведения недобросовестного лица. Например, заочное производство при неявке ответчика пресекает его недобросовестное поведение и позволяет рассмотреть дело в его отсутствие. Но в отличие от мер защиты основной акцент при применении мер пресечения делается на предотвращение будущего нежелательного поведения, тогда как меры гражданской процессуальной защиты как правило имеют дело с уже свершившимся фактом противоправного поведения и обращены в прошлое.

Меры процессуального пресечения могут служить основой применения иных мер гражданского процессуального принуждения.

Во-первых, использование мер гражданского процессуального пресечения создает почву для привлечения к ответственности лиц, совершивших гражданское процессуальное правонарушение. Например, привод свидетеля, уклоняющегося от явки в суд, позволяет суду помимо получения его показаний окончательно решить вопрос об ответственности свидетеля за неявку по вызову в предыдущее судебное заседание, оценив уважительность причин его неявки и другие заслуживающие внимания обстоятельства.

Во-вторых, нарушение мер гражданского процессуального пресечения может привести к ответственности виновного лица. Так, в соответствии с ч. 2 ст. 140 ГПК при нарушении ответчиком или другими лицами запрещений совершить определенные действия (в первую очередь, касающиеся предмета спора) виновные лица подвергаются штрафу в размере до 10 МРОТ. Кроме того, за истцом признается право требовать возмещения убытков, причиненных такими действиями.

В-третьих, меры гражданского процессуального пресечения применяются наравне с мерами процессуальной ответственности. Такой вывод основывается на анализе положений ч. 1-3 ст. 159 ГПК, которые не исключают вместе с объявлением лицу предупреждения или удалением его из зала судебного заседания применить меры штрафной ответственности.

Наиболее распространенной мерой гражданского процессуального пресечения является обеспечение иска. Неоднозначность понимания оснований применения данных мер, их достаточности и соразмерности заявленным исковым требованиям порождают многочисленные споры в науке и на практике. На наш взгляд, процессуальная природа обеспечительных мер должна раскрываться с учетом их процессуально-пресекательной направленности. Меры по обеспечению иска предотвращают (пресекают) как недобросовестные, так и случайные невиновные действия участников процесса и иных лиц по распоряжению предметом спора. Перечень обеспечительных мер приведен в п. 1 ст. 140 ГПК.

Иные меры процессуального пресечения применяются в основном за совершение "классических" правонарушений (не злоупотреблений правом); к ним можно отнести предупреждение лицу, нарушающему порядок в зале судебного заседания (ч. 1 ст. 159 ГПК), а также принудительный привод неявившегося свидетеля (ч. 2 ст. 168 ГПК).

Меры гражданской процессуальной защиты являются наиболее вариативными и многообразными в числе прочих мер гражданского процессуального принуждения. "Меры защиты (восстановительные меры), - отмечается в литературе, - это разновидность мер государственного принуждения, применяемых для восстановления нормального состояния правоотношений путем побуждения субъектов права к исполнению возложенных на них обязанностей... Меры защиты применяются за правонарушения, обладающие минимальной степенью общественной опасности, а также в отдельных случаях и при отсутствии противоправных действий".*(316)

Многообразие мер защиты заставляет заняться поисками оснований для их упорядочения. По предметному или функциональному признаку можно выделить меры гражданской процессуальной защиты, связанные: 1) с отказом лицу в совершении процессуального действия; 2) с совершением судом процессуального действия, направленного против злоупотребления процессуальным правом; 3) с наступлением неблагоприятных последствий, не являющихся мерами гражданской процессуальной ответственности; 4) с применением гражданских процессуальных фикций; 5) с признанием юридической силы за судебным постановлением; 6) с лишением юридической силы судебных постановлений; 7) с признанием или с отказом в признании судом последствий совершения процессуальных действий; 8) с наделением или с лишением лица субъективного гражданского процессуального права; 9) с признанием совершенных процессуальных действий недействительными.

1) Первая группа мер гражданской процессуальной защиты связана с отказом в совершении тех процессуальных действий, которые лицо, допускающее злоупотребление правом, требует совершить от суда. Такая мера является наиболее простой, действенной и экономичной. Она позволяет моментально пресечь намечающееся злоупотребление правом. Например, суд отказывает лицу в удовлетворении ходатайства об истребовании доказательств, явно не имеющих отношения к рассматриваемому спору (неотносимых доказательств). Однако при использовании такой меры суд не должен каким-либо образом ограничивать права участвующих в деле лиц, стремящихся к действительной защите своего нарушенного или оспоренного субъективного права.

2) Противоположной рассмотренной выше мере гражданской процессуальной защиты является такая мера защиты, как совершение судом процессуального действия, направленного против злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом. Например, при наличии сомнений в объективности и достоверности представленных лицом доказательств, суд в соответствии с ч. 1 ст. 57 ГПК предлагает лицу или противоположной стороне представить дополнительные доказательства. Выполнение такой просьбы суда предотвращает злоупотребление правом, поскольку дополнительные доказательства могут обнаружить несостоятельность позиции субъекта. Другой пример. При неявках лица, направленных на срыв процесса, суд может проверить достоверность представленной им оправдательной документации (например, запросить медицинские учреждения о том, обращалось ли данное лицо за медицинской помощью).

Однако возможности использования данной защитительной меры не безграничны. Как известно, гражданский процесс основывается на принципах состязательности и диспозитивности, которые не позволяют суду превращаться в дотошного следователя и скрупулезно исследовать все истинные отношения сторон. Например, суд не должен подвергать сомнению все доводы, сообщаемые стороной без веских на то оснований. Реализация рассматриваемого принципа предполагает активность другой стороны, которая должна побуждать суд к применению конкретных защитительных мер.

3) Меры, связанные с наступлением неблагоприятных последствий, не являющихся мерами гражданской процессуальной ответственности. Это, пожалуй, самая многочисленная группа мер гражданской процессуальной защиты, включающая в себя разнообразные по правовой природе меры воздействия на участников процесса.

По отношению к структуре основных стадий и этапов гражданского процесса такие меры могут быть итоговыми и промежуточными. Итоговые меры защиты отличаются законченностью, поскольку они знаменуют собой завершение процессуальной деятельности. К их числу можно отнести отказ в принятии искового заявления, возвращение искового заявления, прекращение производства по делу, оставление заявления без рассмотрения, немедленное вынесение решения по делу, отказ в удовлетворении исковых требований и др. Промежуточные меры защиты не влияют на динамику и дальнейшее движение процесса. Таковыми мерами, в частности, являются оставление заявления без движения, возложение судебных расходов на лицо и пр.

По последствиям меры, включенные в данную группу, можно подразделить на пассивные и активные меры гражданской процессуальной защиты.

Пассивные защитные меры связаны с ненаступлением ожидаемого правового результата. К ним относятся: a) отказ в принятии искового заявления, б) возвращение искового заявления, в) оставление его без движения, г) прекращение производства по делу и оставление заявления без рассмотрения, д) отказ в удовлетворении исковых требований и др.

a) Отказ в принятии искового заявления отсекает путь отдельным недобросовестно заявляемым исковым требованиям, которые не подлежат рассмотрению в порядке гражданского судопроизводства. Принятие предложения о рассмотрении добросовестности в качестве предпосылки права на предъявление иска способно повысить функциональные возможности рассматриваемого института.

б) Возвращение искового заявления также способно предотвратить недобросовестное заявление неосновательных исковых требований, связанных, например, с несоблюдением досудебного претензионного порядка урегулирования спора или подписанием искового заявления за другое лицо без надлежащих на то полномочий.

в) Институт оставления искового заявления без движения стимулирует истца к подаче искового заявления в установленной законом и максимально понятной и удобной для ответчика форме. Оставление заявления без движения преграждает путь неосновательным исковым требованиям, покоящимся на шаткой материально-правовой основе. Если, например, истец не может подтвердить документами обстоятельства, на которых он основывает свои исковые требования, как того требует ст. 132 ГПК, у суда появляются серьезные основания сомневаться в добросовестности поведения лица, предъявившего иск.

г) Сходные функции выполняют такие формы окончания гражданского процесса без вынесения решения, как прекращение производства по делу и оставление заявления без рассмотрения. Данные меры защиты могут быть также направлены против злоупотреблений лиц, участвующих в деле. Если, например, суду становится известно, что спор, подлежащий разрешению, уже однажды был предметом судебного рассмотрения и истец повторно решил "попытать счастья", прибегнув к судебной процедуре, то производство по делу подлежит прекращению (абз. 3 ст. 220 ГПК); или если при рассмотрении дела об установлении факта, имеющего юридическое значение, обнаруживается спор о праве, подведомственный суду, который истец не хотел бы обнаруживать в исковом производстве, заявление остается без рассмотрения согласно ч. 3 ст. 226 ГПК. Но необходимо учитывать, что прекращение производства по делу может быть не санкцией, а закономерной и правомерной формой окончания гражданского процесса, например, в случае принятия судом отказа истца от иска, или даже поощряемой законом формы поведения (при заключении сторонами мирового соглашения).

д) Отказ в удовлетворении иска полностью или в части представляет собой неблагоприятное последствие в виде лишения истца материально-правового результата, на который он рассчитывает, обращаясь в суд. Говоря об арбитражном процессе, С.А. Халатов отмечает, что суд не может применить к процессуальным отношениям ст. 10 ГК РФ, в соответствии с которой суд отказывает лицу, злоупотребляющему правом, в защите принадлежащего ему права.*(317) Соглашаясь с выводом автора о невозможности применения материального закона к процессуальным отношениям, необходимо уточнить, что норма ст. 10 ГК РФ по своему содержанию является не сугубо материально-правовой, а имеет смешанный характер: в части описания поведения виновного лица - материальный; в части описания поведения суда - процессуальный (отказ в защите). Также отказ в защите процессуального права невозможен без отказа в защите субъективного материального права, поэтому автономно воспринимать эти понятия невозможно.

Отказ в удовлетворении иска - действенное правовое средство против злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом. При отказе в иске все злоупотребления лица безуспешно заканчиваются, однако злоупотребление процессуальным правом само по себе не может повлечь отказа в удовлетворении исковых требований. Рассматриваемое процессуальное средство вызывается последствиями допущенного лицами злоупотребления. Например, если недобросовестное лицо уклоняется от представления в суд доказательств, обосновывающих его исковые требования, суд может рассмотреть дело по имеющимся в деле доказательствам (ч. 2 ст. 150 ГПК) и принять решение об отказе в иске.

В большинстве случаев для истца отказ в иске является неблагоприятным последствием спора, наступившим не в связи со злоупотреблениями процессуальным правом, а вследствие слабости его материально-правовой позиции по делу. Однако причины отказа могут быть связаны с процессуальным поведением истца, проигравшего процесс вследствие своей пассивности при доказывании обстоятельств дела, вследствие неуместного совершения распорядительных действий или иного ошибочного процессуального поведения, вследствие того, что его позиция по делу была непоследовательна, противоречива или неграмотна.

Активные защитные меры определяются через наступление определенного правового результата или через совершение судом определенных процессуальных действий. К ним можно отнести: a) возложение судебных расходов на лицо, проигравшее процесс; б) рассмотрение дела по имеющимся доказательствам; в) рассмотрение дела в заочном производстве; г) удовлетворение исковых требований; д) немедленное принятие решения по делу и др.

a) Мерой гражданской процессуальной защиты, не являющейся мерой ответственности, служит неблагоприятное последствие в виде возложения всех судебных расходов на лицо, проигравшее процесс (ст. 98 ГПК). Рассматриваемая мера имеет также превентивное значение для лиц, обращающихся в суд с неосновательными требованиями.

Как и любая мера защиты, возложение судебных расходов на одну из сторон гражданского процесса не обязательно свидетельствует о допущенном ею злоупотреблении правом или правонарушении. Скорее наоборот, большинство истцов, которым впоследствии отказывается в удовлетворении исковых требований, обращаются в суд в силу неопределенности принадлежащего им права либо неопределенности юридической обязанности ответчика, в отношении которых они добросовестно заблуждаются. Тем не менее это не освобождает таких лиц от несения судебных расходов по делу, так как возлагать бремя расходов на их оппонентов вовсе нелогично.

в) Рассмотрение дела в порядке заочного производства в связи с неявкой ответчика в судебное заседание - специфическая мера гражданского процессуального принуждения. Собственно мерой принуждения здесь является не само по себе заочное производство, а его правовые последствия. Ответчик, не присутствующий в судебном заседании, лишается возможности пользоваться всеми принадлежащими ему процессуальными правами, что может решающим образом сказаться на судьбе дела. Отсутствие ответчика препятствует реализации принципа состязательности и придает процессу односторонний характер. Не случайно заочное производство в отдельных источниках определяется как гражданская процессуальная санкция.*(318) При использовании данной защитной меры суд не вдается в обсуждение вопроса о том, вызвана ли неявка ответчика злоупотреблением правом с его стороны, или же он не присутствует в заседании в силу каких-либо объективных причин.

г) Подобно тому как при условиях, рассмотренных нами выше, истец несет риск наступления неблагоприятных последствий в виде отказа в удовлетворении иска, ответчик также несет риск наступления неблагоприятных последствий в виде удовлетворения иска полностью или в части в случае проявления пассивности в доказывании либо при иных формах ненадлежащего поведения в процессе (в частности, в случае злоупотребления своими процессуальными правами). Однако удовлетворение исковых требований само по себе не может быть обусловлено одними лишь злоупотреблениями со стороны ответчика. Для применения рассматриваемой меры защиты необходима совокупность ряда обстоятельств.

Во-первых, если истец не доказал оснований своих исковых требований, суд не может удовлетворить их лишь в силу допущенных ответчиком злоупотреблений. Исключением являются ситуации, когда бремя доказывания обстоятельств дела возложено на ответчика либо на суд.

Во-вторых, удовлетворение иска оказывается вызвано не непосредственно самим злоупотреблением, а теми последствиями, которые оно повлекло за собой. Например, при неявке ответчика суд рассматривает дело по имеющимся доказательствам, представленным истцом, и наиболее вероятный итог такого процесса - удовлетворение исковых требований.

В-третьих, удовлетворение исковых требований основывается на существующих материально-правовых отношениях между сторонами. Так, даже при самой максимальной активности истца в доказывании обстоятельств дела суд не вправе удовлетворять исковые требования, если материально-правовые особенности дела исключают такой исход.

Только при соблюдении всех перечисленных условий суд может удовлетворить требования истца, подчеркнув неблагоприятные последствия поведения ответчика.

д) Возможно введение в закон такой меры гражданской процессуальной защиты, как немедленное вынесение решения по делу с учетом того, какое значение это решение имеет для лица, злоупотребляющего правом. Данная мера является производной от рассмотренных нами выше мер; она может быть применена в случае злоупотребления правом любой стороной процесса как в форме отказа в иске для истца, так и в форме удовлетворения иска для ответчика. Решение должно немедленно приниматься в случае, если участником процесса допущено серьезное злоупотребление процессуальными правами, которое повлекло за собой существенное ущемление или ограничение прав других лиц либо было сопряжено со значительным затягиванием производства по делу. Использование такой меры должно происходить после предварительного предупреждения сторон о том, что необходимо добросовестно пользоваться принадлежащими им процессуальными правами.

4) Четвертая группа мер защиты - это меры, связанные с применением гражданских процессуальных фикций. И.М. Зайцев видел суть гражданских процессуальных фикций в том, что "юридические последствия (в данном случае - привлечение к ответственности)*(319) закон связывает с заведомо несуществующими обстоятельствами".*(320)

В соответствии со ст. 117 ГПК "адресат, отказавшийся принять судебную повестку или иное судебное извещение, считается извещенным о времени и месте судебного разбирательства или совершения отдельного процессуального действия". Статья 118 ГПК устанавливает, что при неисполнении лицом обязанности уведомить суд о перемене адреса во время производства по делу "судебная повестка или иное судебное извещение посылаются по последнему известному суду месту жительства или месту нахождения адресата и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не проживает или не находится".

В качестве иной разновидности данной меры гражданской процессуальной защиты можно рассматривать признание факта опровергнутым, а также признание факта установленным. В соответствии с ч. 3 ст. 79 ГПК "при уклонении стороны от участия в экспертизе, непредставлении экспертам необходимых материалов и документов для исследования и в иных случаях, если по обстоятельствам дела и без участия этой стороны экспертизу провести невозможно, суд в зависимости от того, какая сторона уклоняется от экспертизы, а также какое для нее она имеет значение, вправе признать факт, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым".

Принудительный характер этих мер выражается в том, что недобросовестное лицо лишается возможности продолжить злоупотребление своими процессуальными правами. Также велика вероятность того, что последствия применения процессуальных фикций будут иметь негативный для субъекта характер: дело будет рассмотрено без его участия, факты будут признаны в пользу другой стороны и т.д.

5) Пятой группой мер гражданской процессуальной защиты являются меры, связанные с признанием юридической силы за судебным постановлением. Например, суд, оставляя в силе решение или определение суда первой инстанции, указывает, что доводы ответчика, по которым он добивается отмены решения, представляют собой злоупотребление правом на обжалование; суд первой инстанции отказывает ответчику в пересмотре заочного решения, полагая, что представленными документами он не подтвердил уважительность причин своей неявки и не указал на обстоятельства, которые могут повлиять на принятое решение (ст. 242 ГПК).

6) В порядке применения меры защиты суд может лишать юридической силы судебные постановления, если их незаконность или необоснованность были следствием злоупотребления процессуальным правом лицом, участвующим в деле. Суд должен установить, что нарушение процессуальных норм привело или могло привести к неправильному разрешению дела (ч. 1 ст. 364 ГПК).

7) В качестве меры гражданской процессуальной защиты можно рассматривать признание судом последствий совершения процессуальных действий либо отказ в таком признании. В рассматриваемом случае суд санкционирует последствия процессуальных действий, совершенных участниками гражданского процесса, либо отказывает в таком санкционировании.

Необходимость в использовании подобной защитной меры возникает в случае, если противоположная сторона ставит под сомнение легитимность совершения данных действий либо их последствий, а также оспаривает сам факт их совершения. Так, если истец утверждает, что им лично под роспись была вручена повестка ответчику, а ответчик, наоборот, ссылается на свое неведение относительно времени и места проведения судебного заседания, то суд может сделать вывод о надлежащем уведомлении ответчика со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Или, если должник заявит свои возражения против выдачи судебного приказа после истечения установленных сроков, суд должен признать правомерность выдачи судебного приказа взыскателю (ч. 1 ст. 130 ГПК) и отказать должнику в принятии его возражений.

8) Следующая мера процессуальной защиты - это наделение лица субъективным процессуальным правом (или лишение лица субъективного процессуального права).

Дополнительное правонаделение субъекта связывается с его потребностью противостоять злоупотреблению правом либо правонарушению, которые совершаются противоположной стороной. Для уравнения возможностей сторон и восстановления законности ГПК делегирует лицу либо дополнительное, либо специальное право (при этом суд обязан сообщить лицу о том, что оно обладает данным правом).

Под дополнительным правом следует понимать субъективное гражданское процессуальное право, проистекающее из основного (базового) субъективного права. Дополнительным выступает такое субъективное право, которое не может функционировать отдельно от основного (базового) субъективного права. Например, право требовать восстановления пропущенного срока предъявления исполнительного листа к исполнению возникает только после его предъявления к исполнению (ст. 112, ч. 3 ст. 432 ГПК). Наделение дополнительным правом (в узком смысле) возможно как в форме делегирования отдельного субъективного гражданского процессуального права, так и в форме расширения пределов и границ имеющегося основного субъективного права. Например, если выяснится, что заключение эксперта было основано на неполно представленных стороной материалах или документах, содержащих искаженные данные, лицо, участвующее в деле, вправе ходатайствовать о проведении повторной экспертизы (ч. 2 ст. 87 ГПК). Или, если в судебных прениях сторона недобросовестно апеллирует к новым доказательствам, не исследованным в судебном заседании, то другая сторона объективно нуждается в предоставлении адекватных мер защиты. В этом случае суд (ч. 2 ст. 191 ГПК) выносит определение о возобновлении рассмотрения дела по существу и сторона приобретает право возражать против новых доказательств, приводя свою аргументацию. Тем самым происходит расширение границ права по доказыванию.

Под специальным правом подразумевается право, которым лицо наделяется только в определенной юридико-фактической ситуации. Возникновению специального субъективного права предшествует определенный фактический состав. Например, праву ответчика требовать возмещения убытков, причиненных мерами по обеспечению иска (ст. 146 ГПК), должно предшествовать принятие мер по ходатайству истца, вынесение решения судом об отказе в иске и вступление этого решения в законную силу. Суд также должен сообщать лицу о наличии у него специального права и разъяснять его содержание.

В ГПК закреплены следующие специальные субъективные права: право обжаловать некоторые определения суда отдельно от решения (ст. 371 ГПК); право требовать обеспечения возможных для ответчика убытков, которые могут быть причинены мерами по обеспечению иска (ст. 146 ГПК); право взамен принятых судом мер по обеспечению иска внести на счет суда истребуемую истцом сумму (ч. 2 ст. 143 ГПК); право требовать обеспечения поворота исполнения решения суда в случаях, когда суд допускает немедленное исполнение решения суда по ходатайству истца (ч. 1 ст. 212 ГПК), и др. Характерно, что в одних ситуациях лицо имеет право действовать, а в других случаях оно имеет право лишь требовать. Например, если ответчик вправе внести на счет суда требуемую истцом сумму (право действовать определенным образом), то о предоставлении истцом встречного обеспечения ответчик может только просить суд (право требовать). Два этих правомочия отличаются степенью императивности требований, адресованных суду.

При лишении лица процессуального права суд констатирует отсутствие у него определенного субъективного права в конкретной процессуальной ситуации. Говоря о схожей санкции в сфере материального права, Янко Г. Янев верно отмечал, что "управомоченное лицо не лишается ни самого права, ни возможности его принудительного осуществления при других конкретных обстоятельствах...".*(321) Например, суд указывает, что поскольку истец уже обращался в суд с тождественным требованием, у него отсутствует право на предъявление иска, хотя, в принципе, он обладает правом на подачу любого другого искового прошения. В болгарском гражданском процессуальном праве было установлено, что лица, начавшие фиктивный процесс, не вправе обжаловать решение, принятое в ходе такого процесса.*(322)

9) В качестве альтернативной меры гражданской процессуальной защиты, неизвестной действующему законодательству, можно предложить такую меру, как признание недействительным совершенного процессуального действия.

"Quod initio vitiosum est non potest tractu temporis convalescere". - "Правовое действие, порочное с самого начала, не может приобрести (бoльшую) законную силу с течением времени",*(323) - гласит известное латинское изречение. Ранее в болгарском гражданском процессуальном праве было установлено, что "процессуальное действие, предпринятое недобросовестно, при злоупотреблении процессуальным правом, является недействительным".*(324) В советской юридической литературе было высказано предложение о целесообразности закрепления в законодательстве института признания решения суда недействительным. Так, М.А. Гурвич писал, что "в случаях несоблюдения формы, требуемой законом, решение следовало бы признавать недействительным или не имеющим законной силы, а не отменять его, так как документ, по закону дефектный, не удостоверяет наличия судебного акта - решения суда".*(325) По мнению автора, решение можно было бы признавать недействительным при отсутствии наименования его решением, при отсутствии времени его постановления и при отсутствии его резолютивной части.*(326)

Недобросовестно совершенные процессуальные действия не влекут за собой никаких юридических последствий. Однако в ряде случаев необходима дополнительная констатация противоправности поведения недобросовестного лица. Это возможно при помощи предлагаемой меры гражданской процессуальной защиты, когда суд обнаруживает порочное юридическое основание совершенного процессуального действия и объявляет его недействительным. Одновременно должны аннулироваться все правовые последствия, которые повлекло за собой данное действие. Так, можно было бы признать недействительным приобщение к материалам дела заведомо недопустимого для лица доказательства, а также всех вытекающих из этого последствий (таких как увеличение цены иска, изменение его основания, допрос свидетелей по существу, содержащиеся в доказательстве сведения и т.д.)

Подводя итог анализу мер гражданского процессуального принуждения, необходимо отметить, что рассмотренные меры тесно взаимосвязаны друг с другом не только своими родовыми признаками, но и сферой действия и применения. Зачастую одна и та же мера процессуального принуждения может выступать в различных модификациях, а иногда несколько мер защиты могут применяться комбинированно. Например, присуждение судебных расходов по делу - это и мера ответственности за предъявление неосновательного иска, и мера предупреждения последующих неосновательных обращений в суд, и мера пресечения недобросовестного поведения лица по заявлению исковых требований, и мера защиты, поскольку она восстанавливает затраты лица, выигравшего процесс.

§ 4. Порядок применения мер гражданского процессуального принуждения за злоупотребление процессуальным правом

Гражданское процессуальное принуждение реализуется в установленных законом формах. С.С. Алексеев в качестве одного из признаков правового принуждения рассматривал строгую регламентацию порядка и процедуры применения мер государственно-принудительного воздействия, воплощающих необходимые гарантии личности, ее прав и предусмотренных Конституцией свобод.*(327) Задача поиска форм применения мер гражданского процессуального принуждения напоминает попытку обнаружения "процесса в процессе".

Среди гражданских процессуальных норм можно выделить две группы норм: 1) обычные нормы, регулирующие нормальные процессуальные отношения, 2) нормы, имеющие охранительную направленность по отношению к процессуальным нормам первой группы. Последним свойственна как бы "двойная процессуальность". Они устанавливают различные меры гражданского процессуального принуждения и порядок их реализации.

А. Сухинина писала, что "недобросовестность гражданина (то есть опровержение презумпции добросовестности) в публичном праве выражается в установлении и признании его вины в особой процессуальной процедуре с предварительным учетом предположения неустановления его виновности. При этом условие процессуальной презумпции невиновности не допускает возложение на обвиняемого бремени доказывания собственной невиновности".*(328) Меры гражданского процессуального принуждения реализуются при помощи процессуальных действий, совершаемых участниками процесса. Действующий закон не предусматривает каких-либо специальных процедур для применения мер процессуального принуждения. Проект ГПК предполагал взыскание компенсации за потерю рабочего времени в порядке искового производства (ч. 2 ст. 92 Проекта).*(329) Сейчас данный вопрос решается в рамках общего судебного разбирательства. Так, вопрос об отмене постановлений суда первой инстанции решается в заседаниях суда апелляционной или кассационной инстанций. Закон не устанавливает процессуальную форму, в которой решается вопрос о наложении судебного штрафа (ст. 105 ГПК), а вопрос о сложении и уменьшении штрафа решается в судебном заседании (ч. 1 ст. 106 ГПК).

В международной практике вопрос о субъекте, управомоченном применять меры против злоупотребления правом, решается двояко. Как отмечает Н.А. Шебанова, "ряд стран континентального права склонен возложить обязанность по предотвращению злоупотребления процессуальным правом и применению санкций за их допущение исключительно на суд: Страны общего права также разделяют изложенный подход (Великобритания), но предлагают и другие способы решения данной проблемы. В США более распространено мнение, что надлежащее поведение должно быть на совести сторон; официальным властям не следует вмешиваться в этот процесс".*(330)

В российском гражданском процессе единственным субъектом, управомоченным на реализацию мер гражданского процессуального принуждения, является суд. Суд первой инстанции призван предотвратить злоупотребление правом либо применить меры воздействия к недобросовестному лицу, а суды вышестоящих инстанций, помимо данных функций, должны проверить, не могло ли допущенное злоупотребление процессуальным правом привести к постановке неправильного решения. Если такая вероятность установлена, то постановление суда первой инстанции подлежит отмене.

Как было указано выше (при характеристике понятия и признаков рассматриваемого процессуального правонарушения), злоупотребление правом нарушает нормы гражданского процессуального права и посягает на интересы правосудия, выразителем которых является суд, рассматривающий дело и выступающий непосредственным и основным "потерпевшим" от недобросовестных действий субъекта. Еще римскому праву был известен принцип "nemo debet esse judex in propria causa" ("никто не должен быть судьей в своем собственном деле").*(331) Нет ли противоречия в том, что суд, чьи интересы затронуты злоупотреблением, сам применяет к лицу меры гражданского процессуального принуждения? Полагаем, что нет, поскольку такой порядок более всего отвечает требованиям процессуальной экономии и при закреплении права обжалования определений лиц, участвующих в деле, вполне правомерен.

Одним из недостатков редакции ст. 99 ГПК является отнесение правомочий суда по взысканию компенсации за потерю времени к праву, но не к обязанности суда. Аналогичный подход использован и в арбитражном процессе (ч. 2 ст. 111 АПК). Полагаем, что принцип неотвратимости ответственности и необходимость укрепления законности в гражданском судопроизводстве требуют при установлении признаков злоупотребления правом в действиях (бездействии) лица безусловно и решительно применять к этому лицу меры процессуального принуждения.

Правом требовать применения мер гражданского процессуального принуждения к недобросовестному лицу обладает любое лицо, участвующее в деле, а также его представитель. Но для привлечения лица к гражданской процессуальной ответственности (равно как для применения в отношении него иных мер гражданского процессуального принуждения) не обязательна просьба заинтересованного лица. Суд должен применить к нарушителю указанные меры и по собственной инициативе. Однако, если лицо требует возмещения ему убытков или присуждения иных сумм в конкретном денежном выражении, оно должно обосновать и доказать их размер. В случае недоказанности данных фактов в удовлетворении его притязаний должно быть отказано.

Глава 4. Отдельные виды злоупотреблений процессуальным правом в гражданском судопроизводстве

В данной главе рассматриваются наиболее типичные и часто встречающиеся в практике злоупотребления процессуальными правами. Выявление и анализ всех возможных злоупотреблений процессуальным правом представляется излишним. Во-первых, любое процессуальное право в силу предоставляемых им дозволенностей может быть использовано не по назначению. Во-вторых, нет никакой необходимости создавать свод злоупотреблений процессуальным правом (как это делает, например, Уголовный кодекс РФ в отношении составов преступлений): квалификация определенного поведения как злоупотребления правом должна происходить строго индивидуально, но с опорой на наиболее типичные методики, разработанные теорией и апробированные практикой. В-третьих, основной акцент исследования должен делаться на разработку мер профилактики и борьбы с злоупотреблениями, а не на разработку составов злоупотреблений. Проводимый анализ не должен быть воспринят недобросовестными участниками гражданского процесса как руководство к действию.

§ 1. Злоупотребления правом на предъявление иска в суде первой инстанции

Данный вид злоупотреблений правом наиболее распространен. Часть 1 ст. 3 ГПК устанавливает, что каждое заинтересованное лицо имеет право на обращение в суд за защитой нарушенных либо оспариваемых прав, свобод или законных интересов. Данное субъективное процессуальное право жестко детерминировано его целевым назначением - защитой нарушенного или оспоренного кем-либо субъективного права или охраняемого законом интереса. Обязательным условием обращения в суд является действительное или предполагаемое нарушение прав истца. Обращение в суд с любой другой целью противоправно. Хотя окончательно вопрос об обоснованности иска решается при вступлении в законную силу судебного решения, в момент предъявления иска должны иметься веские предположения о принадлежности истцу спорного права. Сам истец должен добросовестно полагать, что ему принадлежит право требовать что-либо от ответчика (заблуждение истца относительно обоснованности своих требований непредосудительно, если оно имеет добросовестный характер).

Недобросовестное предъявление иска в суд первой инстанции является одной из форм злоупотребления процессуальными правами. По изъяну искового прошения можно выделять иски с пороком цели (см. п. 1 настоящего параграфа), времени (п. 2), повода предъявления иска (п. 3), субъекта (п. 4), основания (п. 5), формы иска (п. 6), волеизъявления истца при предъявлении иска (п. 7), а также искового требования в целом (п. 8).

Иски с пороком цели направлены на достижение противоправных целей. К этой группе можно отнести иски, направленные: 1) на неосновательное приобретение личных или материальных благ и преимуществ (корыстные иски); 2) на неосновательное освобождение от обязательств перед третьими лицами; 3) на причинение вреда ответчику; 4) на оказание давления на ответчика; 5) на получение судебного постановления для его использования в другом деле; 6) встречные иски, направленные на опровержение первоначального иска (ложные встречные иски).

1) Предъявление иска с целью заведомо неосновательного приобретения личных или материальных выгод и преимуществ преследует корыстные цели. Судебное решение как акт самостоятельной и независимой ветви власти представляет собой весьма надежный способ подтверждения прав лиц, обратившихся за судебной защитой. Несмотря на то что решение суда не подменяет собой документы, выдаваемые органами, регистрирующими права на имущество, оно служит основанием для такой регистрации. В необходимых случаях судебное решение может быть исполнено в принудительном порядке. Это обусловливает для многих участников гражданских правоотношений привлекательность судебного решения как средства фиксации своих прав. В большинстве случаев такой вариант разрешения конфликтной ситуации является оптимальным и заслуживает всяческого одобрения, поскольку служит доказательством гражданской и правовой активности субъекта.

Однако некоторые лица, обращающиеся в суд, сознательно подают исковые заявления с целью неосновательного получения прав на что-либо. Состав рассматриваемого злоупотребления заключается в предъявлении иска с целью получения личных и материальных выгод, на которые лицо заведомо не может претендовать в соответствии с законом и иными правовыми актами. Например, истец, получив от ответчика деньги, взятые последним в долг, тем не менее предъявляет к нему иск, достоверно зная о том, что у ответчика отсутствуют доказательства возврата суммы займа (допустим, он не потребовал возврата долговой расписки).

Как и большинство злоупотреблений, рассматриваемые действия совершаются сознательно. На наш взгляд, заведомо необоснованным будет являться такое предъявление иска, при котором истец заранее осознает, что не имеет права на получение определенного имущества, денежных средств и других объектов, однако рассчитывает их приобрести в силу вынесения благоприятного для себя судебного решения. Так, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ 25 февраля 2003 г., удовлетворяя протест заместителя Генерального прокурора РФ об отмене решения Благовещенского городского суда от 20 июля 2001 г., определения Судебной коллегии по гражданским делам Амурского областного суда от 10 августа 2001 г., а также Постановления Президиума Амурского областного суда от 9 декабря 2002 г., которыми были удовлетворены исковые требования Б., работающего судьей Амурского областного суда, к администрации Амурской области о предоставлении благоустроенного жилого помещения, в мотивировочной части определения указала, что "если судья и члены его семьи произвели отчуждение на возмездной основе ранее предоставленного им на льготных условиях жилого помещения, размер и стоимость такого жилья, приходящиеся на долю судьи и членов его семьи, должны быть зачтены при повторном предоставлении жилого помещения судье в связи с избранием его судьей другого суда".*(332) Таким образом, право на жилое помещение связывается законом с действительной нуждаемостью в жилье и не может использоваться как средство обогащения.

Размер исковых требований - это наиболее точный индикатор при оценке добросовестности истца и основательности иска. Характерный пример недобросовестности - это подача иска с явно завышенными требованиями или их увеличение в ходе процесса (когда требование намного превышает реальную сумму "долга" ответчика или "долг" в действительности отсутствует). Например, распространены случаи, когда истец требует астрономические суммы в возмещение морального вреда; такое возмещение не подкреплено обоснованием физических и нравственных страданий и выводится из незначительного правонарушения ответчика. Другой пример - это необоснованное завышение штрафных санкций за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства. В соответствии со ст. 333 ГК РФ "если подлежащая уплате неустойка явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства, суд вправе уменьшить неустойку". Таким образом, суд наделяется возможностью препятствовать истцу в возложении на ответчика непомерных имущественных санкций.

Рассматриваемые злоупотребления процессуальными правами как правило связаны с одновременным злоупотреблением материальным правом, что возможно вследствие несовершенства материального закона.

В некоторых случаях закон необоснованно мягок, в других - необоснованно жесток, что обусловлено стремлением защитить более слабую сторону тех или иных правоотношений; к заведомо сильной стороне, наоборот, предъявляется повышенная ответственность. В качестве примера такого соотношения можно рассматривать работника и работодателя, потребителя и продавца, потерпевшего и владельца источника повышенной опасности, мелкого акционера и акционерное общество и пр. Однако зачастую сторона, находящаяся в привилегированном положении, чувствуя свою повышенную правовую защищенность, начинает рассматривать предоставленные ей полномочия не в качестве средств защиты от более сильной стороны, а как средство неосновательного получения личных выгод и преимуществ. Возникает во многом парадоксальная ситуация, при которой один субъект при помощи норм закона начинает наживаться за счет другого. Особенно ярко это проявляется в таких явлениях, как "потребительский терроризм", "акционерное пиратство", "драконовские" меры ответственности владельца источника повышенной опасности и т.п. Таким образом, правовая идея, изначально направленная на достижение социально полезных целей и, казалось бы, правильно отражающая баланс интересов участников правоотношения, открывает широкие возможности для злоупотреблений. Это становится возможным вследствие отсутствия действенных юридических механизмов, предотвращающих злоупотребление предоставляемыми правами.

Льготный закон часто не реализует свою функцию, поскольку используется не способным к его осуществлению лицом. Критерием определения слабой стороны правоотношения для законодателя обычно выступает повышенная социальная уязвимость данного субъекта, проявляющаяся, в частности, в более ограниченных возможностях по отстаиванию и защите своих субъективных прав. Данные ограниченные возможности могут быть следствием финансовой, организационной либо иной стесненности, обусловливающей ситуацию, когда лицо не умеет или не может распорядиться принадлежащим ему субъективным правом. Такая ситуация может быть вызвана также общей социальной пассивностью лица, перед которой будет бессилен любой закон. Данных потенциальных адресатов закона отличает нежелание прибегнуть к использованию его норм.

Однако имеется и другая группа адресатов рассматриваемого закона, обусловливающих его неэффективность. Их отличает чрезмерная активность в распоряжении субъективными правами, переходящая в прямое злоупотребление правом. Если преодоление правовой безграмотности или общей пассивности субъекта возможно только с помощью социально-воспитательных средств, то борьба с третьим негативным явлением должна вестись только правовыми средствами, главным из которых является корректировка действующего законодательства в сторону закрепления и развития ответственности за злоупотребление правом. Так, перед руководством Волжского автозавода встала задача противодействия недобросовестным покупателям машин, предъявляющим иски об устранении якобы имеющихся недостатков автотранспорта и взыскивающим суммы, доходящие порой до 1,5 млн. руб. По словам одного из героев газетной публикации, "в Самарской области действует очень умелая адвокатская группировка, которая предъявляет ВАЗу иски на возмещение убытков и морального ущерба. При этом используется соответствующая экспертиза. Средневолжская судебная экспертиза в Казани неоднократно устанавливала факты предвзятости экспертизы в отношении вазовских автомобилей: один из таких адвокатов в приватной беседе признался, что ВАЗ можно "обуть" на очень хорошие деньги".*(333) Стремясь найти выход из сложившейся ситуации, Правительство РФ подготовило законопроект о внесении изменений и дополнений в закон "О защите прав потребителей", который в определенной степени уравновесил права продавца и покупателя в борьбе за качество. По словам директоров ряда крупных магазинов, проблема потребительского экстремизма весьма актуальна для продавцов, торгующих дорогостоящими товарами. Описываются случаи, когда, например, "женщина-покупатель в течение полутора месяцев меняла в магазине головные уборы, заявляя, что они не подходят ей по качеству... Нередко недобросовестные покупательницы приобретают в магазине дорогие меховые пальто с целью посетить какое-либо торжество, а затем получают свои деньги обратно, сославшись на брак".*(334) Некоторые продавцы уже научились, в том числе с помощью специальной аппаратуры, отличать преднамеренную порчу товара от производственного брака: "Производители мобильных телефонов уже научились распознавать причину поломки аппаратов, уложенных владельцем в микроволновую печь. Такая экзекуция обычно приводит к выходу из строя микросхем, что ранее очень трудно было отличить от производственного брака".*(335)

В некоторых случаях злоупотребления возникают вследствие неопределенности или нечеткости закона, вследствие наличия дублирующих или противоречащих друг другу правовых актов, что характерно не только для российской, но и для зарубежной правовой системы. Например, американское законодательство предоставляет миллионы причин для подачи исков: "Отыскав в пыли библиотек указ, датированный еще 1880 г., ушлые стряпчие придирались к тому, что деревообрабатывающий завод, скажем, выпуская доски и складывая их в штабеля, перевязывает товар не канатом, как положено, а стальной лентой: Будет ли выигран сам процесс, для адвокатов не имело решительно никакого значения. Главное - чтобы он привлек к себе как можно большее внимание: В результате, вне зависимости от исхода процесса, репутация пострадавшей компании гарантированно портилась".*(336)

Американизация российского образа жизни, равнение на западный стандарт привели к появлению в практике российских судов исков, основание которых с точки зрения отечественных правовых норм представляется весьма сомнительным. "Российская газета" описывает случай, когда "один житель Санкт-Петербурга, куривший долгие годы "Беломорканал" и: заболевший раком, попытался отстоять свои права в суде. Закончилась попытка ничем. Бедолага не смог доказать, что его заболевание стало прямым следствием курения".*(337) Как верно отмечает автор материала, "в подобных исках, несомненно, есть доля лукавства истцов: Невозможно поверить, чтобы взрослый человек не знал о вреде курения".*(338)

Очевидно, что в перечисленных случаях, помимо общих мер противодействия недобросовестному поведению лиц со стороны суда, требуются серьезные законодательные усилия в направлении селекции массива нормативных актов и их совершенствования. Так, после принятия нового Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" от 27 сентября 2002 г. N 127-ФЗ*(339) начала ослабевать проблема "заказных" банкротств, так остро стоявшая последние годы.*(340)

Крайним случаем злоупотребления правом в рассматриваемой форме является преступное поведение лиц, для которых обращение с иском в суд - один из способов совершения преступлений. По сведениям Агентства судебной информации "следы организованной преступной группы расхитителей муниципальной жилплощади привели в Бутырский межмуниципальный суд г. Москвы".*(341) Далее речь идет о действиях группировки, занимавшейся преступной приватизацией муниципального жилья после смерти его нанимателей. В состав группы входили работники морга, ДЕЗов, РЭУ, адвокаты, нотариусы, сотрудники правоохранительных органов. Одним из элементов реализованного преступного замысла была подача в суд заявления от мнимых истцов о восстановлении срока на принятие наследства. Как следует из публикации, "все истцы, опрошенные в МУРе, оказались мнимыми, сном и духом не подозревавшие о том, что в соответствии с судебными решениями они стали "собственниками" давно и далеко ушедших по цепочке квартир".*(342)

2) Иски, направленные на неосновательное освобождение от обязательств перед другими лицами. Судебное решение здесь может послужить способом прекращения гражданского правоотношения. В судебной практике возникают случаи, когда лица предъявляют иски в целях получения решения, освобождающего их от обязательств перед ответчиком или перед третьими лицами. Еще с древних времен был известен иск "еxception dilatoria",*(343) т.е. иск, подаваемый для выигрыша времени, для отсрочки.

По характеру корыстной заинтересованности подобные злоупотребления могут совершаться: a) в пользу истца или б) в пользу ответчика.

a) В первом случае истец намерен освободиться от определенной имущественной или иной обязанности перед ответчиком или третьими лицами, в силу чего он предъявляет иск, имеющий в своей основе какой-либо правопрекращающий факт. Поскольку правовая связь истца и ответчика характеризуется наличием субъективного права на стороне истца, в рассматриваемом случае речь идет об обязанности истца перед ответчиком, лежащей вне рамок рассмотрения данного гражданского дела. Например, истец, желая избежать обусловленных договором платежей, предъявляет иск о признании такого договора незаключенным либо о его расторжении по какому-либо надуманному основанию. В литературе отмечалось, что "удовлетворение исков о признании недействительной ничтожной сделки без применения судом последствий ее недействительности позволяет недобросовестным лицам использовать данную ситуацию в качестве своеобразного рычага давления на контрагентов".*(344) Если в рассматриваемых случаях будет установлено, что истец действует, злоупотребляя своими процессуальными правами, суд должен применить адекватные меры защиты.

Нередко супруги инициируют иск о расторжении брака с целью искусственного создания ситуации своей необеспеченности или малообеспеченности перед государственными органами или третьими лицами, а также в целях сокрытия от взыскания доли в общем имуществе супругов и т.д.

Иногда лица при помощи судебных решений страхуют себя от возможных претензий со стороны начальства. Руководитель организации, не рискуя самостоятельно совершать определенные действия (например, расчеты с контрагентами либо выплаты гражданам, пострадавшим от действий работников данной организации) без ведома вышестоящей в порядке подчиненности структуры, просит кредиторов предъявить исковое требование. Лица, призываемые на военную службу и имеющие в соответствии с федеральным законом отсрочку либо освобождение от военной службы (сотрудники милиции, противопожарной службы), обжалуют решения призывных комиссий, поскольку те, невзирая на положения данных федеральных законов, призывают их на службу, руководствуясь устаревшим приказом Министерства обороны, не предусматривающим предоставление отсрочки лицам, названным в федеральном законодательстве. Следуя непонятной логике, призывные комиссии продолжают призывать лиц, заведомо не подлежащих призыву, и, получив повестку в суд, продолжают там отстаивать заведомо неосновательную для себя позицию. Более того, они обязаны обжаловать решение суда, признавшее незаконным их действия.

Сходные примеры встречаются и в судебно-арбитражной практике. Государственное образовательное учреждение обратилось в Арбитражный суд Самарской области с иском к ООО об обязании последнего освободить помещения общего пользования (лестницы и лестничные пролеты), не вошедшие в договор аренды имущества, который был заключен истцом с ответчиком 12 лет назад. Суд отказал в удовлетворении исковых требований, поскольку эти помещения обеспечивают доступ к арендуемым площадям. Далее следует интересное резюме: "Решение суда, подтверждающее законность использования занятых рестораном площадей, было необходимо руководству института в связи с проверками со стороны контролирующих органов".*(345) Очевидно, что если в основе подобного обращения действительно лежал именно такой мотив, то арбитражный суд должен был оценить его как злоупотребление правом на предъявление иска.

Примером рассматриваемого злоупотребления также может служить ситуация, распространенная в арбитражных судах при рассмотрении дел о банкротстве. Поскольку ст. 8 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" от 27 сентября 2002 г. N 127-ФЗ устанавливает право должника на обращение в арбитражный суд с заявлением о банкротстве, зачастую данное право используется должником для умышленного уклонения от исполнения своих обязательств перед кредитором. Об общественной опасности данных деяний свидетельствует их криминализация уголовным законом (ст. 196 УК РФ предусматривает ответственность за преднамеренное банкротство, а ст. 197 УК РФ - за фиктивное банкротство). Часть 3 ст. 10 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" предусматривает, что "в случае, если заявление должника подано должником в арбитражный суд при наличии у должника возможности удовлетворить требования кредиторов в полном объеме или должник не принял меры по оспариванию необоснованных требований заявителя, должник несет перед кредиторами ответственность за убытки, причиненные возбуждением дела о банкротстве или необоснованным признанием требований кредиторов".*(346) Фактически в данной норме речь идет об обязанности должника не злоупотреблять правом на обращение в арбитражный суд и оспаривать предъявленные к нему необоснованные притязания.

Нередко в основание иска, направленного на недобросовестное прекращение обязательств, кладутся "факты-самообвинения". Истец, заявляющий исковые требования отрицательного содержания (например, признать право "не возникшим", договор "недействительным" или "не заключенным", условие сделки "не наступившим" и пр.), ссылается на нарушения, которые были допущены при заключении сделки лично им. Он указывает, что не выполнил того, что должен был сделать, и требует аннулировать существующее обязательство. Например, истец может ссылаться на то, что при заключении сделки он нарушил права третьих лиц, что передал имущество, которое не имел права передавать, и т.п. В преддверии принятия известного Постановления Конституционного Суда РФ,*(347) утвердившего права добросовестного приобретателя против бывшего собственника, встречались такие случаи: лица продавали свое жилье, заведомо зная о том, что не имеют права на его отчуждение, дожидались, когда новые хозяева произведут ремонтные работы, а затем через суд возвращали обратно свою уже благоустроенную квартиру. В данном случае истец допускает злоупотребление и в момент совершения сделки, и в момент предъявления иска. Суд оказывается перед сложной дилеммой: поступить в точном соответствии с буквой закона, отдавая приоритет публичным интересам, аннулировать сделку сторон, но вместе с тем "поощрить" злоупотребление истца; либо отказать в удовлетворении требований и оставить обязательства сторон без изменений. На основании ст. 10 ГК РФ суд может отказать лицу в защите принадлежащего ему права, если установлено, что лицо допускает злоупотребления при его использовании.

б) Во втором случае злоупотребления совершаются истцом в пользу ответчика. Как правило в данном случае между сторонами процесса имеет место сговор. Ответчик, добиваясь прекращения его обязательства перед третьими лицами, просит истца (являющегося аффилированным ответчику лицом) обратиться в суд с исковыми требованиями к нему. Повод и основание такого "иска по сговору" могут быть совершенно надуманными или даже умышленно созданными сторонами. Например, истец может утверждать, что он выступает кредитором в якобы существующем между ним и ответчиком обязательстве, срок исполнения по которому уже наступил. Поскольку закон не требует нотариального удостоверения или государственной регистрации большинства договоров, ситуация искусственного создания задолженности ответчиком выглядит вполне реальной. В результате стороны добиваются вынесения решения, подтверждающего либо задолженность ответчика перед истцом, либо его обязанность по передаче определенной вещи. Весьма распространенной также является ситуация, когда лицо предъявляет иск об исключении имущества из описи (ареста) по предварительной договоренности с ответчиком-должником в первоначальном обязательстве. Основанием такого иска являются утверждения истца о том, что спорное имущество принадлежит ему, а не ответчику. Последний как правило признает заявленные исковые требования, уводя имущество из-под взыскания кредиторов.

Интересный пример подобного рода злоупотреблений, встречающихся в арбитражном процессе, приводит Н.А. Шебанова. Оффшорные компании, имеющие обязательства перед российскими юридическими лицами, предъявляют иски в российские арбитражные суды либо сами выступают в качестве ответчиков. В первом случае представляются неопровержимые доказательства нарушения российской стороной обязательств по договору, а во втором случае доказательства носят неубедительный характер и основания для удовлетворения иска отсутствуют. "В обоих случаях, - пишет Н.А. Шебанова (практикующий судья), - достигается одинаковый, желанный для обеих сторон результат: денежные средства или иное имущество остаются за рубежом или же на легальном основании переводятся за рубеж. Иного результата и быть не может, поскольку сторонами в процессе выступает фактически одно и то же лицо: российская компания имеет дело только с той оффшорной компанией, в регистрации которой она принимала непосредственное участие".*(348)

Правовым системам зарубежных стран известно такое понятие, как "соглашения, направленные на злоупотребление судебным процессом". Например, супруги по иску о разводе тайно достигают соглашения, по которому жена обязуется не возражать против иска мужа за "непропорционально высокую сумму в порядке поддержки".*(349)

Еще Е.В. Васьковский писал о подобном процессуальном поведении сторон, удачно именуя его симуляцией. Ученый выделял три вида симуляции: полная, когда стороны хотят заменить судебным решением юридическую сделку или причинить вред третьим лицам - кредиторам ответчика, вступая при этом в сговор с судьями; симуляция суда только с одной стороной (т.е. вынесение неправосудного решения, расцениваемое как преступление судьи) и симуляция сторон без участия суда. Говоря о последнем виде симуляции, ученый отмечал, что суд должен игнорировать притворные действия сторон, не соответствующие их действительной воле. Поэтому, "обнаружив симулятивный характер иска, суд должен оставить его без рассмотрения, за отсутствием действительного искового требования ("спора"), подлежащего рассмотрению судебных учреждений... В противном случае суд стал бы соучастником сторон и нарушил свои служебные обязанности".*(350) Болгарскому гражданскому процессуальному праву было известно понятие "фиктивный процесс" (т.е. процесс, затеянный "организатором" и его "сотрудником"). Лица, чьи права затрагивались таким решением, не были им связаны и могли в исковом порядке опровергать установленные им факты.*(351)

Позиция ответчиков по таким "симулятивным" делам может быть двоякой. В одних случаях они могут признавать исковые требования либо соглашаться с фактами, излагаемыми истцом; в других - демонстрировать внешнюю конфликтность, несогласие с предъявленными требованиями, не приводя при этом ни одного существенного довода, опровергающего позицию истца.

Поскольку истец предъявляет иск в суд по недобросовестному соглашению с ответчиком, а не с целью действительной защиты своего права, его действия надлежит рассматривать как злоупотребления гражданским процессуальным правом со всеми предусмотренными законом последствиями. Очевидно, что в этом случае и ответчик допускает злоупотребления гражданским процессуальным правом, выступая инициатором такого процесса.

3) Следующим видом злоупотребления процессуальным правом является предъявление иска с целью причинения вреда другому лицу. Такой иск не имеет никакой иной цели, кроме как причинить ответчику максимальные неприятности. Например, лицо, имеющее в частном доме определенную долю собственности, но не имеющее действительной заинтересованности в ее использовании, поскольку ему принадлежит другое благоустроенное жилое помещение, в котором лицо проживает и собирается проживать далее, желает доставить максимальные неудобства другим собственникам и заявляет иск о разделе дома в натуре. В результате произведенного раздела жилищные условия других собственников существенно ухудшатся, стоимость их долей серьезно обесценится, новая местность, в которой они будут вынуждены проживать, не будет отвечать их интересам и пр. Данное злоупотребление может быть продолжением злоупотребления материальным правом в виде шиканы (ст. 10 ГК РФ).

4) Предъявление иска в суд может преследовать цель оказания давления на ответчика, которого истец желает подвигнуть к принятию определенного решения или к каким-либо уступкам в свою пользу. Иск здесь выступает своеобразным средством шантажа ответчика, который, не желая связываться с истцом, идет на все, чтобы только откупиться от него, не подвергая угрозе свою деловую репутацию и имидж предприятия.

Такое недобросовестное поведение в последнее время приобрело широкое распространение в корпоративных спорах. С "гринмейлом" (зеленая почта. - англ.) часто сталкиваются как судьи арбитражных судов, так и судьи судов общей юрисдикции. Явление "гринмейла" возникло в США, где, по некоторым сведениям, "убытки крупнейших компаний, подвергшихся атакам гринмейлеров, составили миллиарды долларов... Западное бизнес-сообщество давно выработало систему защиты от "стервятников", а компании, подозреваемые в корпоративном рэкете, моментально попадают в особый, "черный" список".*(352) На основании Правила 23.1 Федеральных правил гражданского процесса США в исковом заявлении в обеспечение права корпорации должно быть указано, что "иск акционера или участника корпорации (ассоциации) в защиту права последней не вызван его желанием воспользоваться юрисдикцией суда США в корыстных целях".*(353)

Т.Л. Пухова весьма точно и не без юмора описывает типичный сценарий, по которому развертываются корпоративные конфликты: "Наблюдая и анализируя одну из корпоративных войн, я была удивлена наглостью, но одновременно и эффективностью выбранной победителем тактики - судебные иски, решения, сделки (законные, полузаконные и абсолютно незаконные) следовали с такой быстротой одна за другой, что пока вторая сторона обжаловала последствия первого шага, за это время выстраивалась целая очередь того, что ей еще предстояло оспорить. Несмотря на то что половина сделанного не выдерживало критики с точки зрения юридической корректности, компания-победитель была вовсе не в претензиях к своим юристам. Таким образом, победа была достигнута исключительно за счет темпа нападения. Конечно, со временем можно было отыграть все в суде, только ясно было, что от этого "всего" к моменту торжества справедливости останутся рожки да ножки".*(354)

В Торгово-промышленной палате Российской Федерации (ТПП РФ) состоялось совместное заседание комитетов ТПП РФ по безопасности предпринимательской деятельности, по развитию частного предпринимательства, малого и среднего бизнеса и ряда других на тему "Недружественное поглощение акционерных обществ - проблемы и пути их разрешения". Президент ТПП РФ Е.М. Примаков, открывший заседание, отметил: "В последнее время в России появился новый вид "бизнеса"... развязывание корпоративных конфликтов в целях присвоения предприятий. При этом захватчики используют мощнейший арсенал средств: от заказных судебных решений до прямого захвата предприятия по схеме "маски-шоу".*(355) В ходе конференции также указывалось, что "типичным сценарием захвата является ситуация, когда недобросовестный миноритарный акционер предъявляет иск к предприятию, суд выносит определение о принятии мер по обеспечению иска, затем признает недействительными решения органов управления захваченного предприятия либо подтверждает полномочия новых сформированных захватчиками "параллельных" органов управления... Нередко на основании сфальсифицированных доказательств в региональных судах организуются массовые судебные иски от людей, которые даже не знают о существовании данных предприятий".*(356) В периодической печати приводятся следующие данные: "Только в столице жертвами бизнес-агрессии стали уже более двух тысяч предприятий... Размах "недружественных поглощений" только в Москве оценивается сегодня в пять миллиардов долларов".*(357) Данная проблема уже давно обсуждается на самом высоком уровне*(358) и не сходит со страниц периодической печати.*(359) Для недобросовестных лиц в рассматриваемых ситуациях задача-минимум - подвигнуть предприятие к определенным уступкам в виде выкупа акций или долей общества по несоразмерно высокой цене либо получить иные "дивиденды" (отпуск продукции по льготным ценам и т.п.) под угрозой его дискредитации, а задача-максимум - завладеть самим предприятием. Борьба с недобросовестностью лиц, ведущих корпоративные войны, связывается в первую очередь с реформой именно процессуального законодательства.*(360)

Как следует из приведенных примеров, рассматриваемая форма злоупотребления правом имеет негативные последствия не только в правовой, но и в социальной сфере, что свидетельствует о ее вредоносности.

В законе целесообразно установить, что за перечисленные формы злоупотребления правом на предъявление иска с виновного лица в доход государства подлежит взысканию штраф (от 2000 до 10 000 руб. - для граждан, от 10 000 до 50 000 руб. - для организаций). Применение мер штрафной ответственности не исключает использования санкций ст. 99 ГПК по отношению к недобросовестному лицу (т.е. штраф взыскивается в доход государства, а компенсация по ст. 99 ГПК - в пользу пострадавшего лица).

5) При недобросовестном предъявлении иска, направленного на получение судебного решения, которое лицо намеревается использовать в другом деле, злоупотребление процессуальным правом имеет промежуточный характер.

Зачастую каждый отдельный факт, подлежащий установлению с помощью доказательств в исковом производстве, становится предметом самостоятельного рассмотрения другими юрисдикционными органами. Это оказывает существенное влияние на рассмотрение основного дела и может иметь для него определенные юридические последствия. Например, в процесс о возмещении вреда, причиненного в результате ДТП, "вклинивается" дело об обжаловании действий работников ГИБДД, рассматриваемое их вышестоящим подразделением, прокуратурой или судом; дело о возмещении убытков, причиненных неисполнением обязательств, развивается параллельно с делом об оспаривании регистрации юридического лица - стороны по договору; рассмотрение иска о взыскании суммы долга по договору займа оказывается прерванным уголовным делом о мошенничестве в отношении ответчика, возбужденным по этому же факту, и т.д.

ГПК изобилует нормами, регулирующими взаимоотношения параллельно разрешаемых дел: освобождение от доказывания обстоятельств, установленных ранее решением или приговором суда (ч. 2-4 ст. 61 ГПК); соединение и разъединение нескольких исковых требований (ст. 151 ГПК); приостановление производства по делу до разрешения другого дела, рассматриваемого в гражданском, административном или уголовном производстве (ст. 215 ГПК) и т.д. Если подобные действия производятся с целью всестороннего и полного установления и исследования обстоятельств дела, то такое намерение заслуживает всякой поддержки и одобрения. Порой принять решение об обоснованности исковых требований невозможно без оценки выводов, сделанных иными судебными или административными органами, игнорирование решений которых в судебном разбирательстве может привести к судебной ошибке.

Следует признать, что синхронизация усилий многих государственных органов по установлению и оценке отдельных обстоятельств гражданских дел и усилий суда в разрешении конкретного дела отличается высокой правовой эффективностью. Однако встречаются случаи, когда участники гражданского процесса стремятся недобросовестно получить и использовать выводы суда и иных государственных органов при рассмотрении другого гражданского дела. Такие усилия зачастую приносят успех, так как в другом процессе бывает сложно учесть все нюансы, связанные с рассмотрением первого (основного) дела. Кроме того, сроки рассмотрения основного дела сильно увеличиваются, что приводит либо к затягиванию процесса на неопределенный срок, либо к его приостановлению. Суд, рассматривающий начальное дело, должен проверять, насколько добросовестно действует лицо, поступающее таким образом. Если суд установит, что параллельные процессуальные действия совершаются с целью препятствовать принятию законного и обоснованного решения суда либо затянуть производство по делу, а также избежать исполнения своих обязательств, он продолжает рассматривать дело в общем порядке, давая соответствующую оценку действиям лица. Если дополнительные процессуальные действия совершаются в отдельном производстве и не оформлены в виде встречного иска или не объединены в одно производство с основным делом, то суд, рассматривающий спор, должен оценивать доводы истца, учитывая действительную цель его обращения за судебной защитой. Такая цель - это подрыв фактов, положенных в основание исковых требований или возражений по первому делу. Судебный вердикт должен содержать соответствующую оценку намерениям истца. Так, некое ОАО обратилось в Арбитражный суд Самарской области с иском к администрации района и районной инспекции Министерства по налогам и сборам с требованием признать недействительной регистрацию одного ООО. В заявлении представителей истца указывается, что внесение ООО в реестр юридических лиц незаконно, поскольку эта организация была зарегистрирована по паспорту лица, скончавшегося до ее возникновения. Свою озабоченность правомерностью существования фирмы представители ОАО объяснили тем, что в 1998 г. ООО выполняло для их организации работу по асфальтированию подъездных путей к предприятию. ООО заключило договор цессии, по которому задолженность была передана другой организации, обратившейся с иском к ОАО.*(361) Чтобы избежать исполнения обязательства перед цессионарием, ОАО (должник по договору цессии) решило оспорить правомерность регистрации цедента в отдельном порядке. Суды первой и апелляционной инстанций, правомерно отказывая ОАО в удовлетворении исковых требований, указали на то, что истец не является лицом, имеющим право требовать аннулирования регистрации юридического лица.

6) Нередко недобросовестный ответчик, злоупотребляя своим правом, предъявляет неосновательный встречный иск с целью опровержения первоначального требования истца. По оценке одного из дореволюционных правоведов, в России в конце XIX - начале XX в. в 95% случаев встречные иски предъявлялись в суд для того, чтобы затормозить дело.*(362) Статья 138 ГПК РФ устанавливает условия принятия встречного иска для его совместного рассмотрения с первоначальным. Институт встречного иска является одним из проявлений принципа процессуальной экономии. Он исключает возможность различной оценки одних и тех же юридических фактов, возможность принятия двух противоположных судебных решений, а также позволяет существенно сократить сроки разрешения юридического конфликта.

Однако предъявление встречного иска может выступать как форма злоупотребления гражданским процессуальным правом. Это происходит в тех случаях, когда встречный иск подается не с целью удовлетворения действительных наличных встречных притязаний, а с целью затруднить рассмотрение дела, затянуть судебное разбирательство, подорвать основание первоначального иска и т.д. Как злоупотребление гражданским процессуальным правом следует рассматривать действия ответчика по предъявлению встречного иска, заведомо не связанного с первоначальным требованием и направленного не столько на удовлетворение встречных требований, сколько на подрыв требований истца.

При предъявлении встречного иска встречаются те же злоупотребления, что и при предъявлении первоначального иска, поэтому меры противодействия таким злоупотреблениям не отличаются от проанализированных выше. Дополнительной мерой гражданской процессуальной защиты здесь является отказ в принятии встречного искового заявления при отсутствии условий, перечисленных в ст. 138 ГПК, и при наличии в действиях ответчика признаков злоупотребления правом на предъявление встречного иска.

Как альтернативную меру противодействия предъявлению неосновательного встречного иска можно предложить ввести в законодательство институт частичного решения, известный Австрийскому уставу гражданского судопроизводства. Как справедливо замечал А.Н. Гедда, "при наличности такого правила предъявление дутых, вымышленных встречных исков, предъявляемых только для того, чтобы отдалить разрешение исков первоначальных, утратит всякий смысл и, во всяком случае, не будет представлять никакой опасности".*(363)

Иски с пороком времени подачи - это требования, которые недобросовестно заявляются истцом в заведомо неподходящий для этого срок. Сюда относятся: 1) иск, поданный до истечения определенного срока ("ранний" иск); 2) иск, поданный после истечения определенного срока ("поздний" иск).

1) Иск, поданный до истечения установленного срока ("ранний" иск) - это требование истца, недобросовестно предъявляемое в суд с целью неосновательного приобретения выгод и преимуществ по обязательствам, срок исполнения которых еще не наступил, либо без соблюдения обязательного предварительного досудебного порядка урегулирования спора с ответчиком, когда такой порядок установлен законом или договором.

В первом случае истец не имеет права на удовлетворение иска, даже если его требование в будущем приобретет вполне законный характер. Еще в практике Верховного Суда СССР встречались указания на преждевременность предъявления иска. Так, по одному из дел о взыскании квартирной платы отмечалось: "Отсутствие за ответчиком задолженности по квартирной плате к моменту предъявления иска и к моменту рассмотрения дела в суде означало не наступление еще тех фактов, которые составляют пассивное основание данного иска".*(364)

Что касается второго случая, то не всякое игнорирование претензионного порядка, даже если он является обязательным для истца, однозначно свидетельствует о злоупотреблении правом. Злоупотребление имеет место лишь в случае, когда обстоятельства дела свидетельствуют о предумышленном характере такого поведения (т.е. оно должно быть направлено на причинение вреда интересам правосудия и/или ответчика). Подобные формы недобросовестного поведения наиболее распространены в арбитражном процессе. Часть 1 ст. 111 АПК свидетельствует о том, что в качестве злоупотреблений правом рассматриваются нарушение срока ответа на претензию и оставление претензии без ответа. Ранее И.М. Зайцев (ссылаясь на инструктивные письма Госарбитража СССР) предлагал расценивать как сутяжничество плохое документальное обоснование требований и неудовлетворение обоснованных претензий.*(365) В гражданском процессе несоблюдение досудебного порядка урегулирования спора влечет за собой возврат искового заявления (п. 1 ч. 1 ст. 135 ГПК) либо оставление заявления без рассмотрения (абз. 2 ст. 222 ГПК).

2) Иск, поданный по истечении определенного срока ("поздний" иск) - это требование истца, недобросовестно предъявляемое в суд с неоправданной задержкой в целях неосновательного приобретения выгод и преимуществ. М.А. Гурвич в монографии "Право на иск" пишет, что при разработке руководящего постановления о судебной практике рассмотрения трудовых дел встретились случаи значительной и немотивированной задержки предъявления иска о восстановлении на работе и взыскании заработной платы за время вынужденного прогула. "Целью такой затяжки, - пишет автор, - было увеличение размера возмещения заработной платы, нараставшей в период "вынужденного" прогула, в то время, как работник, действуя добросовестно, мог бы своевременно возвратиться к исполнению трудовых обязанностей в интересах и своих, и предприятия. Суд не вправе в таких случаях уменьшать размер взыскиваемой заработной платы, но наказывать такого недобросовестно действующего истца было бы и справедливо и профилактически полезно. К сожалению, закон прямого основания для такого взыскания не дает".*(366)

Возможны и иные примеры неоправданных задержек и промедлений с предъявлением исковых требований, при которых позиция истца вроде бы безупречна, поскольку он (хотя бы в пределах срока исковой давности) волен распоряжаться правом на предъявление иска по своему усмотрению. Однако если в его действиях усматривается злой умысел, попытка причинить вред должнику, ввергнуть его в неоправданные расходы, неосновательно обогатиться за его счет - реакция суда должна быть однозначной. На основании ч. 1 ст. 404 ГК РФ "суд также вправе уменьшить размер ответственности должника, если кредитор умышленно или по неосторожности содействовал увеличению размера убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением, либо не принял разумных мер к их уменьшению". Полагаем, что непредъявление иска вовремя (непосредственно за правонарушением, когда становится понятно, что судебная защита - это единственный путь разрешения конфликта) и есть непринятие разумных мер к уменьшению убытков. Как указывалось в одном из постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, истечение продолжительного срока со дня нарушения права пострадавшей стороны до дня предъявления ею иска также может расцениваться как ее содействие увеличению размера убытков.*(367) Исходя из требований процессуального закона, суд может применить к недобросовестному истцу адекватную меру гражданского процессуального принуждения.

Иски с пороком повода - это иски, предъявляемые при заведомом отсутствии действительного нарушения каких-либо прав истца. К этой категории относятся: 1) иски, предъявляемые в суд по искусственно созданному истцом поводу ("провокационные" иски); 2) иски, предъявляемые в суд без всякого повода.

1) Иски, предъявляемые в суд по искусственно созданному истцом поводу (провокационные иски), являются таким злоупотреблением правом на подачу иска, при котором нарушение прав истца вроде бы имеется, однако на самом деле создано истцом умышленно путем постановки ответчика в определенные условия. Так, в практике получила распространение такая форма недобросовестного поведения, когда кредитор уклоняется от принятия должного исполнения, а затем ставит вопрос либо о банкротстве задолжавшего ему лица,*(368) либо о взыскании с него непомерных денежных санкций или о получении имущества должника. На первый взгляд имеются все условия для наступления гражданско-правовой ответственности лица: наличествует денежное обязательство, есть кредитор, не получивший исполнение, и ответчик, его не предоставивший. Однако недобросовестность действий уполномоченного лица должна влечь за собой отказ в удовлетворении подобных требований.

На другой случай провокационного иска было специально обращено внимание в п. 27 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. N 2 "О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации": "При рассмотрении дел о восстановлении на работе следует иметь в виду, что при реализации гарантий, предоставляемых Кодексом работникам в случае расторжения с ними трудового договора, должен соблюдаться общеправовой принцип недопустимости злоупотребления правом, в том числе со стороны самих работников. В частности, недопустимо сокрытие работником временной нетрудоспособности на время его увольнения с работы, либо того обстоятельства, что он является членом профессионального союза или руководителем (его заместителем) выборного профессионального союза или руководителем (его заместителем) выборного профсоюзного коллегиального органа организации, ее структурных подразделений (не ниже цеховых и приравненных к ним), не освобожденным от основной работы, когда решение вопроса об увольнении должно производиться с соблюдением процедуры учета мотивированного мнения профсоюзного органа организации либо соответственно с предварительного согласия вышестоящего выборного профсоюзного органа".*(369) Характерны и последствия такого поведения: "При установлении судом факта злоупотребления работником правом суд может отказать в удовлетворении его иска о восстановлении на работе (изменив при этом по просьбе работника, уволенного в период временной нетрудоспособности, дату увольнения), поскольку в указанном случае работодатель не должен отвечать за неблагоприятные последствия, наступившие вследствие недобросовестных действий со стороны работника".*(370)

2) Предъявление иска без повода происходит при заведомом отсутствии действительного нарушения прав истца. Такое поведение может быть обусловлено как корыстной целью, так и обычным сутяжничеством. Например, предъявление иска в один рубль, очевидно, преследует сутяжническую цель, поскольку вряд ли можно предположить действительную заинтересованность лица в получении такой денежной суммы от ответчика.*(371)

Лицо, злоупотребляющее правом в рассматриваемой форме, указывает на мнимое, надуманное нарушение своих субъективных прав. Для него самого должно быть очевидно, что действительного нарушения прав не произошло. Еще Е.В. Васьковский писал, что "для наличности юридического интереса у истца необходимо еще, чтобы истец имел повод к предъявлению иска против ответчика. Иначе, хотя бы даже иск касался собственных юридических отношений истца, у него не будет интереса в возбуждении процесса. Если, например, ответчик ничем не нарушил и даже не отрицает права собственности истца на дом, то истцу незачем предъявлять к нему иска о признании своего права собственности на этот дом или об изъятии его из владения ответчика. Судебное решение, постановленное по такому иску в пользу истца, нисколько не улучшило бы и не укрепило бы его юридического положения. Суд трудился бы совершенно напрасно".*(372) Хотя возможны случаи, когда сутяжник настолько проникнут своей идеей, что уже не в состоянии дать адекватную оценку поведению своего оппонента. В советской юридической литературе описываются случаи, "когда истец не приводит факты нарушения или оспаривания его права ответчиком, потому что в действительности никто его права не нарушал - это ясно и для сторон, и для суда, принимающего такой иск".*(373) В этом случае возникает лишь фикция спора. В качестве примера М.П. Ринг приводит извлечение из определения Верховного Суда СССР: "Суд не должен был устанавливать и подтверждать авторство Перли на изобретение ветродвигателей "ПД-3" и "ПД-4", так как авторское право Перли в отношении этих машин не нарушено и никто его не оспаривал. Наличие у Перли авторских свидетельств на эти изобретения уже является доказательством его авторства, не нуждающимся в каком-либо подтверждении".*(374) Это напоминает нынешнюю практику некоторых судов, удовлетворяющих иски о признании права собственности на объекты недвижимого имущества при наличии у истцов свидетельств о праве собственности, выданных регистрирующими органами. По нашему мнению, в удовлетворении подобных исков следует отказывать; при этом такой отказ не будет означать прекращение или непризнание права собственности, а будет свидетельствовать лишь об отсутствии у истца какого-либо повода к иску. И.М. Резниченко указывает на общую в данном случае задачу: "Закон стремится к тому, чтобы избежать двух опасностей: во-первых, чтобы не остались незащищенными действительно нарушенные права и интересы и, во-вторых, чтобы судебный агрегат не работал понапрасну при заведомой ясности в том, что нарушение права не имело место, что спор стал следствием ошибки, заблуждения и т.п.".*(375) В момент подачи заявления бывает сложно сделать вывод о наличии либо отсутствии нарушения права, поскольку суд владеет односторонней информацией, представленной истцом, хотя в ряде случаев отсутствие действительного нарушения прав истца является явным.

В газете "Комсомольская правда" описывается деятельность одной екатеринбургской правозащитной студенческой организации под многозначительным наименованием "Сутяжник". Автор статьи указывает, что данная организация существует на деньги международных грантов, за которые она отчитывается подставными исками (т.е. в качестве истцов, а иногда и ответчиков в исках выступают одни и те же лица - сутяжники). "Необычными, высосанными из пальца, а зачастую просто дурацкими исками "детишек" завален весь Кировский суд Екатеринбурга, на территории которого (к несчастью для судей) находится "Сутяжник". "Сутяжник" судился по результатам всех выборов: президента Ельцина, президента Путина, губернатора области Росселя: Судился, потому что кто-то не нашел туалета или ехал в трамвае, трамвай сломался, а кондуктор отказался возвращать деньги за билет" и т.д.*(376) Автор материала резюмирует: "Ничего почти еще на практике не умеющие, но полные задора и готовые низвергать устои, они резвятся и экспериментируют; будто пробуют правовую и судебную систему России на вкус".*(377) Думается, что такое процессуальное хулиганство не должно останавливать судей, а должно влечь применение предусмотренных законом санкций.

Недобросовестный истец, желая воспрепятствовать законной деятельности ответчика, может ссылаться на нарушение своих прав даже его правомерным поведением. Истец также нередко преподносит под видом нарушения своих прав юридически нейтральное поведение ответчика, не посягающее ни на какие права истца, пользуясь тем, что оно лежит вне регулируемых правом отношений (морали, этики, традиций, обрядов, верований и др.).

От рассматриваемой группы недобросовестно предъявляемых исков необходимо отличать иски, предъявляемые в суд по незначительному поводу. Такое поведение по общему правилу не может быть расценено как злоупотребление процессуальным правом, поскольку гражданское право не знает категории "малозначительности", известной уголовному и административному законодательству. Нередко положение, при котором истец буквально обязывается к подаче малозначительных исков, вытекает из требований правовых норм. Так, в статье "Дело о сорока двух копейках" (название уже говорит само за себя!)*(378) описывается явно ненормальная ситуация, когда с предпринимателей в арбитражном суде взимаются налоги, размер которых составляет несколько рублей, а то и копеек (при этом судебные расходы во много раз превышают сумму исковых требований). Отвечая на вопрос о причинах такой дотошности, представитель налоговых органов, пожелавший остаться неизвестным, согласился с тем, что разумно просто не заметить такой задолженности, но "потом приедут московские комиссии и за каждую бумажку душить начнут - хоть копеечку, но забери. Вплоть до неполного служебного".*(379) Очевидно, что такое "вынужденное" сутяжничество может быть преодолено только путем корректировки законодательных актов.

Иски с пороком субъекта - это иски, предъявляемые в суд лицами или к лицам, не имеющим подлинной юридической заинтересованности в исходе дела. К таким искам можно отнести: 1) иск, предъявляемый лицом, не имеющим такого права; 2) иск, предъявляемый заведомо не к тому ответчику либо без указания всех заинтересованных лиц (тайный иск).

1) Подача иска лицом, не имеющим на это право, может произойти при предъявлении иска лицом, не являющимся субъектом гражданского процессуального права. В соответствии со ст. 36 ГПК гражданская процессуальная правоспособность признается в равной мере за всеми гражданами и организациями, обладающими правом на судебную защиту своих прав, свобод и законных интересов. Зачастую субъектом обращения в суд выступают юридические лица, не зарегистрированные в установленном порядке либо ликвидированные к моменту обращения в суд. В соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 131 ГПК в исковом заявлении должны быть указаны наименование истца, его место жительства или, если истцом является организация, ее место нахождения. На основании ст. 48 ГК РФ признаком юридического лица является его возможность быть истцом или ответчиком в суде. Если понимать данную правовую норму буквально, то истцом не может быть организация, не являющаяся юридическим лицом. Суд должен оставить исковое заявление без движения, предложив истцу представить доказательства своей правоспособности. Хотя такой вывод не основан на ст. 132 ГПК (которая не называет в числе документов, прилагаемых к исковому заявлению, свидетельство о государственной регистрации юридического лица), он позволит избежать необоснованных обращений в суд образований, не являющихся субъектами права. При невыполнении данной рекомендации суда исковое заявление должно быть возвращено истцу.

2) Предъявление иска заведомо не к тому ответчику либо без уведомления всех заинтересованных лиц ("тайный иск") преследует цель получения благоприятного судебного постановления путем игнорирования важных требований процессуального закона о привлечении к участию в деле лиц, права которых могут быть затронуты данным постановлением. Целью такого злоупотребления является рассмотрение дела без участия всех заинтересованных лиц, способных, по мнению недобросовестного истца, заявить свои возражения. Такое положение фактически означает односторонность процесса и игнорирование принципа состязательности. Данное злоупотребление возможно лишь в том случае, когда заинтересованность других лиц носит неочевидный для суда характер. В противном случае суд может либо привлечь этих лиц по собственной инициативе (в качестве соответчиков, третьих лиц без самостоятельных требований), либо уведомить их о возникшем процессе (если они могут занять процессуальное положение надлежащего ответчика или третьего лица с самостоятельными требованиями), что позволит избежать нарушения их прав, хотя закон содержит и дополнительные гарантии для таких субъектов (ч. 4 ст. 13 ГПК).

В отдельных случаях предлагается закрепить в законодательстве обязанность истца уведомлять отдельных лиц о своем намерении обратиться в суд. Так, по спорам участников организаций, чтобы предотвратить недобросовестное сокрытие истцом факта обращения в суд, целесообразно предусмотреть нормы об обязательном уведомлении в досудебном порядке общества (его участников) о намерении обратиться в суд с требованием, которое может привести к корпоративному конфликту.*(380)

Иски с пороком основания - это требования, которые для истца заведомо не подлежат удовлетворению. К рассматриваемой группе могут быть отнесены: 1) иски, основанные на заведомо недостоверных доказательствах или юридически несостоятельных фактах ("ложные иски"); 2) иски, предъявляемые для защиты заведомо отсутствующих прав ("мнимые иски").

1) Иски, основанные на заведомо недостоверных доказательствах или фактах ("ложные иски") - это требования, не имеющие в своей основе какого-либо значимого юридического обоснования либо заведомо не подлежащие удовлетворению вследствие недоброкачественности представляемых лицом доказательств (недостоверных, неотносимых или недопустимых).

Еще римскому праву была известна формула: "Ex dolo malo non oritur action" (т.е. из обмана не возникает права на иск: суд не примет сторону лица, которое основывает свою претензию на безнравственном или незаконном действии).*(381) Соборное Уложение (ст. 203, 245 гл. X; ст. 18 гл. XIX) предусматривало обманные иски, которыми признавалось предъявление кабальных записей на возвращенных в тягло посадских людей, живших в закладчиках, либо предъявление на одного холопа двух кабал.*(382)

Основание иска бывает фактическим (конкретные жизненные обстоятельства) и юридическим (их правовая квалификация). Ни одно из оснований не является приоритетным: иск, не основанный на жизненных фактах или основанный на искаженных, одиозно изложенных фактах, является пустым. Иск, не основанный на нормах права (не вследствие безграмотности истца, а в силу объективного отсутствия подлежащего применению нормативного акта), также является мертвым, поскольку заявляемое мнимое право не подлежит судебной защите. Таким образом, деформация иска по основанию (и, следовательно, признание его несостоятельным) связывается с дефектами фактической и/или юридической стороны. Неосновательный иск - это требование истца к ответчику, обращенное через суд и не основанное ни на каких фактических и/или юридических обстоятельствах.

Но всякий ли дефект фактической и юридической стороны основания иска означает несостоятельность иска в смысле ст. 99 ГПК РФ? Вероятно, при решении этого вопроса необходимо учитывать степень неосновательности иска. Обратное положение означало бы, что во всех случаях, когда суд отказывает в иске, сторона несет ответственность за свое обращение в суд, а значит, заявление любого требования связывалось бы с ожиданием подвергнуться ответственности в случае, если иск не будет удовлетворен, что сковывало бы инициативу субъектов, действительно заинтересованных в судебной защите. Речь надо вести о явной и заведомой для лица неосновательности заявленного иска, которая была бы видна невооруженным глазом или устанавливалась бы с помощью определенных средств доказывания. Например, лицо выдумало обстоятельства, на которых основаны исковые требования, умышленно исказило их, интерпретировало выгодным для себя образом и т.д.

2) Злоупотреблением гражданским процессуальным правом является также подача иска для защиты заведомо отсутствующих прав либо заведомо противоправных или юридически безразличных интересов истца ("мнимые иски").

Подобные неосновательные обращения представляют достаточно серьезную проблему для судебной власти. В.М. Жуйков писал: "Все чаще и чаще в суды обращаются с явно неправовыми требованиями - требованиями, не имеющими никакого отношения к правам, свободам или охраняемым законом интересам заявителей, преследующими цель не защитить свои права (их просто нет), а использовать суд в качестве политической трибуны, средства сведения личных счетов и тому подобное: об оспаривании результатов выборов в органы государственной власти субъектов Российской Федерации, на территории которых заявители не проживают и в которых они не участвовали и не могли участвовать, об оспаривании указов Президента РФ о назначении должностных лиц, об оспаривании сделок, в которых заявители не участвовали и которые на их правах и обязанностях никак не отражаются, об оспаривании записей гражданского состоянии в отношении посторонних лиц, даже о расторжении брака, заключенного, например, одним из родителей заявителя, и т.д., и т.п.".*(383) В другой работе автор приводит примеры обращений граждан в суд с заявлениями о признании недействительными указов Президента РФ о назначении либо об отстранении от должности высших должностных лиц государства (Председателя Правительства РФ, Генерального прокурора РФ и пр.).*(384)

Злоупотребление в виде подачи иска для защиты заведомо отсутствующего права заключается в том, что истец недобросовестно идентифицирует себя с обладателем нарушенного или оспариваемого права. Для квалификации действий истца в качестве злоупотребления его информированность об отсутствии права не должна вызывать у суда никаких сомнений (например, лицо, не являющееся собственником имущества, выдвигает требования, которые могут быть заявлены только собственником).

Иск для защиты неправовых либо юридически нейтральных благ направлен на защиту заведомо отсутствующих у истца прав. Так, один житель Екатеринбурга не смог смириться с отказом возлюбленной и попытался отомстить ей через суд, потребовав назад все, что дарил своей прекрасной даме в период ухаживания: часы кварцевые настенные, зеркало настенное фигурное, сумка хозяйственная, коробка конфет "Птичье молоко", цветы азалии (два горшка), кружка с ее именем, шоколадка 100 г с орехами, 3 кг бананов желтых, 300 г печенья "Сладкоежка", большое красное яблоко, четыре желтых яблока, значок вуза в виде ромбика, градусник "Рыбка", две почтовые открытки, а также семь желтых полуботинок. В удовлетворении иска было отказано, однако сотрудники суда в панике, поскольку "Козлов грозится пойти по всем инстанциям, включая Верховный и Европейский суд по правам человека, но теперь у них отбоя нет от журналистов",*(385) - сообщает газета. Полагаем, что полная абсурдность заявленных исковых требований свидетельствует лишь об одном мотиве действий истца - привлечь к себе внимание столь оригинальным способом. Сотрудникам суда не следует впадать в панику, а необходимо дать оценку его поведения в контексте положений ст. 99 ГПК.

Новый ГПК РФ не позволяет суду отказать в принятии искового заявления или прекратить производство по делу в случае, если требования истца направлены на защиту отсутствующих у него прав либо на защиту заведомо не правовых или юридически нейтральных интересов. Как отмечал В.М. Жуйков, "согласно выработанной доктрине гражданского процессуального права, суд должен принимать и разрешать любые требования, отказ в принятии заявления по соображениям материального права является не допустимым, а отказ в удовлетворении неправового требования возможен только после рассмотрения дела по существу".*(386) Сейчас закон требует от истца обязательного указания в исковом заявлении, в чем заключается нарушение либо угроза нарушения прав, свобод или законных интересов истца (п. 4 ч. 1 ст. 131 ГПК). Лицо должно изложить свое субъективное представление об якобы принадлежащем ему и нарушенном субъективном праве. При невыполнении данного требования исковое заявление остается без движения согласно ч. 1 ст. 136 ГПК. Если недостатки не устранены в установленный судьей срок, то заявление подлежит возврату (ч. 2 ст. 136 ГПК).

Иски с пороком формы не отвечают требованиям, которые закон предъявляет к содержанию и форме искового заявления. Здесь можно рассматривать три категории исков: 1) не содержащие всех обязательных реквизитов искового заявления и/или поданные без приложения всех необходимых документов; 2) изложенные в некорректной форме; 3) обвиняющие лицо в совершении каких-либо преступных действий ("иск-донос").

1) Подача исков, не отвечающих требованиям, перечисленным в ст. 131-132 ГПК, в большинстве случаев вызвана отсутствием необходимых правовых знаний. О злоупотреблении правом можно говорить только в том случае, когда истец путем подачи такого иска добивается вынесения судом определения об оставлении заявления без движения (ст. 136 ГПК), с тем чтобы сразу отсрочить начало рассмотрения дела на срок, который будет предоставлен судом для исправления недостатков поданного заявления. Такое недобросовестное поведение истца может иметь разные причины: лицо может руководствоваться сутяжническими устремлениями, максимально затяжной характер процесса может быть выгоден ему по иным причинам (например, для приостановления иного гражданского дела).

Подобное злоупотребление доказать достаточно сложно, поскольку суд еще не вступил в непосредственное общение с истцом и наблюдает только представленные им письменные документы. Презумпция процессуальной добросовестности позволяет суду считать, что истец допустил невольные ошибки в исковом заявлении, следовательно, ему должен быть дан шанс их исправить.

2) Зачастую в исковом заявлении, поступающем в суд, излагаются факты, которые могут оцениваться по-разному. Речь идет о сообщении сведений, затрагивающих честь и достоинство ответчика (или другого лица) либо его деловую репутацию. В этом случае можно говорить о подаче некорректного иска. Римское право знало "action famosa" (т.е. "иск, чреватый позором или бесчестием для ответчика").*(387) Смысловое содержание искового заявления при этом отходит на второй план, на первый выступает форма изложения исковых требований. ГПК РФ прямо не устанавливает форму изложения сведений в исковом заявлении. Это является недостатком процессуального закона, поскольку позволяет недобросовестным истцам излагать сведения, посягающие на личные неимущественные права участников процесса и других лиц.

Статья 12 ГК РФ к числу способов защиты гражданских прав относит компенсацию морального вреда. В соответствии с абз. 1 п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 г. N 11 "О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" "под распространением сведений, порочащих честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц, о котором указывается в ст. 151 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации", предлагается, в частности, "понимать: изложение в заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том числе устной, форме нескольким лицам или хотя бы одному лицу".*(388) В соответствии с п. 3 указанного Постановления "в порядке, предусмотренном ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, не могут рассматриваться требования об опровержении сведений, содержащихся в судебных решениях и приговорах, постановлениях органов предварительного следствия и других официальных документах, для обжалования которых предусмотрен иной установленный законом порядок".*(389) Из приведенных положений можно сделать вывод о возможности требовать опровержения сведений, содержащихся в исковом заявлении и порочащих честь, достоинство и деловую репутацию граждан и юридических лиц. Официальный порядок установлен законом для рассмотрения, но не для обжалования искового заявления, поэтому оно не подпадает под действие п. 3 указанного Постановления.

В соответствии с абз. 2 п. 2 указанного выше Постановления порочащими признаются "сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту и другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую репутацию и т.п.), которые умаляют честь и достоинство гражданина либо деловую репутацию гражданина или юридического лица".*(390) Все перечисленные составляющие можно свободно обнаружить в тексте многих исковых заявлений. Поэтому участнику гражданского процесса, в отношении которого в исковом заявлении изложены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, должно быть предоставлено право путем предъявления встречного или самостоятельного иска добиваться их опровержения.

3) Предъявление некорректного иска можно сопоставить с преступлением, предусмотренным ст. 306 УК РФ (заведомо ложный донос). Уголовная ответственность за данный вид преступления дифференцируется в зависимости от того, в каком преступлении доносчик обвиняет лицо. Более суровое наказание установлено за донос, соединенный с обвинением лица в тяжком или особо тяжком преступлении либо с искусственным созданием доказательств обвинения. Основным объектом данного преступления являются интересы правосудия (нормальное функционирование судебно-следственных органов); в качестве дополнительного объекта выступают права и законные интересы граждан.*(391) Необходимым признаком субъективной стороны состава данного преступления является заведомость. Ошибочное сообщение о преступлении, сделанное по неосторожности, не может квалифицироваться по ст. 306 УК РФ. Аналогичный подход реализован в гражданском процессуальном законодательстве: как злоупотребление правом может быть квалифицировано только недобросовестное (т.е. изначально заведомое) заявление неосновательного иска (ст. 99 ГПК).

Возникает вопрос, может ли истец быть привлечен к уголовной ответственности за заведомо ложный донос о совершении преступления, содержащийся в исковом заявлении ("иске-доносе") либо в иных процессуальных документах, направленных в суд?

В подп. "в" п. 14 Постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 25 сентября 1979 г. N 4 "О практике рассмотрения судами жалоб и дел о преступлениях, предусмотренных ст. 112, ч. 1 ст. 130 и ст. 131 УК РСФСР" (в ред. Постановления Пленума от 21 декабря 1993 г. N 11 и Пленума от 25 октября 1996 г. N 10) указано: "При заведомо ложном доносе сведения о якобы совершенном потерпевшим преступлении сообщаются, как правило, органам, правомочным возбудить уголовное преследование".*(392) По мнению авторов комментария к Уголовному кодексу РФ, сообщение о совершении преступления может быть направлено в органы, имеющие право возбудить уголовное дело.*(393) Поскольку суд, рассматривающий гражданско-правовой спор, не является органом, правомочным возбуждать уголовное дело, заведомо ложное обвинение лица в совершении преступления, выраженное в исковом заявлении, не образует состава преступления, предусмотренного ст. 306 УК РФ, и должно квалифицироваться как клевета по ст. 129 УК РФ.

Иногда поведение лица может рассматриваться одновременно в свете гражданских процессуальных и уголовно-правовых норм. В следующем примере лицо, обратившись с заявлением в органы внутренних дел, попыталось избежать имущественной ответственности, которую оно неизбежно понесло бы при предъявлении к нему иска в гражданском судопроизводстве. "Российская газета" описывает следующий случай. Алексей М. 19 апреля 2003 г., управляя по доверенности автомашиной ВАЗ-2105, на углу улиц Гагарина и Коммунистической в г. Саранске допустил столкновение с автомашиной ВАЗ-2103. ДТП не повлекло никаких серьезных последствий, за исключением вмятин, которые получили обе машины. М. скрылся с места происшествия и попросил сестру вызвать милицию ввиду угона его автомашины. Он написал заявление с просьбой привлечь к уголовной ответственности неизвестных лиц, совершивших это преступление. Логика действий лжепотерпевшего была понятна: переложить ответственность (прежде всего гражданско-правовую) за случившееся на угонщиков. В ходе проверки сотрудники правоохранительных органов изобличили М., и приговором Ленинского районного суда он был осужден по ст. 306 УК РФ (заведомо ложный донос) к трем годам и одному месяцу лишения свободы в колонии общего режима.*(394)

При установлении факта рассматриваемого злоупотребления, помимо гражданско-правовых (компенсация морального вреда) и гражданско-процессуальных санкций (взыскание вознаграждения за потерю времени) суд может поставить вопрос о наличии в действиях лица признаков состава преступления. Не исключается, на наш взгляд, использование такой меры гражданской процессуальной ответственности, как порицание.

Предъявление исков с пороком волеизъявления свидетельствует о неправильности формирования воли лица в отношении заявленных исковых требований. В рамках данной группы злоупотреблений рассматриваются: 1) иск, предъявленный истцом по просьбе другого лица (чужой иск); 2) иск, предъявленный истцом в защиту чужих интересов (иск без поручения).

1) В первом случае исковое требование формально исходит от истца - обладателя права на предъявление иска, но он действует под влиянием другого субъекта, понудившего его к такому обращению. По мнению немецких правоведов, "свободное распоряжение процессуальными функциями... таит опасность злоупотреблений (например, если право на иск передается малоимущему в целях получения бесплатной адвокатской помощи и льгот по оплате судебных расходов)".*(395) Возникает ситуация, когда фактически истцом является лицо, стоящее за лицом, поименованным в качестве истца в исковом заявлении. Такой "фактический" истец может выступать как представитель по доверенности либо оказывать иную помощь "номинальному" истцу.

В римской юриспруденции существовало понятие "combipartia" ("незаконное принятие на себя расходов по ведению процесса для другого лица в обмен на часть суммы иска").*(396) В американском праве известно правонарушение, именуемое "чамперти", когда одно лицо оказывает другому поддержку, надеясь получить какие-либо выгоды от процесса. В этом случае оно также может отвечать по иску потерпевшего лица.*(397) Предусмотрена и такая форма злоупотребления правом, как "иск вследствие поддержки" (maintenance), когда лицо без достаточных оснований оказывает поддержку или помощь другому лицу в предъявлении или отстаивании искового требования против третьего лица либо в защите против иска третьего лица, в результате чего это третье лицо терпит потери.*(398) Такое лицо может понести ответственность по иску третьего лица.

Степень принуждения истца к подаче иска может быть различной. Иногда лицо желает обратиться в суд, но самостоятельно не решается это сделать, и со стороны другого лица требуется лишь небольшой толчок к такому шагу. В таком случае можно говорить о совпадении интересов фактического и номинального истца. Нередко истец не обращается в суд, опасаясь ухудшения отношений, осуждения и отрицательной оценки со стороны окружающих. Однако дальнейшее промедление с обращением в суд может причинить существенный вред его правам и охраняемым законом интересам. Например, соседи пожилого человека побуждают обратиться его с иском о расторжении договора ренты пожизненного содержания с иждивением, видя, что плательщики ренты формально относятся к своим обязанностям, намереваясь лишь завладеть квартирой по смерти получателя ренты. Такие действия не могут рассматриваться в качестве злоупотребления правом.

В других случаях принуждение к подаче иска носит более осязаемый характер и сопряжено даже с противоправным посягательством на личность истца. Процессуальные злоупотребления здесь обычно служат продолжением нарушений в гражданско-правовой сфере. Например, лицо под воздействием своих кредиторов понуждается к предъявлению исков с целью удовлетворения их требований (например, о выделе доли в общей собственности; о признании недействительными ранее совершенных им сделок и пр.). В подобных случаях суд должен выяснять действительную волю истца на предъявление иска и при наличии сомнений проверять, не вынуждается ли он к этому путем обмана, насилия, угрозы, заблуждения и т.п. Статья 179 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения под угрозой применения насилия, уничтожения или повреждения чужого имущества, а равно распространения сведений, которые могут причинить существенный вред правам и законным интересам потерпевшего или его близких, при отсутствии признаков вымогательства. Часть 2 данной статьи устанавливает ответственность за совершение такого деяния с применением насилия и организованной группой. Целесообразно было бы распространить действие указанной нормы на принуждение к предъявлению иска либо к отказу от его предъявления.

2) Иск, поданный в защиту чужих интересов ("чужой иск"), означает, что лицо, не имеющее права на предъявление иска, направляет его в суд от своего имени. Часть 2 ст. 4 ГПК устанавливает, что обращение в защиту чужих прав, свобод и интересов допускается в случаях, предусмотренных ГПК и другими федеральными законами. Такой подход полностью согласуется с диспозитивной направленностью гражданского процессуального регулирования и преследует цель не допустить неосновательного выступления субъекта в защиту чужого права против воли и желания самого обладателя права.

Злоупотребление гражданским процессуальным правом имеет место в случаях, когда иск подается в защиту интересов другого лица без его просьбы с целью удовлетворения собственных интересов либо с целью умаления прав истца. В первом случае лицо, допускающее злоупотребление гражданским процессуальным правом, пытается через получение решения в пользу другого лица добиться удовлетворения собственных потребностей. Лицо может иметь право на подачу иска от своего имени, однако по тем или иным соображениям может не желать им воспользоваться (или же субъект может вовсе не обладать таким правом). Во втором случае злоупотребление направлено против лица - обладателя права на предъявление иска, и недобросовестная подача иска преследует цель причинить вред именно его интересам. Неправильно считать, что предъявление искового требования всегда способно принести истцу только определенные блага и преимущества. Истец может быть вовсе не заинтересован в их приобретении в силу определенных личностных причин. Кроме того, получение блага в юридической сфере может обернуться потерями для истца в моральной сфере (ухудшение отношений с родственниками, близкими, с начальством; приобретение репутации склочника и т.п.). Таким образом, предъявление иска - это исключительное право истца, имеющего равным образом право на непредъявление иска, а также право на отказ от иска.

Судья прекращает производство по делу или отказывает в принятии искового заявления, когда оно предъявлено в защиту прав, свобод и охраняемых законом интересов другого лица государственным органом, органом местного самоуправления, организацией или гражданином, которые согласно ГПК и другим федеральным законам не имеют такого права (п. 1 ч. 1 ст. 134, абз. 2 ст. 220 ГПК). При подготовке гражданского дела к судебному разбирательству судья при наличии обоснованных сомнений должен убедиться в том, что исковое заявление действительно исходит от лица, его подавшего. ГПК предписывает судье при начале рассмотрения дела по существу выяснить, поддерживает ли истец свои требования (ст. 172 ГПК). Кроме того, целесообразно наделить суд правом при возникновении сомнений в подлинном волеизъявлении истца на подачу иска обязать его лично явиться в судебное заседание и разрешить возникшие сомнения. В необходимых случаях суд также должен обладать правом осуществления дополнительной проверки полномочий представителя лица (например, правом направить запрос в организацию, удостоверившую доверенность).

Иск с пороком требования в целом имеет место в случаях, когда само исковое требование является несостоятельным вследствие его дублирования в другом суде (в настоящее время или в прошлом).

В судебной практике встречаются случаи, когда недобросовестный истец подает сразу несколько исков в различные суды (множественный иск) либо предъявляет иск, который ранее уже был рассмотрен и разрешен судом (повторный иск). Возможность предъявления множественного иска обычно обусловлена недобросовестным использованием истцом правил альтернативной подсудности, а при подаче повторного иска расчет недобросовестного лица направлен только на неосведомленность судьи, рассматривающего дело, относительно ранее состоявшихся судебных актов. Истец, по выражению Б.С. Антимонова и С.Л. Герзон, "не прочь забыть о том, что ему суд уже отказал в иске и пытается предъявить тождественный иск снова, выждав лишь некоторый срок".*(399) В итоге возникает ситуация, когда по одному и тому же вопросу имеется несколько судебных актов зачастую противоположного содержания. Как пишут по этому поводу в прессе, "кто быстрее из конфликтующих сторон добежит с исполнительным листом до вожделенного объекта собственности, тот и будет править бал".*(400) Подобные злоупотребления встречаются также при подаче в российский суд иска, который был ранее рассмотрен или находится на рассмотрении в иностранном суде.*(401)

Такие злоупотребления могут иметь скрытый характер. Так, в следующем примере лицо недобросовестно варьирует виды судопроизводства, пытаясь разрешить по существу один и тот же спор. Решением мирового судьи от 14 января 2003 г. Управление Пенсионного фонда РФ в Куйбышевском районе г. Самары обязано назначить и выплачивать Д. пенсию по выслуге лет с 14 января 2003 г. Надзорная инстанция, отменяя состоявшееся решение, сделала вывод о том, что Д. по существу обжаловала отказ Управления Пенсионного фонда РФ в назначении ей пенсии по выслуге лет. Данная категория дел мировому судье не подсудна. Кроме того, решением Куйбышевского районного суда г. Самары от 29 ноября 2001 г. Д. уже было отказано в удовлетворении ее жалобы на отказ Управления Пенсионного фонда в назначении ей пенсии за выслугу лет. Таким образом, мировой судья был обязан отказать в принятии данного заявления.*(402)

Гражданское процессуальное законодательство содержит действенные механизмы предотвращения подобных случаев и обязывает суд отказывать в принятии заявлений по уже разрешенным ранее спорам (п. 2 ч. 1 ст. 134 ГПК) либо прекращать производство по делу (абз. 3 ст. 220 ГПК). Исключительность судебного решения, а также существующие методики определения тождественности исков путем анализа их структурных элементов препятствуют недобросовестным истцам неоднократно требовать рассмотрения судом одного и того же дела.

Некоторые злоупотребления процессуальным правом при предъявлении иска в суд имеют непосредственно процессуальный характер, а другим присуща материально-правовая природа. Подача иска для заведомо неосновательного приобретения материальных выгод и преимуществ, для причинения вреда другому лицу, подача иска при заведомом отсутствии действительного нарушения прав истца и др. свидетельствуют о понимании иска в материальном смысле. Подача же иска лицом, не имеющим такого права, в защиту чужих интересов, предъявление встречного иска ответчиком с целью блокировать рассмотрение первоначального иска либо с другими не правовыми целями более характеризуют процессуальную сторону искового требования. При материальных злоупотреблениях искажается цель права на предъявление иска; при процессуальных злоупотреблениях страдает сам порядок реализации права на предъявление иска.

§ 2. Злоупотребления правом на подачу заявления в делах, возникающих из публичных правоотношений

Конституция Российской Федерации предусматривает, что граждане имеют право обжаловать незаконные действия (бездействие), решения органов государственной власти, должностных лиц и органов местного самоуправления (ч. 2 ст. 46 Конституции РФ). Для рассмотрения дел, возникающих из публичных правоотношений, ГПК предусматривает специальный регламент, сочетающий в себе общие правила искового производства и особенности, установленные подразд. III ГПК и федеральными законами (ч. 1 ст. 246 ГПК).

В порядке публичного производства суд не только разрешает споры о праве административном, но и проверяет соблюдение законов органами государственной власти. Здесь суд имеет правомочия, не свойственные ему в делах искового производства: он не связан основаниями и доводами заявленных требований (ч. 3 ст. 246 ГПК), вправе признать обязательной явку в суд представителя органа государственной власти, органа местного самоуправления или должностного лица (ч. 4 ст. 246 ГПК), истребовать доказательства по своей инициативе (ч. 2 ст. 249 ГПК) и пр. Указанные полномочия позволяют суду, с одной стороны, эффективно защитить нарушенное право заявителя в публично-правовой сфере, а с другой - в полном объеме восстановить нарушенную законность, используя поданное лицом заявление как сигнал о недостатках в работе государственного аппарата.

Таким образом, право обжалования (по Конституции РФ) или право подачи заявления (по ГПК) является эффективным средством контроля за деятельностью государственных органов, но его использование предполагает определенную социальную и юридическую ответственность заявителя перед государством в лице суда и должностных лиц, чьи действия (бездействие) или акты оспариваются, а также перед всем обществом. Как и любое субъективное право, право на подачу заявления по делам, возникающим из публичных правоотношений, должно использоваться в соответствии со своим действительным предназначением и не может употребляться в сутяжнических целях, а также для того, чтобы дестабилизировать работу государственного аппарата и избежать ответственности за какое-либо правонарушение. В противном случае имеются все основания говорить о злоупотреблении правом на подачу заявления по делам, возникающим из публичных правоотношений.

Совершение рассматриваемых злоупотреблений облегчается значительным количеством процессуальных льгот, которыми обладает заявитель: альтернативная подсудность (ч. 2 ст. 254 ГПК), необязательность оспаривания действий должностного лица в вышестоящих органах власти (ч. 2 ст. 247 ГПК), возложение бремени доказывания законности своих действий на орган государственной власти или должностное лицо (ч. 1 ст. 249 ГПК) и пр.

Поскольку все формы обращения в суд унифицированы в рамках единой гражданской процессуальной формы, то злоупотребления правом на подачу заявления в делах, возникающих из публичных правоотношений, совпадают с аналогичными видами, рассмотренными нами выше, в параграфе об исковом производстве.

Наиболее распространенным злоупотреблением правом в делах публичного производства является подача заявления с целью заведомо неосновательного приобретения определенных выгод и преимуществ, на которые лицо не вправе претендовать в соответствии с законом и иными правовыми актами, либо с целью освобождения от определенных обязательств или от ответственности без достаточных к тому оснований.

Данные цели обращения в суд нередко лежат в основе подачи заявления по делам, возникающим из избирательных правоотношений. Так, в последнее время в связи с активизацией политической жизни участились случаи неосновательного обращения в суд с заявлениями о защите избирательных прав. Такие обращения представляют собой злоупотребления не только избирательными, но и процессуальными правами, так как суд в данном случае выступает в качестве орудия политической борьбы либо средства пиартехнологий. "В то время как одни кандидаты в депутаты встречаются с избирателями, другие преуспевают в хитростях, - пишет "Российская газета". - Увы, неотъемлемая часть предвыборной кампании - многочисленные судебные иски кандидатов друг к другу. Даже проигранное дело для истца - выигрыш, поскольку тому же конкуренту приходится доказывать свою правоту, отвлекаясь от предвыборной гонки".*(403) Газета описывает стандартную для выборов ситуацию, когда "исковое заявление поступило от "темной лошадки" - кандидата, никак не проявившего себя в предвыборной кампании... Решение суда никого не удивило - суд отказал заявителю в удовлетворении его требований. Подобные суды прошли в понедельник чуть ли не по всей стране. В предвыборной кампании тактика снятия кандидатов по суду применяется повсеместно. Но суть не в этом. Зачастую в округе регистрируются кандидаты, которые на языке "черного пиара" называются "кандидатами-киллерами". Реальных шансов на победу в выборах у них нет, агитация порой вообще не ведется, зато от имени этого кандидата то и дело подаются заявления в суд, цель которых опорочить конкурентов. К счастью, это удается не всегда".*(404) Очевидно, требуется совершенствование не только избирательного законодательства, но и гражданского процессуального законодательства для выработки мер, направленных на предотвращение такого недобросовестного поведения кандидатов. В настоящее время совершение подобных злоупотреблений облегчается наличием крайне широкого круга лиц, наделенных правом обращаться в суд с заявлениями о защите избирательных прав (ч. 1 ст. 259 ГПК). Предпосылкой обращения в суд является то, что перечисленные субъекты полагают, будто решения и действия (бездействие) определенных органов нарушают их избирательные права (ч. 1 ст. 259 ГПК). Такая формулировка открывает путь необоснованным обращениям в суд лиц при действительном отсутствии нарушений прав избирателей. Закон не содержит даже примерных требований к обращению заявителя в суд. Не лишним было бы установить, что лицо, обращающееся в суд, обязано мотивировать, в чем именно состоит нарушение избирательных прав, и если суд установит отсутствие нарушения прав заявителя, он должен прекратить производство по делу либо отказать в принятии заявления. В частности, нельзя рассматривать в качестве юридической заинтересованности стремление одного кандидата снять с дистанции другого кандидата или скомпрометировать его каким-либо образом.

Даже беглый анализ прессы показывает, что подобные ситуации встречаются на выборах любого уровня. Очередная статья повествует о том, как один малоизвестный кандидат в губернаторы попытался путем злоупотребления своими правами снять другого кандидата, имеющего широкую поддержку большей части населения. Газета пишет, что, затевая судебную тяжбу, кандидат в губернаторы преследовал две цели: "во-первых: рассчитывая на новизну рассматриваемого дела, попытаться ввести суд в заблуждение и добиться отмены регистрации" своего оппонента, а "во-вторых, использовать судебный процесс как повод для своей политической рекламы через средства массовой информации".*(405) Когда первая "атака" была отбита действующим губернатором, истец предпринял вторую попытку отменить через суд регистрацию лидера избирательной гонки. Вероятно, его оппонентам "понравилось "светиться" в суде и в телевизионных информационных выпусках, - пишет газета. - Они вновь потребовали отменить регистрацию своего основного соперника, но на этот раз из-за технической ошибки, допущенной работниками областного избиркома при изготовлении текста постановления о регистрации... опубликованного в областных газетах".*(406) Обе попытки "превратить суд в политическое шоу" закончились полным провалом. Отрадно, что недавно принятые законодательные акты в области избирательного права стали включать в свой состав нормы, устанавливающие ответственность за злоупотребление правом (например, ст. 68 Федерального конституционного закона "О референдуме Российской Федерации" именуется "Недопустимость злоупотребления правом на проведение агитации по вопросам референдума"),*(407) однако последствия процессуальных злоупотреблений по-прежнему не получают должного освещения в законе.

Оспаривание явно правомерного поведения органа власти может быть направлено на воспрепятствование его законной деятельности. Недобросовестный заявитель располагает определенными процессуальными средствами для реализации подобной возможности. Так, если оспаривание нормативного правового акта не приостанавливает его действие (ч. 7 ст. 251 ГПК), то при оспаривании решений органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих суд вправе приостановить действие оспариваемого решения до вступления в законную силу решения суда (ч. 4 ст. 254 ГПК), что возможно как по ходатайству заявителя, так и по инициативе суда.

Оспаривание в суде действий, актов или решений органов власти, органов местного самоуправления или должностных лиц может преследовать цель неосновательного освобождения от юридической ответственности. Подавая заявление в суд, недобросовестное лицо рассчитывает освободиться от ответственности, каким-то иным образом ослабить ее действие или, если суд сочтет действия органов власти правомерными, хотя бы получить отсрочку в ее применении.

Последствиями подобных злоупотреблений могут быть отказ в удовлетворении заявления и взыскание со стороны, подавшей заведомо неосновательное заявление, компенсации за фактическую потерю времени.

В делах, возникающих из публичных правоотношений, получило распространение злоупотребление правом на подачу заявления, состоящее в том, что заявитель под видом оспаривания незаконных действий (бездействия), актов или решений органов власти пытается разрешить спор о праве гражданском, подлежащий рассмотрению в исковом порядке. Недобросовестное избрание заявителем процедуры публичного производства продиктовано наличием процессуальных льгот, значительно облегчающих для него борьбу с ответчиком. Например, если лицо оспаривает ненормативный правовой акт органа государственной власти или органа местного самоуправления, влекущий для заинтересованных лиц определенные правовые последствия (передачу имущества, выделение денежных средств, регистрацию организации, предоставление земельного участка и пр.), то рассмотрение вопроса о законности данного акта возможно только в контексте анализа вызванных им правовых последствий. Следовательно, суд должен согласно ч. 3 ст. 247 ГПК оставить заявление без движения, а если спор о праве обнаружится в ходе рассмотрения дела по существу, то на основании абз. 4 п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 2 от 20 января 2003 г. "О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации" оставить заявление без рассмотрения.

Другим распространенным злоупотреблением является подача заявления при заведомом отсутствии действительного нарушения прав заявителя. Например, заявитель оспаривает нормативный правовой акт, который никоим образом не затрагивает его права. В соответствии с законом заявитель обязан указать, какие права и свободы лица нарушены действиями (бездействием) органов государственной власти или органами местного самоуправления (абз. 2 ч. 1 ст. 247 ГПК).

Отсутствие нарушения субъективного права заявителя должно быть явным. В производстве по делам об оспаривании нормативных правовых актов граждане должны считать, что обжалуемым актом "нарушаются их права и свободы, гарантированные Конституцией Российской Федерации, законами и другими нормативными правовыми актами" (ч. 1 ст. 251 ГПК). В делах об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих граждане и организации должны полагать, "что нарушены их права и свободы" (ч. 1 ст. 254 ГПК). Статья 255 ГПК еще более конкретизирует данное положение: в результате действий (бездействия) или решений "нарушены права и свободы гражданина; созданы препятствия к осуществлению гражданином его прав и свобод; на гражданина незаконно возложена какая-либо обязанность или он незаконно привлечен к ответственности". По делам о защите избирательных прав лицо должно полагать, что "нарушаются его избирательные права или право на участие в референдуме" (ч. 1 ст. 259 ГПК). Суд, установив, что заявителем оспариваются акты, которые не затрагивают его права, свободы или законные интересы, в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК отказывает в принятии заявления либо, если производство по делу уже возбуждено, на основании абз. 2 ст. 220 ГПК прекращает производство по делу.

Злоупотреблением процессуальным правом является также подача заявления для защиты заведомо отсутствующих прав либо заведомо противоправных или юридически безразличных интересов заявителя. Здесь может иметь место действительное нарушение субъективного права, которое, однако, не принадлежит заявителю. Если данное обстоятельство достоверно известно лицу, то его поведение является злоупотреблением процессуальным правом. Например, лицо требует признать незаконным распоряжение главы местной администрации об установлении сбора с владельцев дачных участков, расположенных в отдельном дачном массиве, хотя само не является владельцем такого участка. Очевидно, что в данном случае права лица не нарушаются указанными действиями, а само обращение вызвано иными причинами (например, желанием дискредитации должностного лица, принявшего этот акт).

Как уже отмечалось выше, суд не вправе отказать лицу в принятии такого заявления либо прекратить производство по делу. Вопросы наличия и содержания принадлежащего лицу субъективного права должны решаться непосредственно в судебном заседании. Если будет установлено, что субъект просит о защите не принадлежащего ему права, суд должен отказать в удовлетворении требований заявителя.

Однако еще на этапе подачи заявления суд обязан потребовать от лица указания на его право, которое подверглось нарушению, и при невыполнении указанного требования, изложенного в определении об оставлении заявления без движения, возвратить поданное заявление.

§ 3. Злоупотребления правом на подачу заявления в делах особого производства

В делах особого производства нарушение субъективного права заявителя отсутствует, однако имеющаяся неопределенность правового положения лица или имущества обусловливает необходимость обращения в суд. Это расширяет границы судебной деятельности, позволяя включать в нее деятельность по подтверждению юридических фактов и правовых состояний.

Хотя дела особого производства внешне бесконфликтны, злоупотребления процессуальными правами встречаются в них не реже, чем в исковых или публичных делах. Субъектами злоупотреблений выступают заявитель или заинтересованные лица, участвующие в делах особого производства.

В таких делах создается благоприятная почва для необоснованного получения материальных благ и выгод, а также для освобождения от юридических обязанностей. Этому способствует ряд факторов, главный из которых заключается в том, что рассматриваемому виду производства свойственна односторонность, заключающаяся в отсутствии ответчика (т.е. лица, способного выдвинуть возражения против исковых требований). Заинтересованные лица не всегда могут оказать существенное влияние на ход процесса, что позволяет заявителю бесконтрольно утверждать свою правоту, не встречая с другой стороны серьезных возражений.

Как и при иных недобросовестных формах обращения в суд, лицо, подавая заявление в порядке особого производства, стремится через установление какого-либо юридического факта, события или состояния приобрести право на получение имущества либо прав на него.

Так, установив факт нахождения лица на иждивении умершего (п. 2 ч. 2 ст. 264 ГПК), заявитель получает право на обязательную долю в наследстве, а если выяснится, что заявитель никакой помощи от умершего никогда не получал, проживал отдельно от него, имел самостоятельный источник дохода и вообще был знаком с ним лишь поверхностно, - имеются все основания говорить о недобросовестной подаче заявления об установлении юридического факта.

Признавая гражданина безвестно отсутствующим или объявляя его умершим, лицо может выступить доверительным управляющим его имущества либо приступить к оформлению наследства (ст. 279 ГПК). Такое положение при недобросовестности заявителя может повлечь и иное существенное поражение в правах отсутствующего лица. Лебедев Е.С. обратился в Федеральный суд г. Жигулевска Самарской области с иском к Лебедевой Н.Д. и администрации г. Жигулевска о признании приватизации квартиры недействительной, о восстановлении регистрации в квартире и о компенсации морального вреда, ссылаясь на то, что при обмене старого паспорта на новый узнал, что решением суда от 29 ноября 1999 г. он был признан безвестно отсутствующим и на основании этого решения снят с регистрации в кв. 18 д. 12 по ул. Мира в г. Жигулевске, после чего ответчица приватизировала квартиру. Во время производства по делу в отношении Лебедевой Н.Д. было возбуждено уголовное дело.*(408)

Ограничение гражданина в дееспособности либо лишение его дееспособности (гл. 32 ГПК) фактически означают переход хозяйственного контроля над имуществом такого гражданина в руки попечителя или опекуна. Не случайно ГПК предусматривает взыскание всех судебных издержек с лица, недобросовестно подавшего заявление с целью ограничить или лишить гражданина дееспособности (ч. 2 ст. 284 ГПК). Так, Президиум Самарского областного суда, отменяя решение Советского районного суда г. Самары, которым Д. была признана недееспособной, и направляя дело на новое рассмотрение, в числе прочего указал, что в жалобе Д. ссылается, что П. (заявитель по делу) членом ее семьи и даже родственницей не является; у них неприязненные взаимоотношения; П. преследует цель - завладеть документами на дом и землю, которые муж оставил Д. по завещанию.*(409)

Нередки злоупотребления процессуальными правами и в вызывном производстве, поскольку при рассмотрении таких дел суд санкционирует выдачу документа, удостоверяющего имущественные права лица. Факт утраты ценной бумаги определенного содержания должен быть подтвержден всей совокупностью собранных по делу доказательств. Необоснованное решение суда может привести к возникновению убытков лиц, обязанных к платежу по ценной бумаге.

В практике судов общей юрисдикции и арбитражных судов чрезвычайно распространены дела об установлении факта владения и пользования недвижимым имуществом (п. 6 ч. 2 ст. 264 ГПК; п. 2 ч. 2 ст. 218 АПК РФ). Закон не запрещает в порядке особого производства (при отсутствии спора о праве) также признавать права и на движимые вещи (п. 10 ч. 2 ст. 264 ГПК). Злоупотребления, возможные по данным категориям дел, в основном предопределены несовершенством системы государственного учета имущества, подлежащего регистрации, и прав на него. В настоящее время в учете и регистрации вещей - объектов гражданских прав участвует целый ряд государственных и муниципальных служб (органы технической инвентаризации, Федеральная регистрационная служба, ГИБДД, нотариусы, Федеральное агентство кадастра объектов недвижимости, органы государственной инспекции по маломерным судам и пр.). Система органов регистрации пока еще находится в стадии организационного оформления. Отсутствует четкая координация действий всех ее подразделений в виде специального единого комплексного банка данных имущественных прав. Основные органы регистрации прав (в основном на недвижимое имущество) существуют относительно недолго, из-за чего наблюдается недостаток сведений о составе имущества и правах на него. Это влечет за собой неопределенность правового положения вещей и служит благоприятной средой для всяческого рода злоупотреблений. Рассматриваемые недостатки обусловлены особенностями историко-правового развития нашего государства. Ранее отсутствовала какая-либо потребность в регистрации прав на имущество. Позитивные изменения законодательства, вызванные экономическими реформами конца XX в., вскрыли все несовершенство учета прав на имущество и обнаружили фактическую бесхозяйственность, царившую в этой сфере. Кроме того, прошлое столетие ознаменовалось величайшими социальными потрясениями, которые в экономико-правовом аспекте выразились как в переделе (революция, приватизация и пр.), так и в уничтожении собственности (войны, межнациональные конфликты и пр.). Вещи с неопределенным правовым статусом зачастую становятся объектами всякого рода споров, тогда как наличие записи о праве в соответствующем реестре придает собственнику уверенность в законности и стабильности своего владения.

Недобросовестные заявители нередко претендуют на не принадлежащее им имущество, используя судебный порядок подтверждения прав на него.

Опасность злоупотреблений гражданским процессуальным правом таит в себе такая категория дел, как восстановление утраченного судебного производства (гл. 35 ГПК). Часть 2 ст. 319 ГПК специально устанавливает, что "при заведомо ложном заявлении судебные расходы, связанные с возбуждением дела по заявлению о восстановлении утраченного судебного производства, взыскиваются с заявителя". В практике могут встретиться ситуации, когда заявитель просит восстановить судебное производство, хотя в действительности решение суда по нему не было принято либо содержание решения кардинально отличалось от того, на которое ссылается заявитель.

Интерес недобросовестного заявителя в делах особого производства может иметь также личный характер. Например, в делах об усыновлении закон детально регламентирует все процессуальные действия, совершаемые судом и участниками процесса (вплоть до установления перечня конкретных документов, прилагаемых к заявлению об усыновлении - ст. 271 ГПК). Такое положение отчасти связано с тем, что нередки случаи, когда иностранные граждане вывозят усыновленных российских детей за рубеж отнюдь не с целью воспитания.

По делам об ограничении или лишении дееспособности недобросовестный заявитель стремится не только к ограничению в правах заведомо дееспособного гражданина, но и желает доставить ему нравственные страдания, вызванные самим фактом подачи такого заявления. Не меньшую осмотрительность следует проявлять суду при рассмотрении дел о принудительной госпитализации граждан в психиатрический стационар или о принудительном психиатрическом освидетельствовании. Большинство решений по данной категории дел вполне обоснованны и представляют собой санкционирование медицинской реабилитации психически больного гражданина, потенциально способного причинить (или уже причинившего) вред своему здоровью и здоровью окружающих. Однако имеются примеры, когда рассмотрение подобных дел недобросовестно инициируется членами семьи данного гражданина, его родственниками, желающими причинить вред такому лицу. Именно поэтому ГПК не наделяет правом обращения в суд по данной категории дел членов семьи лица, вопрос о госпитализации которого рассматривается (ст. 302, 306 ГПК).

Суд должен отказать лицу в удовлетворении заявления, установив, что подача заявления вызвана злоупотреблением правом, и в порядке ст. 99 ГПК взыскать с лица вознаграждение за фактическую потерю времени. Необходимо также дополнить закон указанием на возможность применения штрафных санкций к лицу, злоупотребляющему правом в особом производстве.

Как известно, основными требованиями, предъявляемыми к обращению в суд в порядке особого производства, являются обоснование цели подачи заявления (ст. 267 ГПК и др.) и отсутствие спора о праве, подведомственного суду (ч. 3 ст. 263 ГПК).

В судебной практике возникают ситуации, когда лица, действуя в обход установленной исковой формы защиты права, подают заявления в суд по очевидно спорным делам в порядке особого производства с просьбой установить якобы имеющий место юридический факт без каких-либо правовых последствий (например, установить факт законности их действий, факт заключения договора, действительности или недействительности сделки, факт противоправного поведения ответчика и т.п.). Уже из формулировок самих требований усматривается спорность их предмета, что делает невозможным рассмотрение подобных обращений в особом порядке. В таких случаях суд должен оставить заявление без рассмотрения, разъяснив заявителю его право обратиться в суд в исковом порядке (ч. 3 ст. 263 ГПК).

Иногда факты, установленные в порядке особого производства, используются в спорных исковых делах (например, недобросовестным истцом для подрыва позиции участника процесса может инициироваться дело о признании его ограниченно дееспособным, недееспособным и пр.). Положительный результат такого дела повлечет за собой существенное поражение в правах участника процесса и девальвирует его позицию по рассматриваемому делу. Так, решением Жигулевского городского суда Самарской области за Т. было признано право собственности на дом, принадлежащий П. Суд пришел к выводу, что П. отказался от дома, поскольку получил от Т. деньги согласно расписке и решением суда был признан безвестно отсутствующим. Президиум Самарского областного суда, отменяя данное решение в порядке надзора и направляя дело на новое рассмотрение, указал, что суд пришел к своим выводам без надлежащей проверки указанных обстоятельств.*(410) В подобных ситуациях суд, рассматривая дело в порядке особого производства, должен делать поправку на цель, преследуемую заявителем. Если обращение в суд по исковому делу уже имеется, целесообразно соединить дела для их совместного рассмотрения.

Типичным недобросовестным приемом является попытка лица добиться рассмотрения его дела без привлечения всех заинтересованных лиц. Как отмечалось выше, в соответствии с ч. 2 ст. 263 ГПК суд рассматривает дела с участием заявителя и заинтересованных лиц. Это может привести к разрешению потенциально спорного дела в особом порядке и принятию незаконного решения, нарушающего права других лиц. Поэтому, если необходимость в привлечении заинтересованных лиц возникнет в дальнейшем, суд обязан привлечь их по собственной инициативе. При возникновении спора о праве поданное заявление должно быть оставлено без рассмотрения (ч. 3 ст. 263 ГПК).

Другим распространенным злоупотреблением процессуальным правом в делах особого производства является беспредметное обращение в суд, что противоречит принципу процессуальной экономии. Не допускается установление неюридических, теоретических, научных, а также неправомерных юридических фактов. Такие заявления с учетом конкретных обстоятельств дела должны расцениваться как злоупотребление правом и влечь за собой соответствующие последствия.

Встречаются недобросовестные преждевременные обращения в суд по делам особого производства, поскольку заявитель не исчерпал всех возможностей по установлению юридического факта в ином порядке. Статья 265 ГПК ("Условия, необходимые для установления фактов, имеющих юридическое значение") предусматривает, что суд может устанавливать юридические факты только в случае невозможности получения заявителем в ином порядке надлежащих документов, удостоверяющих эти факты, или при невозможности восстановления утраченных документов. В противном случае можно говорить о том, что лицо неэкономично расходует процессуальные ресурсы. Для данного злоупотребления характерна неосторожная вина в форме процессуальной небрежности.

Возможны ситуации, когда действия участников процесса по делам особого производства внешне походят на злоупотребления процессуальными правами, а на самом деле преследуют вполне законные цели. Так, в преддверии принятия Федерального закона N 119-ФЗ от 31 июля 2004 г. "О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства" было высказано мнение о необходимости предусмотреть в законе такую меру, как объявление человека (свидетеля) умершим*(411). Эксперты МВД России отмечают, что когда "человека переводят на новое место жительства, давая ему и новое имя, было бы логично объявить "исчезающего" человека умершим".*(412) Однако предложенная мера защиты свидетелей вызывает определенные вопросы. Самый важный из них сводится к тому, что законодатель столкнется с необходимостью легализации на государственном уровне заведомо ложного судебного решения. Суд будет вынужден постановить решение полезное для общества, однако заведомо не соответствующее действительности. Если избрать другой вариант и не ставить суд в известность о всех обстоятельствах дела, это, безусловно, снимет социально-юридическую ответственность с судейского корпуса и переложит ее на тех, кто должен будет выступать инициатором такого процесса (в частности, представлять доказательства смерти, исчезновения лица и т.п.).

§ 4. Злоупотребления правом, связанные с несением судебных расходов

Институт судебных расходов призван компенсировать расходы государства на совершение процессуальных действий в пользу участников процесса. Вместе с тем, как верно отмечает А.А. Власов, "необходимость уплаты судебных расходов при подаче заявлений в суд служит процессуальным средством, сдерживающим неосновательное обращение к судебной власти, а также различные злоупотребления процессуальными правами сторон и других лиц, участвующих в деле, что является эффективной правовой мерой борьбы с сутяжничеством".*(413) Г.Л. Осокина признает за институтом судебных расходов превентивную функцию, состоящую "в предупреждении необоснованных обращений в суды, а также в обеспечении добросовестного использования участвующими в деле лицами своих процессуальных прав и надлежащего исполнения процессуальных обязанностей".*(414) Действительно, значительное количество сутяжнических проявлений пресекается при подаче иска или вообще не доходит до суда в силу возмездного характера правосудия. Лицо, имеющее неустойчивый сутяжнический мотив, вряд ли пойдет в суд, зная, что ему потребуется уплатить государственную пошлину. Однако установление системы судебных расходов не должно превращаться в непреодолимый барьер для лиц, действительно нуждающихся в защите права, но не имеющих возможности оплатить судебные расходы.

Наиболее часто злоупотребления процессуальным правом в сфере судебных расходов сводятся: 1) к занижению размера государственной пошлины путем искусственного уменьшения цены иска; 2) к неосновательному получению льгот при уплате пошлины; 3) к неосновательным требованиям предоставления отсрочки, рассрочки уплаты государственной пошлины, уменьшения ее размера и освобождения от уплаты; 4) к неосновательному завышению и взысканию судебных расходов с противоположной стороны, а также к иным злоупотреблениям.

При рассматриваемых злоупотреблениях вред может быть причинен отношениям, связанным с пополнением федерального бюджета, а также имущественной сфере участников процесса.

1) Для занижения размера государственной пошлины недобросовестный истец искусственно уменьшает цену иска, если иск касается прав на имущество. Хотя по общему правилу цена иска указывается истцом, закон предоставляет суду право в случае явного несоответствия указанной цены действительной стоимости истребуемого имущества определить цену иска самостоятельно (п. 2 ст. 91 ГПК). Данная мера позволяет суду эффективно пресекать злоупотребления при уплате государственной пошлины. Однако неясно, почему сфера действия п. 2 ст. 91 ГПК ограничивается только виндикационными исками. Необходимость определения действительной стоимости имущества может возникнуть по делам о признании права собственности на объекты движимого и недвижимого имущества. Если истец добросовестно заблуждается относительно стоимости отыскиваемого имущества, то злоупотребление процессуальным правом с его стороны отсутствует.

2) Круг лиц, имеющих право на получение льгот по уплате государственной пошлины, установлен ст. 89 ГПК, а также ст. 333.36 Налогового кодекса Российской Федерации (в ред. Федерального закона N 127 от 20 октября 2004 г.).*(415) При предоставлении льгот законодатель руководствовался категорией дела, статусом истца либо совокупностью данных критериев.

Злоупотребления правом при получении льгот по уплате государственной пошлины сводятся к искусственному изменению категории дела и/или правового статуса субъекта. Так, в период действия Закона РФ "О государственной пошлине" истцы нередко требовали освобождения от ее уплаты, апеллируя к подп. 30 п. 2 ст. 5 Закона, предусматривающего, что от уплаты пошлины освобождаются истцы при рассмотрении в судах дел о защите законных прав и интересов ребенка. При этом интересы ребенка либо просто отсутствовали, либо оказывались ложно понятыми истцом. Новое законодательство о судебных расходах урегулировало рассматриваемые отношения более четко.

В ряде случаев истцу удается экономить на уплате государственной пошлины при помощи искусственной замены способов защиты права. Очевидно, что истцу выгоднее заявление неимущественных требований, чем имущественных. Так, вместо признания права собственности можно потребовать обязать ответчика не совершать определенные действия или добиться признания не возникшим права собственности у ответчика (неимущественные требования); вместо взыскания основного долга и убытков можно, при наличии определенных оснований, требовать признания сделки недействительной и применения последствий такого признания и пр. Если истец недобросовестно варьирует способы защиты права для снижения размера пошлины, он должен быть готов к тому, что принятое решение может оказаться неисполнимым.

В практике также имеются случаи, когда иск подается незаинтересованным лицом, которое, однако, имеет право на освобождение от уплаты государственной пошлины (например, участники ВОВ; ветераны боевых действий; инвалиды I, II групп и пр.). Такие действия совершаются по просьбе действительного истца. Видимый переход субъективного материального права может произойти путем заключения договора цессии, или договора, в котором выгодоприобретателем будет выступать лицо, пользующееся льготами. При установлении в процессе данного факта, помимо отказа в иске суд может признать, например, договор цессии мнимой сделкой (ст. 170 ГК РФ).

3) Весьма распространено в судебной практике неосновательное требование истцом отсрочки, рассрочки или уменьшения государственной пошлины. Единственным критерием, которым должен руководствоваться суд, совершая данные действия, является "имущественное положение плательщика" (ст. 90 ГПК, ч. 2 ст. 333.20, ч. 2 ст. 333.22 НК РФ). Столь неопределенный признак порождал и, вероятно, еще будет порождать многочисленные злоупотребления данным правом не только в судах общей юрисдикции, но и в арбитражных судах, где лица перед обращением в арбитражный суд обнуляют счета в банках, демонстрируя свое "плохое" имущественное положение. В целях упорядочения отношений в данной сфере Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ принял Постановление N 6 от 20 марта 1997 г. "О некоторых вопросах применения арбитражными судами законодательства Российской Федерации о государственной пошлине", в котором указывалось, что в ходатайстве об отсрочке, рассрочке или уменьшении государственной пошлины "должны быть приведены соответствующие обоснования, свидетельствующие о том, что имущественное положение заинтересованной стороны не позволяет ей уплатить государственную пошлину в установленном размере при подаче искового заявления (заявления), апелляционной или кассационной жалобы" (абз. 2 п. 4 Постановления). Еще сложнее решить вопрос об имущественном положении гражданина, обращающегося в суд. Для недопущения злоупотреблений правом на отсрочку уплаты пошлины, суды должны обращать внимание на категорию спора, возраст, должностное положение истца, состав его семьи, род занятий, количество иждивенцев, наличие движимого и недвижимого имущества, автотранспорта и на другие заслуживающие внимания обстоятельства. Ориентироваться также следует не на выборочно подобранные сведения, излагаемые истцом в ходатайстве об освобождении от уплаты пошлины, а на данные о личности истца, содержащиеся в исковом заявлении. Бывает так, что в ходатайстве истец ссылается на недостаток денежных средств, а в исковом заявлении просит признать право собственности на дорогую, приобретенную им вещь (дом, автотранспорт и пр.). Справки о зарплате, предоставляемые истцами, работающими в негосударственных организациях, иногда не отражают действительное положение дел, поскольку в данных организациях распространена практика двойной бухгалтерии. Существуют и иные способы, позволяющие истцу - физическому лицу "ухудшить" свое материальное положение. Поэтому суд при решении вопроса об отсрочке, рассрочке уплаты пошлины, уменьшении ее размера или об освобождении от уплаты должен требовать от истца или запрашивать по своей инициативе объективную и полную информацию о его финансовых возможностях.

Ответственность за описанное злоупотребление была установлена еще ст. 883 Устава гражданского судопроизводства, где указывалось, что "за представление ложных сведений о своем неимуществе, виновные подвергаются наказанию по ст. 943 (по Прод. 1912 г.) Уложения о Наказаниях, а виновные в выдаче ложного о том удостоверения подлежат наказанию по ст. 364 Уложения о Наказаниях (изд. 1885 г.). Тому же наказанию подвергается тяжущийся за необъявление о перемене обстоятельств, вследствие коих он сделался состоятельным к платежу пошлин и сборов, от коих он освобожден".*(416) Аналогичные положения следует установить и в действующем гражданском процессуальном законодательстве. В частности, необходимо записать следующее: При установлении судом ложных сведений, представленных истцом в целях освобождения от уплаты государственной пошлины, отсрочки, рассрочки уплаты государственной пошлины или уменьшения ее размера, суд предлагает лицу уплатить государственную пошлину в полном объеме. При невыполнении данного требования заявление оставляется без рассмотрения. Истец, уплатив государственную пошлину по делу в полном размере, может ходатайствовать перед судом об отмене определения об оставлении заявления без рассмотрения и дальнейшем рассмотрении дела. При удовлетворении такого ходатайства рассмотрение дела продолжается в общем порядке, и независимо от исхода процесса судебные расходы с ответчика в пользу истца не взыскиваются. На определение об отказе в отмене определения об оставлении заявления без рассмотрения может быть подана частная жалоба.

4) В судебной практике встречаются злоупотребления, направленные на неосновательное завышение и взыскание издержек, связанных с рассмотрением дела. Размер взыскиваемых судебных расходов должен отвечать требованию необходимости и разумности. Не допускается взыскание расходов, которые не были понесены стороной, претендующей на их возмещение. Взыскание судебных расходов не может быть направлено на обогащение одной из сторон. Все произведенные расходы должны документально подтверждаться, в противном случае суд отказывает в их взыскании.

В основном речь здесь идет о возмещении расходов на оплату услуг представителя. Адвокаты оказывают юридические услуги на основании договора возмездного оказания услуг (п. 2 ст. 25 Федерального закона от 31 мая 2002 г. N 63-ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации"). Выплата доверителем вознаграждения является существенным условием договора (подп. 4 п. 4 ст. 25 Закона). В соответствии с принципом свободы договора цена согласовывается сторонами самостоятельно и не имеет каких-либо ограничений. Рассматривая проблему компенсации затрат на оплату услуг представителя, В.С. Анохин пишет, что "много это или мало - суд не должно волновать, это проблема не его, а виновной стороны: не нарушай закон, строго исполняй свои договорные обязательства, не доводи дело до судебного разбирательства - и не будет убытков".*(417) Далее автор предлагает руководствоваться ставками на различные юридические действия, устанавливаемые советом адвокатской палаты в соответствующем регионе.

Для противодействия рассматриваемым злоупотреблениям лица, участвующие в деле, наделены правом представлять доказательства чрезмерности судебных расходов, заявленных к взысканию другой стороной спора. В необходимых случаях суд имеет право проверить достоверность документов, подтверждающих размер понесенных стороной судебных расходов. При установлении несоответствия размера судебных расходов, заявленных к взысканию, с размером действительно понесенных стороной расходов, а также в иных случаях (при явной чрезмерности взыскиваемых судебных расходов) суд отказывает лицу в их компенсации.

§ 5. Злоупотребления правом, связанные с определением подведомственности и подсудности гражданского дела

Подведомственность определяет компетенцию судов и иных юрисдикционных органов по рассмотрению и разрешению юридических дел. Президент Российской Федерации В.В. Путин в своем выступлении на торжественном заседании, посвященном десятилетию арбитражных судов, говорил о проблеме четкого разграничения подведомственности между судами общей юрисдикции и арбитражными судами. Он отмечал, что это "до сих пор одна из проблем нашей системы, которая часто запутывает и позволяет людям недобросовестным использовать эту слабость правовой системы в личных либо корпоративных интересах во вред экономике страны и во вред стране в целом".*(418)

Обычно недобросовестные участники гражданского судопроизводства совершают злоупотребления процессуальным правом, "нащупывая" бреши в нормативном закреплении подведомственности. На фоне динамичного развития и обновления материального законодательства, а также отсутствия коллизионных норм о подведомственности определить компетенцию юрисдикционного органа бывает весьма сложно, поэтому большинство нарушений норм о подведомственности вызвано добросовестным заблуждением лица относительно компетенции того или иного органа по разрешению спора, тем более что решение данного вопроса представляет известную сложность даже для правоприменителя.

Манипулируя подведомственностью и подсудностью, недобросовестное лицо может преследовать разнообразные цели: добиться рассмотрения дела в выгодном для себя суде; затянуть судебное разбирательство за счет срока, в который дело будет "путешествовать" по инстанциям; путем совершения недобросовестных процессуальных действий достичь прекращения производства по делу и др.

Злоупотребление процессуальным правом заключается в искусственном создании недобросовестным лицом видимости наличия либо отсутствия условий, влияющих на подведомственность и подсудность дела.

Для влияния на подведомственность дела конкретному суду недобросовестный участник процесса воздействует либо на субъектный состав участников спора, либо на характер спорного правоотношения.

Например, к участию в деле в качестве стороны или третьего лица привлекается субъект, имеющий определенный материально-правовой статус. Такое привлечение носит искусственный характер и не преследует действительной цели защиты прав данного лица (с истцовой стороны) либо цели возложения на него юридической обязанности (со стороны ответчика). Единственная цель подобного осложнения субъектного состава - это блокирование рассмотрения дела данным судом и прекращение производства по делу.

Ранее, в период действия АПК РФ 1995 г., были распространены злоупотребления, когда в спор между хозяйствующими субъектами вмешивался гражданин, не имеющий статуса индивидуального предпринимателя. Как правило ответчик делал заявление, что спор затрагивает интересы физического лица. Арбитражный суд был вынужден прекращать производство по делу. В настоящее время АПК РФ в ч. 4 ст. 27 прямо устанавливает, что дело должно быть рассмотрено по существу, хотя бы в дальнейшем к участию в деле в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований на предмет спора, будет привлечен гражданин, не имеющий статуса индивидуального предпринимателя. До принятия АПК РФ 2002 г. были весьма распространены злоупотребления процессуальными правами, допускаемые участниками корпоративных споров. Миноритарный акционер - физическое лицо путем вступления в процесс либо посредством предъявления самостоятельного иска мог перетянуть разрешение спора хозяйствующих субъектов из арбитражного суда в суд общей юрисдикции. В период действия прежнего АПК РФ это негативное явление получило весьма широкое распространение. Для преодоления данной ситуации законодатель предусмотрел институт специальной подведомственности (ст. 33 АПК). Теперь независимо от того, кто является участником конкретного спора, он подлежит рассмотрению в арбитражном суде.*(419)

Истец допускает подобное злоупотребление правом, обращаясь в суд, который заведомо не правомочен рассматривать дело. Интерес истца заключается в том, чтобы удержать такое дело на рассмотрении определенного суда. Так, истец по требованию, направленному к юридическому лицу, может предъявить иск в суд общей юрисдикции, указав в качестве соответчика физическое лицо. Это автоматически делает невозможным разрешение заявленного требования в арбитражном суде. Например, помимо организации, по мнению истца, причинившей убытки, в качестве ответчика указывается работник организации - физическое лицо либо ее руководитель. Отказ в иске по отношению к последнему не повлечет для истца никаких негативных последствий, тогда как подведомственность дела будет изменена. Также для рассмотрения дела в суде общей юрисдикции иск предъявляется к ответчику-организации со стороны действительного истца (юридического лица) и мнимого истца (физического лица), либо только со стороны последнего.

Ответчик совершает злоупотребления правом после предъявленного к нему иска. Возможность злоупотреблений правом с его стороны более ограничена, поскольку его процессуальное положение не позволяет ему по общему правилу влиять на субъектный состав участников спора. Выбор ответчика предопределен волеизъявлением истца, однако некоторые злоупотребления правом с его стороны имеют место.

Ответчик может недобросовестно ссылаться на то, что он не обладает необходимым для рассмотрения в данном суде материальноправовым статусом (является физическим лицом либо, наоборот, организацией или филиалом организации). Ответчик также не лишен права заявлять ходатайства о привлечении к участию в деле других соответчиков. Это может оказать влияние на подведомственность спора арбитражному суду при привлечении в качестве соответчика физического лица по ходатайству ответчика-организации. В данном случае дело перестает быть подведомственным арбитражному суду и подлежит прекращению.

Еще одним типичным недобросовестным приемом прекращения производства в арбитражном суде является искусственное привлечение к участию в деле физических лиц в качестве третьих лиц с самостоятельными требованиями. Это позволяет заинтересованному субъекту добиться прекращения судебного разбирательства.

Установив, что действия лица направлены на искусственное изменение подведомственности, суд может: вынести определение об отказе в признании третьих лиц, заявляющих самостоятельные требования, и не допустить их в процесс; совершить действия по соединению либо, наоборот, разделению требований (ст. 151 ГПК); проверить правовой статус лиц, участвующих в деле, и др. Суд также наделен правом отказать истцу в привлечении к делу некоторых соответчиков.

Несмотря на то, что родовая подсудность задает жесткие императивные правила рассмотрения отдельных категорий гражданских дел конкретными судами, недобросовестные участники гражданского процесса могут добиться передачи дела от мирового судьи в районный (городской) суд путем варьирования цены иска, изменения предмета иска, заявления встречных требований. Подобное поведение свойственно как для истца, почувствовавшего бесперспективность своих исковых требований, так и для ответчика, желающего затянуть судебное разбирательство. Мировой судья, установив, что изменение предмета иска, увеличение размера исковых требований или предъявление встречного иска направлены на затягивание производства по делу, должен отказать лицу в совершении названных процессуальных действий.

С целью изменения территориальной подсудности дела недобросовестные ответчики могут прибегать к различным ухищрениям (в частности, изменять место жительства либо регистрацию по месту жительства). Это может создать истцу максимальные сложности при обращении за судебной защитой, особенно в случаях, когда ответчик ссылается на то, что проживает в другом регионе страны или в какой-либо отдаленной местности. В одной из газетных публикаций описывается, как ответчик по иску о защите чести, достоинства, деловой репутации и компенсации морального вреда "сменил прописку и пытался перевести разбирательство из Октябрьского в Ленинский район",*(420) правда, безуспешно. Остается только догадываться, какие мотивы лежали в основе такого поведения ответчика, ведь изменение подсудности рассматриваемым способом возможно только в случае, когда ранее место жительства (место нахождения) ответчика не было известно. Если же ответчик изменил место пребывания в ходе рассмотрения гражданского дела, это не препятствует рассмотрению дела судом, принявшим дело с соблюдением правил подсудности (ч. 1 ст. 33 ГПК).

Международному гражданскому процессуальному праву также известно понятие "достижение подсудности обманным путем":*(421) истец умышленно содействует наступлению предпосылок подсудности, а также создает себе новые посредством манипуляции фактическими обстоятельствами дела. К числу таких ситуаций отнесены: получение иностранного гражданства, уступка права требования иностранцу, доставление имущества помимо воли ответчика в другую страну, а также противоправное похищение детей.

Наиболее распространены злоупотребления правом альтернативной подсудности, предоставляющей истцу достаточно широкие возможности выбора. Так, Э. Корнилов описывает случай, когда одна гражданка по спору о защите прав потребителей предъявила против одного и того же ответчика сразу три иска с одним и тем же предметом и основанием: по месту своего жительства, по месту нахождения ответчика и по месту нахождения его филиала.*(422) На наш взгляд, это тот редкий случай, когда установление недобросовестности и заведомости действий лица для квалификации его действий как злоупотребления правом не вызовет больших сложностей.

С целью предъявления иска в удобный для себя суд истцы также ссылаются на то, что место жительства ответчика им неизвестно, либо что он вообще не имеет места жительства в Российской Федерации. Для недопущения негативных последствий такого поведения ГПК предусмотрел институт обязательного представительства ответчика, место жительства которого неизвестно (ст. 50 ГПК). Полагаем, что целесообразно также наделить суд правом совершения мероприятий, направленных на выявление места нахождения ответчика.

Для изменения общих правил территориальной подсудности истцы иногда неосновательно пользуются правилом, закрепленным в ч. 1 ст. 31 ГПК, согласно которому "иск к нескольким ответчикам, проживающим или находящимся в разных местах, предъявляется в суд по месту жительства или по месту нахождения одного из ответчиков по выбору истца". С этой целью истец помимо "основного" ответчика указывает в исковом заявлении другое лицо, заведомо для него не являющееся субъектом ответственности, но в силу своего местонахождения способное повлиять на подсудность дела. Удовлетворение иска по отношению к главному ответчику и отказ по отношению ко второму никоим образом не могут сказаться на подсудности дела.

Как отмечалось выше, злоупотребления процессуальным правом в сфере подведомственности и подсудности дела могут быть связаны с искусственным изменением характера заявляемых требований. Варианты рассматриваемых злоупотреблений весьма разнообразны. О таких недобросовестных проявлениях (разумеется, с негативной оценкой) пишут уже не только в юридической литературе,*(423) но и в средствах массовой информации: "Маскируя корпоративные конфликты под трудовые споры, "спецы" по недружественным поглощениям сегодня вправе инициировать обращения заинтересованных лиц с исковыми заявлениями как в арбитражные суды, так и в суды общей юрисдикции".*(424)

§ 6. Злоупотребления правом при формировании состава суда

Весьма распространенным злоупотреблением процессуальным правом является заявление безмотивных, надуманных отводов состава суда, а также прокурора, секретаря судебного заседания, эксперта, специалиста и переводчика. Данное поведение может быть направлено на срыв судебного заседания, на затягивание разбирательства дела, на передачу дела по подсудности в другой суд (если после отвода одного или нескольких судей замена судей или рассмотрение дела в данном суде становятся невозможными - п. 4 ч. 2 ст. 33 ГПК). В случае отказа в удовлетворении заявления об отводе лицо надеется заранее поставить под сомнение будущий судебный вердикт, заложить в решение возможные основания для его отмены в апелляционном или кассационном порядке, создав у участников процесса и у судей вышестоящей инстанции сомнение в объективности состава суда, рассматривающего дело. В дальнейшем такие недобросовестные участники судопроизводства, получив неблагоприятное для себя решение, всегда могут апеллировать к тому, что высказанные ими предположения о заинтересованности судьи нашли свое подтверждение. При этом возможность проигрыша дела в силу объективных причин (например, отсутствия необходимых доказательств, необоснованности исковых требований) ими даже не обсуждается.

Возможности суда противостоять подобным злоупотреблениям осложняются тем, что в п. 3 ч. 1 ст. 16 ГПК предусмотрены основания для отвода судьи в самой общей форме. Устав гражданского судопроизводства 1864 г. устанавливал более конкретные основания для "устранения" (отвода) мировых судей и судей. В соответствии со ст. 195 и ст. 667 УГС мировой судья и судья обязаны "устранить" себя и могут быть отведены тяжущимися, когда он сам, жена его, родственники его, в прямой линии без ограничений, а в боковой родственники первых четырех и свойственники первых трех степеней, а также если усыновленные им - имеют участие в деле; 2) когда Судья состоит опекуном одного из тяжущихся, либо управляет его делами, или когда тяжущийся заведывает делами или имением судьи и 3) когда Судья или жена его состоят по закону ближайшими наследниками одного из тяжущихся, или же имеют с одним из них тяжбу".*(425) Статья 104 ГПК РСФСР 1923 г. закрепляла, что "в случае заинтересованности в исходе дела или особых отношений с тяжущимися судья или народный заседатель устраняется от участия в разборе дела...".*(426)

Существующее регулирование следует относить не к недостаткам законодательной техники, а к объективной невозможности урегулирования рассматриваемых отношений в силу многообразия жизненных ситуаций, при которых судья может оказаться лично, прямо или косвенно заинтересован в исходе дела, либо могут возникнуть иные обстоятельства, вызывающие сомнения в его объективности и беспристрастности. Если попытаться закрепить в законе перечень конкретных оснований для отвода (например, судья является соседом истца по лестничной клетке и т.п.), то это может привести к тому, что значительное количество ситуаций, в которых заявление отвода действительно правомерно, окажется "за бортом" такой законодательной конструкции.

Также возникает вопрос о том, насколько далеко могут простираться предположения лица о судейской заинтересованности. Факты, излагаемые лицом, заявляющим отвод, могут носить недвусмысленный или даже оскорбительный характер для состава суда. Уголовный кодекс РФ предусматривает ответственность за неуважение к суду (ст. 297) и клевету в отношении судьи и некоторых других участников процесса (ст. 298). Заявление об отводе состава суда, рассматривающего дело, не должно нарушать данные уголовно-правовые запреты, умалять авторитет судебной власти, носить неэтичный характер.

Недобросовестный отвод составу суда делается участником процесса при заведомом для него отсутствии действительных оснований для отвода, изложенных в ст. 16 ГПК. Добросовестное заблуждение участника процесса относительно заинтересованности судьи, основанное на таких же добросовестных предположениях, не образует состава рассматриваемого злоупотребления.

Большинство фактов, лежащих в основании заявления об отводе, не могут быть с достоверностью установлены и подтверждены каким-либо официальным путем. Закон предоставляет судье право самостоятельно разрешить сомнения лица, признав или отвергнув утверждаемое предположение.

ГПК не требует от отводящего лица представления каких-либо доказательств, с достоверностью подтверждающих утверждаемые факты, говоря лишь о мотивированном отводе (ч. 2 ст. 19). Мотивировка поданного заявления не обязательно должна состоять в доказанности приводимых аргументов, она может выражаться и в простом наборе фактов, излагаемых в определенной последовательности. В этом случае вероятность злоупотреблений в виде необоснованных заявлений существенно возрастает.

Решение вопроса об отводе производится в условиях дефицита времени. Закон требует, чтобы отвод был заявлен до начала рассмотрения дела по существу и лишь в случаях, когда основания для отвода стали известны после начала слушания дела, в ходе дальнейшего рассмотрения дела (ч. 2 ст. 19 ГПК). Разрешение вопроса об отводе происходит в пределах общего срока судебного разбирательства, как правило в том же судебном заседании, в котором сделано соответствующее заявление. ГПК не предусматривает специальных процедур проверки обоснованности сделанного заявления, сбора доказательств и пр. В таких условиях, когда возможности для познавательной деятельности суда и других участников процесса минимальны, недобросовестно действующее лицо также может рассчитывать на то, что его злоупотребление достигнет цели.

Заявление об отводе и подача подтверждающего материала отличаются односторонностью, поскольку возможности по заявлению возражений со стороны прочих лиц, участвующих в деле, существенно снижены. Сам суд не обладает правом высказывать свои возражения против заявленного отвода, поскольку он не должен вступать в какую-либо полемику с участниками процесса. Суд лишь высказывает свое согласие либо несогласие с изложенными заявителем доводами.

Имеющаяся правовая регламентация оснований и процедуры отводов судей свидетельствует, что законодатель полагает более предпочтительной возможность отвода в действительности незаинтересованного судьи и рассмотрения дела другим судьей, чем отказ в удовлетворении заявления об отводе, не подтвержденного объективными доказательствами.

Очевидно, когда имеются основания полагать, что отвод судье заявлен с недобросовестной целью, в удовлетворении такого ходатайства должно быть отказано. В законе целесообразно закрепить, что если заявление об отводе в отношении состава суда или отдельного судьи сделано повторно и лицо, заявившее отвод, не привело каких-либо новых оснований отвода, оно утрачивает право на заявление отводов составу суда или отдельному судье. Если в действиях лица усматриваются признаки неуважения к суду, то суд применяет меры ответственности, предусмотренные законом. Лишение лица права на заявление отводов не лишает его права делать другие заявления или ходатайства.

§ 7. Злоупотребления, допускаемые лицами, участвующими в деле, при реализации своих процессуальных прав

Конкретные процессуальные результаты могут быть достигнуты лицом только при наличии в его арсенале большего комплекса процессуальных прав. Без этого лица, участвующие в деле, не смогут получить полноценную защиту своих прав, свобод и охраняемых законом интересов. Закономерно, что наделение субъектов гражданского процессуального правоотношения большим объемом субъективных процессуальных прав создает повышенную вероятность злоупотребления данными правами. Для недопущения этого закон должен содержать комплекс мер, активно внедряемых судами в своей правоприменительной деятельности, направленных на нейтрализацию и устранение из процесса возможных злоупотреблений - правонарушений.

Все процессуальные права лиц, участвующих в деле, разбиваются на две большие группы: 1) распорядительные права сторон (непосредственно связаны с распоряжением предметом спора и оказывают серьезное влияние на ход гражданского процесса) и 2) общие права лиц, участвующих в деле (обеспечивают их активное участие в ходе судебного разбирательства путем представления доказательств, участия в их исследовании, заявления ходатайств, возражений и др.).

Реализация всех распорядительных прав, перечисленных в ч. 1 ст. 39 ГПК (за исключением изменения предмета или основания иска, а также увеличения или уменьшения суммы исковых требований), поставлена под контроль суда, который "не принимает отказ истца от иска, признание иска ответчиком и не утверждает мировое соглашение сторон, если это противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц" (ч. 2 ст. 39 ГПК). В соответствии с абз. 3-4 ст. 220 ГПК прекращение производства по делу возможно в случае отказа истца от иска или заключения мирового соглашения, если отказ от иска принят судом и мировое соглашение утверждено судом. На основании ч. 4 ст. 173 ГПК в случае непринятия судом отказа истца от иска, признания иска ответчиком или неутверждения мирового соглашения сторон суд выносит об этом определение и продолжает рассмотрение дела по существу. Данные нормы играют важную роль в предотвращении злоупотреблений процессуальными правами, поскольку позволяют суду при квалификации поведения лица как злоупотребления правом отказать ему в принятии и применении последствий реализации распорядительных субъективных прав.

Важной мерой, направленной на предотвращение злоупотребления процессуальными правами, является проверка судом действительности волеизъявления сторон на совершение конкретных процессуальных действий. ГПК не устанавливает обязанности суда при закреплении последствий реализации распорядительных прав сторон проверить, не совершены ли отказ от иска, признание иска, изменение предмета или основания иска, увеличение или уменьшение размера исковых требований, мировое соглашение в целях сокрытия действительных обстоятельств дела либо под влиянием обмана, насилия, угрозы или добросовестного заблуждения. В дореволюционной литературе также указывалось, что "суд должен довольствоваться одним признанием, как бы сомнительным оно ему не представлялось".*(427) Уже в советское время В.К. Пучинский, в частности, писал, что "необходим критический подход советского суда к совершенному перед ним признанию. Правильность признания стороны проверяется судом на основе свободной оценки в совокупности с другими собранными по делу доказательствами".*(428) Или, как отмечали Б.С. Антимонов и С.Л. Герзон, "суд: вправе не принять признания того или иного факта стороною, если это признание извращает истину, если признание "создает" мнимые факты, которых в действительности не было".*(429)

Совершение распорядительных действий одной из сторон спора может быть вызвано обманом, допущенным оппонентом. Например, ответчик недобросовестно предлагает истцу заключить мировое соглашение, заведомо зная о том, что не сможет выполнить его условий. Если истец согласился с предложенными условиями и отказался от требований передачи индивидуально-определенной вещи, имевшейся у ответчика, взамен определенной денежной суммы, исполнение условий мирового соглашения может оказаться для него проблематичным. Или, например, отказ от иска совершается под влиянием недобросовестного ответчика, обещающего добровольно исполнить исковые требования. Истец, который принимает такое предложение, должен помнить, что с этого момента его право на получение с ответчика чего-либо оказывается лишенным принудительной исковой защиты и может быть реализовано только в зависимости от желания ответчика. В дальнейшем ссылка истца на свое заблуждение в отношении истинных мотивов поведения ответчика вряд ли может повлиять на отмену вынесенных судебных постановлений.

Обязанность проверки волеизъявления лица имеется у суда лишь в случае признания стороной фактов, на которых противоположная сторона основывает свои требования или возражения (ч. 3 ст. 68 ГПК). Но данное процессуальное действие по последствиям менее значимо, чем большинство распорядительных прав, поскольку не завершает гражданский процесс, а лишь освобождает одну из сторон от доказывания фактов, признанных противоположной стороной. До внесения изменений в ГПК суд не должен устраняться от выполнения такой обязанности, выводя ее из содержания ч. 2 ст. 39 ГПК либо применяя аналогию процессуального закона в силу ч. 4 ст. 1 ГПК.

Отказ истца от иска может выступать как злоупотребление процессуальным правом, когда он направлен на причинение вреда субъективным правам и охраняемым законом интересам других лиц. Обязанность истца воздерживаться от такого поведения и продолжать процесс вытекает из общей обязанности добросовестного пользования процессуальными правами. Злоупотреблением правом на отказ от иска является процессуальное действие истца, совершаемое не с целью действительного отказа от имущественных притязаний к ответчику, а с целью неправомерного освобождения последнего от имущественной ответственности перед другими лицами и с иными неправомерными целями.

На наш взгляд, гражданское процессуальное законодательство должно предусматривать норму, в соответствии с которой отказ от иска допустим только с согласия ответчика. Толкование Устава гражданского судопроизводства 1864 г., даваемое в решениях гражданского кассационного Департамента Сената, свидетельствовало о том, что "пока ответчик еще не получил повестки с копией прошения и документами, до тех пор истец вправе прекратить дело, взяв свое исковое прошение назад или обратясь к суду с ходатайством не давать делу хода (73 N 742),*(430) а затем может предъявить новый иск, тождественный с прежним или более или менее значительно отличающийся от него. Но как только ответчик получил уведомление о предъявленном к нему иске, положение изменяется. Ответчик уже потревожен иском; его юридическое положение подвергнуто сомнению; у него возникает интерес в том, чтобы раз и навсегда выяснить спорное отношение, по поводу которого возбуждено дело, и обеспечить себя от притязаний истца в будущем (79 N 388).*(431) Поэтому ответчик имеет право требовать рассмотрения дела по существу, и просьба истца о прекращении дела может быть удовлетворена судом только в случаях, когда от этого не пострадают интересы ответчика...".*(432) К таковым случаям были отнесены: ситуация согласия ответчика с прекращением дела, когда дело было прекращено по просьбе ответчика, а также ситуация, когда истец "прекращает дело навсегда, без права возобновления, ибо такое прекращение равносильно отказу в иске и вполне соответствует интересам ответчика (10 N 12)".*(433) Статья 2 ГПК РСФСР 1923 г. устанавливала, что "принятие отказа стороны от принадлежащих ей прав и судебной их защиты зависит от суда, причем принятие судом такого отказа лишает сторону права обратиться с иском, основанным на тех же основаниях".*(434) Таким образом, право стороны на отказ от иска давалось в контексте права не ответчика, а суда принять либо не принять такой отказ, руководствуясь не определенными законом основаниями, а лишь "общими началами советского законодательства и общей политикой Рабоче-крестьянского правительства" (ст. 4 ГПК РСФСР 1923 г.).*(435) Принципиально схожие положения можно найти в уголовно-процессуальном законодательстве. В соответствии с ч. 2 ст. 27 УПК РФ прекращение уголовного дела по основаниям, указанным в отдельных нормах закона, "не допускается, если обвиняемый против этого возражает. В таком случае производство по уголовному делу продолжается в обычном порядке".*(436) Очевидно, что речь идет о ситуациях, когда основания прекращения производства по делу носят не реабилитирующий характер, что может вызвать со стороны лица, считающего себя полностью невиновным, вполне обоснованную реакцию протеста и желание добиться справедливости.

Полагаем, что норма об обязании суда испрашивать согласие ответчика на принятие отказа истца от иска должна войти в закон, поскольку ответчик может быть заинтересован в разбирательстве спора по существу в целях выяснения действительного содержания своих прав и обязанностей по отношению к истцу. Отказ от иска и прекращение производства по делу создадут неопределенность в правовом статусе ответчика и в будущем способны породить взаимные притязания. Кроме того, у ответчика, "потревоженного" (по выражению Е.В. Васьковского) предъявленным к нему иском, может возникнуть желание получить определенное материальное удовлетворение от истца. Досрочное завершение гражданского процесса путем прекращения производства по делу может также помешать установлению определенных юридических фактов, имеющих значение для рассматриваемого спора, а также для последующих дел.

Вопрос о допустимости отказа истца от иска должен решаться в зависимости от момента совершения данных процессуальных действий. Целесообразно будет установить, что право на отказ от иска может быть реализовано только до начала судебного заседания на стадии подготовки дела к судебному разбирательству, а также в предварительном судебном заседании.

Таким образом, ч. 2 ст. 39 ГПК должна быть дополнена следующим положением: Суд не принимает отказ истца от иска, совершенный им в судебном заседании, и не прекращает производство по делу, если ответчик против этого возражает. В этом случае разбирательство дела продолжается по общим правилам.

Злоупотребления процессуальным правом встречаются при совершении ответчиком такого распорядительного действия, как признание иска. Последствием признания иска ответчиком служит вынесение решения об удовлетворении заявленных истцом требований (ч. 3 ст. 173 ГПК). Аналогично отказу от иска признание иска является субъективным правом ответчика, реализуемым в соответствии с его волеизъявлением. Однако ст. 99 ГПК устанавливает процессуальную ответственность в виде взыскания компенсации за потерю времени в пользу истца, если выяснится, что ответчик недобросовестно начал спор относительно иска. Не следует ли отсюда вывод, что на ответчике лежит обязанность признать иск в случае, если он убежден в его обоснованности, под страхом применения к нему мер гражданской процессуальной ответственности? Полагаем, что нет, поскольку ГПК ведет речь о недобросовестном заявлении неосновательного спора против иска. Ответчик не обязан признавать исковые требования, даже если он убежден в их обоснованности, однако он и не вправе препятствовать установлению истины по делу путем заявления неосновательного спора, т.е. спора, в котором он выдвигает заведомо несостоятельные аргументы. Если он защищается от предъявленного иска добросовестно, то нет оснований ставить вопрос о применении к нему мер процессуальной ответственности, закрепленных ст. 99 ГПК, а также нельзя говорить об обязанности ответчика ухудшить свое положение путем признания исковых требований.

Значительные возможности всякого рода злоупотреблений создает заключение сторонами мирового соглашения. Широкие права сторон при его заключении и юридическая сила данного соглашения, подкрепленная властью суда, дают возможность недобросовестным лицам злоупотреблять своими процессуальными правами.

Все злоупотребления, допускаемые при реализации распорядительных прав сторон, проистекают из общего для суда запрета санкционировать процессуальные действия сторон по отказу от иска, признанию иска и заключению мирового соглашения, если они противоречат закону, нарушают права или охраняемые законом интересы других лиц. Злоупотребления распорядительными процессуальными правами можно разделить на несколько групп по целям, которые преследует недобросовестный субъект, а также по способам, которые при этом используются.

1) Злоупотребления первой группы выражаются в реализации распорядительных прав с корыстной целью и направлены на неосновательное приобретение каких-либо выгод или преимуществ. Так, отказ от иска может быть совершен по сговору с ответчиком для освобождения последнего от имущественной ответственности перед третьими лицами. Распространенными являются ситуации, когда ответчик признает иск по предварительной договоренности с истцом (например, для освобождения имущества от ареста). Мировое соглашение может быть заключено в целях неосновательного приобретения прав на какое-либо имущество, когда при обычных условиях стороны не могли бы на него претендовать (например, истец и ответчик заключают мировое соглашение по поводу имущества, которое им не принадлежит). М.А. Рожкова пишет, что для недопущения подобных ситуаций "мировое соглашение, посредством которого истец (третье лицо с самостоятельными требованиями) распорядился субъективными правами, не указанными в исковом заявлении, не должно утверждаться арбитражным судом".*(437) Мировое соглашение также может преследовать цель "отсечь" права других кредиторов в отношении предмета спора.

2) Распорядительные действия сторон могут быть направлены на обход императивных требований правовых норм. Например, истица отказывается от иска о взыскании алиментов с ответчика, либо в результате ее частичного отказа от исковых требований размер алиментов становится меньше, чем предусмотрено законом; руководитель государственного или муниципального унитарного предприятия признает иск об истребовании недвижимого имущества из владения предприятия, чем нарушает запрет, установленный ч. 2 ст. 295 ГК РФ. Мировое соглашение также может быть совершено в обход императивных норм закона. Например, истец и ответчик заключают мировое соглашение по поводу имущества, находящегося под арестом, либо по делу, правовая природа которого исключает возможность мирного урегулирования спора (по делам о взыскании алиментов; по делам, возникающим из публичных правоотношений; по делам особого производства и т.п.).

3) Недобросовестная реализация распорядительных прав может быть направлена на причинение вреда правам и законным интересам других лиц. Так, отказ истца от иска может затрагивать права других лиц, как привлеченных, так и не привлеченных к участию в деле, но имеющих фактическую заинтересованность в исходе процесса. Например, собственник, предъявивший к ответчику иск об истребовании из его владения жилого дома, неофициально получает от ответчика "отступное" и отказывается от иска, тем самым затрагивая права других членов своей семьи, имеющих интерес в пользовании предметом спора. Такая заинтересованность может вытекать из преюдициальной связи фактов, устанавливаемых по разным делам. Если отказ истца от иска был мотивирован отсутствием фактов, составляющих основание иска, то другие лица, участвующие в процессе в качестве третьих лиц, уже не вправе впоследствии устанавливать данные факты иначе, чем они были установлены ранее. Для недопущения злоупотреблений правом на отказ от иска одним из соистцов, а также правом на признание иска одним из соответчиков или на заключение мирового соглашения несколькими соучастниками в ч. 3 ст. 40 ГПК следовало более четко прописать правило о том, что отказ от иска одного из соистцов, равно как признание иска одним из соответчиков либо заключение мирового соглашения несколькими соучастниками не лишает других права требовать рассмотрения дела по существу. Норма о самостоятельном выступлении каждого соучастника в контексте их права поручить ведение дела одному из соучастников способна дезориентировать правоприменительную практику, создав впечатление, что речь идет о самостоятельном личном "физическом" выступлении, безотносительно к автономии процессуальных распорядительных прав каждого из них.

Признание иска ответчиком или заключение мирового соглашения также может посягать на права и законные интересы других лиц. Например, управляющая акционерным обществом или обществом с ограниченной ответственностью компания признает иск акционера или участника общества (заключает с ним мировое соглашение), заведомо при этом допуская нарушение прав других акционеров или участников хозяйственного товарищества или общества; представитель органа государственной власти или органа местного самоуправления признает заведомо необоснованные требования истца или заявителя, нарушающие публичные интересы.

4) Стороны могут распоряжаться своими процессуальными правами с целью искажения действительных обстоятельств дела. Так, истец при отказе от иска не стремится к дальнейшему продолжению процесса вследствие нежелания исследовать доказательства и устанавливать факты, имеющие вполне законный характер, однако компрометирующие его каким-либо образом. При рассмотрении иска о взыскании крупной денежной суммы по договору займа ответчик, оспаривающий договор займа по безденежности, ставит на обсуждение суда вопрос об источниках появления у истца якобы переданных ему денежных средств. Однако, как следует из приложенной истцом к ходатайству об отсрочке уплаты государственной пошлины справки, его зарплата не дотягивает даже до прожиточного минимума. При взыскании с покупателя неуплаченной денежной суммы выясняется, что хозяйственная деятельность ответчика сопровождалась многочисленными нарушениями финансовой и налоговой дисциплины. Суд, разрешающий спор работодателя с работником, обнаруживает, что истец не заводил трудовых книжек на работников, выплачивал заработную плату "черным налом" и пр. Во всех перечисленных случаях выгоды от процесса, которые может получить истец при удовлетворении исковых требований, оказываются для него несопоставимыми с теми последствиями, которые возникнут после ознакомления соответствующих органов с информацией, изложенной в частном определении суда либо доведенной до сведения третьих лиц иным образом (публикация в прессе и т.д.). Признание иска также может преследовать цель сокрытия действительных обстоятельств дела. Признавая иск, ответчик не заинтересован в дальнейшем продолжении судебного разбирательства и установлении юридически значимых фактов. В основу признания ответчика могут быть положены факты, не имевшие места на самом деле. На наш взгляд, такое признание не должно удовлетворять суд. Не исключено, что в мировое соглашение стороны могут включить факты, не соответствующие действительности. В каждом случае, когда у суда имеются обоснованные сомнения в истинности фактов, на основе которых заключено мировое соглашение, он должен проверить данные обстоятельства и в зависимости от результатов проверки утвердить либо отказать в утверждении такого мирового соглашения.

ГПК должен конкретизировать основания отказа суда в принятии распорядительных действий, указав, что суд не принимает отказ истца от иска, признание иска ответчиком и не утверждает мировое соглашение сторон, если данные действия направлены на неосновательное приобретение права на чужое имущество, нарушение личных неимущественных прав других лиц, причинение вреда, сокрытие действительных обстоятельств дела. Суд в некоторых случаях должен выяснять мотивы совершения отдельных распорядительных действий.

В соответствии с ч. 1 ст. 39 ГПК истец вправе изменить основание или предмет иска. Целевым назначением данного субъективного права, весьма часто реализуемого истцами в ходе рассмотрения спора, является возможность корректировки своей позиции по делу в связи с изменившимися обстоятельствами дела, трансформацией правовых интересов истца, обнаружением бесперспективности требований, заявленных ранее и пр. По общему правилу мотивы изменения предмета или основания иска для суда являются безразличными, но отмечаются случаи, когда недобросовестные истцы допускают злоупотребления рассматриваемым субъективным процессуальным правом, что может выражаться в неоднократном (в рамках одного процесса) изменении предмета или основания исковых требований. Данное поведение обычно направлено на затягивание судебного разбирательства и на срыв судебного заседания. Истец может заявить об изменении предмета или основания иска, а затем вернуться к первоначальным исковым требованиям, сделав соответствующее заявление, поскольку ГПК не запрещает изменять элементы иска неоднократно. Закон не только не устанавливает каких-либо ограничений на такое недобросовестное поведение, но и фактически стимулирует его, устанавливая в ч. 3 ст. 39 ГПК начало течения срока рассмотрения дела со дня совершения соответствующего процессуального действия.

Дореволюционное гражданское процессуальное законодательство содержало более жесткие правила, устанавливая, что "истец может уменьшить свои требования, заявленные в исковом прошении, но не вправе увеличивать их, изменять по существу или предъявлять новые требования, разве бы они истекали непосредственно из заявленных в исковом прошении" (ст. 332 УГС).*(438) Статья 333 УГС уточняла, что "не считается увеличением или изменением требований по существу, когда истец выражает их определеннее, когда он присовокупляет к ним проценты и приращения, или, в случае отчуждения или утраты имущества, составляющего предмет дела, требует от ответчика возмещения ценности имущества". Из решений гражданского кассационного департамента Сената усматривалось, что истец не может изменять ни содержание, ни предмет, ни основание иска.*(439) Е.В. Васьковский указывает, что "ответчик получает право требовать не только разрешения иска по существу, но и разрешения его именно в том виде, как он заявлен".*(440) Целесообразность установления аналогичных правил в действующем законодательстве, помимо фактора исторической преемственности, обусловливается причинами, рассмотренными нами выше применительно к отказу истца от исковых требований. В частности, ответчик может быть заинтересован в установлении действительного содержания своих прав и обязанностей по первично заявленному исковому требованию; может потребовать проверки фактов, изложенных в исковом заявлении, без измененного предмета или основания. Ответчик может иметь встречные притязания, связываемые им с неизмененным предметом или основанием иска и невозможные для совместного рассмотрения с трансформированным исковым требованием, и т.д.

В ч. 2 ст. 29 ГПК должно быть включено положение о том, что суд не принимает изменения предмета или основания иска, совершенные в судебном заседании, если ответчик против этого возражает.

Закон дает истцу право увеличить или уменьшить размер своих исковых требований (ч. 1 ст. 39 ГПК). Мотивами уменьшения исковых требований могут быть частичное прощение долга ответчику, осознание бесперспективности требований в заявленном объеме и др. Увеличение исковых требований может быть продиктовано увеличением убытков истца в ходе рассмотрения дела, повышением курса валют, инфляцией и т.д. Мотивы уменьшения или увеличения исковых требований не имеют принципиального значения для суда, в отличие от оснований совершения данных действий, правомерность которых должен установить суд в ходе разбирательства дела. Суд не наделен правом оценки суммы заявляемых исковых требований: он не может диктовать истцу размер предъявляемых исковых требований.

Практика показывает, что истцы допускают злоупотребления рассматриваемым субъективным правом. Так, в период действия ГПК РСФСР нечеткость формулировки ст. 84 Кодекса позволяла недобросовестным истцам заявлять иск на незначительную сумму, составляющую примерно несколько процентов от реальной цены исковых требований, добиваясь уплаты госпошлины в гораздо меньшем размере, а затем в судебном заседании увеличивать цену иска до реальной суммы. По таким делам ответчик зачастую даже не являлся в судебное заседание, что не препятствовало рассмотрению дела по существу. В настоящее время ст. 92 ГПК требует от истца при увеличении исковых требований предоставить доказательства уплаты государственной пошлины или разрешения судом вопроса об отсрочке, рассрочке или уменьшении размера ее уплаты.*(441)

Увеличение размера исковых требований и изменение предмета или основания иска ведут к тому, что двухмесячный срок судебного разбирательства (месячный для мирового судьи) начинает течь заново (ч. 3 ст. 39 ГПК). Это позволяет недобросовестным истцам неограниченное количество раз увеличивать исковые требования, добиваясь восстановления срока судебного разбирательства. Если представить, что истец будет каждое судебное заседание увеличивать размер исковых требований за счет возросшего за промежуток между судебными заседаниями размера процентов или суммы убытков, и при этом срок рассмотрения дела будет каждый раз "обнуляться", то такой суд будет длиться бесконечно. В законе должно быть четко указано: увеличение размера исковых требований не ведет к тому, что начинает течь новый срок рассмотрения дела.

Общие процессуальные права лиц, участвующих в деле (ч. 1 ст. 35 ГПК), призваны обеспечить полноценное и эффективное участие субъектов в гражданском процессе. Осуществление названных прав в противоречии с их назначением является злоупотреблением субъективным процессуальным правом.

Для эффективного отстаивания своих нарушенных прав лица должны знать об аргументах друг друга. Знакомство с материалами дела может происходить не только путем их прочтения, но и путем совершения выписок, съемки, ксерокопирования и пр. Ответчик и третьи лица также могут требовать от истца передачи документов, которые у них отсутствуют.

Иногда недобросовестные участники процесса, желая затянуть судебное разбирательство, заявляют, что они не знакомы либо недостаточно хорошо знакомы с материалами дела, и просят отложить судебное заседание на более поздний срок. Такому поведению способствует отсутствие правовой регламентации срока и порядка осуществления права на ознакомление с материалами дела. В этом отношении более последовательным является Уголовный процессуальный кодекс РФ, не только устанавливающий обязанность следователя ознакомить обвиняемого с материалами уголовного дела и последствия неисполнения такой обязанности, но и регламентирующий случаи, когда обвиняемый и его защитник умышленно затягивают ознакомление с материалами дела. Суд, рассматривающий дело, также должен выяснить, когда обвиняемому были вручены копии обвинительного заключения.

Право личного присутствия и личного участия лица в судебном разбирательстве его дела является важнейшим компонентом права на судебную защиту, ограничение которого не допускается. Личное участие субъекта в процессе предполагает право высказаться, право донести до суда свою позицию по рассматриваемому спору. Закон устанавливает, что лица, участвующие в деле, имеют право заявлять ходатайства, давать объяснения, приводить доводы по всем возникающим в ходе судебного разбирательства вопросам, возражать против доводов и ходатайств других лиц (ч. 1 ст. 35 ГПК). Перечисленные права всегда разъясняются судом участникам процесса перед началом судебного заседания. Их реализация способствует организации гражданского процесса на основе принципа состязательности.

Иногда в целях затягивания судебного разбирательства недобросовестные участники процесса обращаются в суд с ходатайствами об истребовании доказательств, проведении экспертизы, вызове свидетеля, привлечению к участию в деле соответчика, третьего лица, замене ненадлежащего ответчика, отложении судебного разбирательства, объявлении перерыва, предоставлении времени для обращения за юридической помощью и т.д. Причем интерес лица состоит не в действительном достижении декларируемой им цели (получение доказательства, допрос свидетеля, реализация права на получение квалифицированной юридической помощи и т.д.), а в том, чтобы затянуть производство по делу, сокрыть действительные обстоятельства дела, ввести суд в заблуждение и пр. Недобросовестному лицу заведомо известно, что доказательство, о запросе которого он ходатайствует, не существует либо его содержание неспособно ничего прояснить в обстоятельствах дела; что вызываемый свидетель не располагает какой-либо полезной для дела информацией; что экспертиза представляется излишней, поскольку применение специальных познаний по обстоятельствам дела не требуется (например, в силу очевидности содержания доказательства), - т.е. все испрашиваемые лицом доказательства не отвечают требованиям относимости, допустимости или достоверности. Лицо, злоупотребляющее процессуальными правами, осознает, что привлечение к участию в деле какого-либо лица или организации бессмысленно, поскольку их права не затрагиваются в ходе гражданского процесса (т.е. ходатайство об их привлечении продиктовано ложной заботой о чужих правах и интересах); или, например, ходатайства об отложении судебного разбирательства либо о его перерыве мотивированы каким-то мнимым предлогом. Лицо имело достаточно времени для обращения за юридической помощью, однако умышленно не воспользовалось этим правом для затягивания процесса и пр. Если суд удовлетворяет заявленное ходатайство, то судебное заседание откладывается на более поздний срок. Полученная передышка как правило используется лицом для подготовки новых поводов к отложению дела либо в иных недобросовестных целях. Действия субъекта могут быть также направлены на искусственное изменение доказательственной базы: "работу" со свидетелями;*(442) подыскание новых "свидетелей"; "потерю" документов, имеющих значение для дела и пр. В итоге полученные доказательства не способны привнести что-то новое в судебное разбирательство; свидетель не может сообщить суду каких-либо полезных фактов; привлеченная к участию в деле организация возражает против своего привлечения либо ограничивается отзывом с просьбой разрешить дело в их отсутствие; недобросовестное лицо, ходатайствующее о предоставлении возможности обратиться за юридической помощью, так и не воспользовалось услугами адвоката либо вновь ходатайствует об отложении дела, но уже по мотиву занятости адвоката. Увы, приведенная ситуация нередко встречается в современном судопроизводстве; перечисленные приемы далеко не единственные в арсенале недобросовестных участников гражданского процесса.

Злоупотреблением правом является не только само содержание поведения лица, но также форма и последовательность совершения им процессуальных действий. Так, по одному из дел суд расценил как злоупотребление правом тройное заявление одного и того же ходатайства о проведении экспертизы со стороны ответчика.

Все лица, участвующие в деле, наделены правом давать объяснения суду в устной или письменной форме (ч. 1 ст. 35 ГПК). Объяснения сторон и третьих лиц являются одним из средств доказывания в гражданском процессе (ст. 68 ГПК). Лица, участвующие в деле, помимо дачи объяснений и участия в исследовании доказательств, могут выступать в судебных прениях с речами и репликами (ст. 190 ГПК). Принцип сочетания письменности и устности в гражданском процессе предоставляет лицам, участвующим в деле, широкие возможности донесения своей позиции до суда, рассматривающего дело.

Очевидно, что в своих объяснениях лица должны рассказать суду об обстоятельствах своей тяжбы. Ни гражданское процессуальное, ни уголовное законодательство не устанавливают какой-либо ответственности за дачу заведомо ложных объяснений (возражений), за уклонение или отказ от дачи объяснений (возражений) лицами, участвующими в деле, в отличие от экспертов, переводчиков и свидетелей, несущих уголовную ответственность за искажение сообщаемой суду доказательственной информации (ст. 162, 171, 176 ГПК; ст. 307, 308 УК РФ). Уже само по себе использование термина "объяснение" ("возражение") вместо термина "показание" предполагает его произвольный, необязательный и вроде бы ни к чему не обязывающий характер. Возникает вопрос: вправе ли лица, участвующие в деле, говорить суду неправду, имеют ли участники гражданского процесса право на ложь?

В каноническом процессе тот, кто выдвигает доводы, которым не верит сам, именовался "advocatus diaboli" ("адвокат дьявола").*(443) В начале XX в. Е.В. Васьковский писал, что "равным образом, стороны могут сообщать суду ложные фактические сведения и представлять фальшивые доказательства (поддельные документы, подкупленных свидетелей и пр.), извращать обстоятельства дела, сбивать суд юридическими и логическими софизмами и т.д. Некоторые виды этих действий, напр., подлог документов, предусмотрены Уложением о наказаниях (ст. 1690 и сл.) и подвергают виновных уголовной ответственности, но прочие уголовно ненаказуемы".*(444) Как отмечал Н. Розин, "некоторый элемент ненормальности, присущий этому явлению, издавна обращал на себя внимание юридической науки, но последняя не указала средств к его устранению".*(445)

В позапрошлом веке в немецкой правовой науке возникла дискуссия о допустимости недобросовестного поведения в гражданском процессе. Некоторые германские юристы говорили о "праве на ложь" в процессе, обосновывая его тем, что принцип состязательности требует безусловной свободы сторон; "малейшее стеснение их, самое ничтожное принуждение нарушает эту свободу, а следовательно и принцип состязательности".*(446) Такая позиция вызывала справедливые возражения: "Необходима ли здесь свобода тяжущихся, не знающая никаких границ, свобода, доходящая до разрешения делать зло, говорить ложь и прибегать к приемам, явно недобросовестным?".*(447)

В советский период в некоторых странах народной демократии были предусмотрены достаточно жесткие меры ответственности за совершение рассматриваемого злоупотребления правом. Так, согласно § 5 ГПК ВНР денежный штраф до 5000 форинтов мог быть наложен судом на сторону или ее представителя в случае, если, несмотря на наличие у нее правильных данных, она утверждает существование относящегося к делу факта, которого в действительности нет, либо отрицает существующий факт; умалчивает о факте, имеющем значение для разрешения дела, о котором должна была знать; с очевидной безосновательностью ссылается на какое-либо доказательство; с необоснованным опозданием делает какое-либо заявление или не делает его, несмотря на призывы к этому, и тем самым задерживает завершение процесса.*(448) В болгарском гражданском процессуальном праве требование говорить истину в процессе подразумевало также запрет умолчания известных лицу фактов (как выгодных, так и не выгодных ему).*(449) Встречались и иные подходы, которые, конечно, не оправдывали ложь в гражданском процессе, но и не возводили в абсолют установление истины по делу. Так, Г.Л. Осокина приводит слова известного процессуалиста В.Н. Щеглова, который говорил, что "ставить перед истцом или ответчиком задачу установления истины по делу - значит похоронить правосудие".*(450)

Действующий закон лишь в самой общей форме очерчивает пределы объяснений (возражений) лиц, участвующих в деле. В соответствии с ч. 1 ст. 68 ГПК "объяснения сторон и третьих лиц об известных им обстоятельствах, имеющих значение для правильного рассмотрения дела, подлежат проверке и оценке наряду с другими доказательствами". Далее говорится, что суд не принимает признание обстоятельств дела, совершенное с целью сокрытия действительных обстоятельств (ч. 3 ст. 68 ГПК). Следовательно, утверждение обстоятельств или заявление возражений с подобной целью вполне допустимо и не осуждаемо. Содержание выступлений лиц в прениях и содержание реплик вообще никак не регламентируется в ГПК.

В качестве паллиативной санкции за ложь в гражданском процессе можно рассматривать допустимость поворота исполнения решения суда по делу о взыскании алиментов в кассационном или апелляционном порядке, если отмененное решение было основано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах. Аналогичное правило установлено для суда надзорной инстанции при рассмотрении дел, возникающих из трудовых отношений, дел об авторских спорах, о взыскании алиментов, о возмещении вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья либо смертью кормильца (ч. 3 ст. 445 ГПК). Однако, учитывая узкую сферу применения данных положений и отсутствие каких-либо дополнительных обременений для правонарушителя, обязанного вернуть то, что ему не принадлежало, приведенные нормы вряд ли можно рассматривать в качестве эффективных санкций за ложь в гражданском процессе.

Уголовный кодекс РФ устанавливает ответственность за заведомо ложный донос в совершении преступления (ст. 306) и за фальсификацию доказательств по гражданскому делу лицом, участвующим в деле, или его представителем (п. 1 ст. 303 УК РФ). Не исключено, что заведомо ложный донос может быть совершен путем дачи объяснений лицами, участвующими в деле. Таким образом, говорить об ответственности за неправдивые объяснения можно только в том случае, если они сопряжены с обвинением другого лица в совершении преступных действий. При расширительном толковании п. 1 ст. 303 УК РФ можно говорить о фальсификации доказательственной информации в объяснениях сторон и третьих лиц (ст. 55 ГПК РФ); однако очевидно, что уголовный закон имеет в виду только письменные доказательства, к которым приложим термин "фальсификация".

Отсутствие юридической обязанности влечет за собой отсутствие ответственности при нарушении или неисполнении такой обязанности: если участники гражданского процесса не обязаны сообщать суду только правду, то за ложные объяснения или возражения они не несут юридической ответственности. Подобная ситуация выглядит не вполне логичной с точки зрения правовых норм и здравого смысла: если истцы и ответчики сплошь и рядом начнут утверждать несуществующие в действительности обстоятельства, это сделает невозможным нормальное отправление правосудия по гражданским делам.

Но, с другой стороны, гуманно ли и целесообразно ли с практической точки зрения заставлять истца сообщать обстоятельства, которые могут послужить основанием к отказу в иске, а ответчика - раскрывать изобличающие его факты, т.е. действовать исключительно во вред себе? "Nemo tenetur armare adversarium (suum) contra se" ("Никто не обязан вооружать своего противника против себя самого") или "Nemo tenetur prodere seipsum (seipsum prodere)" ("Никто не обязан предавать себя самого").*(451) В соответствии с ч. 1 ст. 51 Конституции РФ никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. Хотя речь идет здесь о показаниях свидетеля, а не об объяснениях лиц, участвующих в деле, общая направленность конституционно-правового регулирования ясна: не вменять в обязанность лицу самооговор и оговор близких людей, а также причинение вреда своими действиями себе и близким людям. Нормативное обязывание истца и ответчика сообщать правду суду означало бы примерно то же самое, что вменение в обязанность подозреваемому, обвиняемому или подсудимому признать свою вину, а за неисполнение этой обязанности привлекать их к ответственности.

Поддержание истцом предъявленного иска, защита ответчика против иска всеми процессуальными средствами и отказ от защиты - это неотъемлемые субъективные права сторон. Каждая норма права должна строиться с учетом социальной, психологической и личностной обусловленности ее применения. Даже если ответчик внутренне согласен с предъявленным к нему иском, странно думать, что он сразу же его признает. Большинство судебных разбирательств по гражданским делам как раз свидетельствуют о том, что ответчик всеми силами стремится отвести от себя исковое требование, прибегая при этом к законным или полузаконным способам. Ответчику, как и всем обычным людям, свойственна внутренняя убежденность в своей правоте, стремление к самооправданию. Кроме того, им может руководить чувство обиды, возмущения несправедливостью предъявленного к нему иска либо тем, что истец обратился в суд вместо того, чтобы попытаться урегулировать возникший спор миром.

Полагаем, что ложь в гражданском процессе - это нарушение общей обязанности лиц, участвующих в деле, добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами, поэтому сообщение ложных сведений и введение суда в заблуждение - это не что иное, как разновидность злоупотребления правом на дачу объяснений и заявления возражений в гражданском процессе.

Недобросовестный истец путем ложных утверждений пытается добиться удовлетворения своих исковых требований, которые в целом могут быть как правомерными, так и неправомерными. Недобросовестный ответчик желает путем запутывания обстоятельств дела (неосновательный спор против иска) избежать юридической ответственности перед истцом, добиться вынесения решения об отказе в иске. Третьи лица, давая не соответствующие действительности объяснения, также преследуют свои цели, обусловленные особенностями их правового положения в спорном материальном правоотношении.

При квалификации анализируемого правонарушения приоритетное значение имеет установление умысла стороны, сообщающей суду ложную информацию. Добросовестное заблуждение и ошибка лица относительно обстоятельств дела не могут рассматриваться в качестве правонарушения. Также следует определить степень осведомленности субъекта в отношении искомых фактов, уровень его грамотности и способности адекватного психического восприятия.

Суд обязан оценить степень искажения действительности в объяснениях лица. Неправильность излагаемых сведений должна быть очевидна, она должна носить явный характер. Например, по иску о взыскании алиментов ответчик высказывает возражения против выдачи судебного приказа, затем в исковом производстве отрицает факт своего отцовства, требует проведения экспертизы, запроса медицинской документации; между тем становится известно, что уже имеется вступившее в законную силу решение суда о признании его отцом ребенка.

Злоупотребление рассматриваемым субъективным правом может осуществляться как путем совершения активных действий, так и путем умолчания лица о достоверно известных ему обстоятельствах дела: "Aliud est tacere aliud celare" ("Одно дело - молчать, другое - умалчивать").*(452) Например, по одному из дел о выселении арендаторов из занимаемого нежилого помещения, возбужденному в арбитражном суде по иску арендодателя, представитель ответчика скрыл то обстоятельство, что данное помещение было незаконным способом переведено в собственность третьих лиц с непосредственным участием ответчика, имевшего в силу договора аренды доступ к этому помещению. Неведение суда и истца об указанных обстоятельствах повлекло за собой существенные процессуальные издержки для восстановления нарушенного права.

На наш взгляд, закон должен содержать более детальную характеристику негативных последствий злоупотребления процессуальными правами: Суд отказывает лицу в удовлетворении ходатайств об истребовании доказательств, об отложении судебного разбирательства, других заявлений и ходатайств, если имеются основания полагать, что поведение лица направлено на срыв судебного заседания или затягивание производства по делу. В норме, регламентирующей форму и порядок дачи объяснений лицами, участвующими в деле, должно быть предусмотрено, что искажение действительных обстоятельств дела лицом, участвующим в деле, влечет для таких лиц последствия, предусмотренные ст. 99 ГПК, а также наложение штрафа, взыскиваемого в доход государства в порядке и размерах, предусмотренных настоящим Кодексом. В ГПК также целесообразно закрепить, что ответчик вправе защищаться от предъявленного к нему иска, используя все предоставленные ему законом возможности.

§ 8. Злоупотребления, допускаемые представителями и представляемыми лицами

В отношениях представительства возникает весьма благодатная почва для всяческих злоупотреблений, поскольку данные отношения носят доверительный характер.

В России еще в XVI в. поверенные, которые "ходят в судах за других", использовали различные ухищрения, направленные на оттяжку суда, завышение иска, составление ложных челобитных, а иногда "стакався с противником", предавали интересы своего "наимщика". Это обстоятельство вынудило Ивана IV Грозного дополнительным приговором от 12 марта 1582 г. для пресечения подобных злоупотреблений установить наказание не только для недобросовестных поверенных, но и для лиц, им потакавших. Так, того, кто "будет в суде говорить не по делу, и... его бив кнутьем, от суда отсылати и впредь к суду не пущати".*(453) Судебные чины, допустившие неправые действия поверенного, подвергались возмещению иска, всех пошлин и наказаний, "что государь укажет...".*(454)

Злоупотребления представителя направлены против интересов представляемого, хотя не исключены злоупотребления правом самого представляемого лица. Встречаются также и совместные злоупотребления представителя и представляемого.

Сложный, комплексный характер отношений представительства предопределяет возможность совершения недобросовестным представителем не только гражданских процессуальных правонарушений (и соответственно возможность привлечения к гражданской процессуальной ответственности), но и гражданско-правовых деликтов, административных правонарушений и дисциплинарных проступков. Нередко поведение представителя граничит с нарушением уголовных запретов. Например, по отдельным уголовным делам, связанным с мошенническими действиями, совершаемыми риэлторами при купле-продаже квартир граждан, было установлено, что доверенности, по которым преступники осуществляли продажу недвижимости или выступали в суде от имени определенного лица, выдавались нотариусами либо в отсутствие такого лица, либо путем его принуждения к подписанию доверенности, либо "доверителя" уже давно не было в живых.

Хотя ч. 1 ст. 35 ГПК говорит лишь о добросовестности лиц, участвующих в деле, к которым представитель, как известно, не принадлежит (ст. 34 ГПК), представитель не освобождается от обязанности добросовестно вести себя в гражданском процессе. Недобросовестный представитель искажает существо представительских отношений, действуя не на пользу доверителя, а во вред его интересам. Например, родители лишают своих детей средств к существованию, отказываясь от исков либо признавая иски, направленные на лишение несовершеннолетних их имущества; лицо, представляющее интересы организации, своими действиями причиняет организации ущерб, соглашаясь с необоснованными притязаниями кредиторов; адвокаты надлежащим образом не осуществляют защиту прав клиента в суде и т.д. Представитель обладает тем же набором субъективных прав, что и участвующее в деле лицо (ст. 54 ГПК). Следовательно, он может выступать как субъект всех процессуальных правонарушений в форме злоупотреблений правом, совершаемых лицами, участвующими в деле, и нести за них процессуальную ответственность, а также может допускать специфические формы злоупотреблений правом (такие как злоупотребление доверием и превышение полномочий).

Злоупотребление представителем процессуальным правом может проистекать из злоупотребления доверием, которым облечен представитель. Если лицо, обращающееся к представителю за юридической помощью, несведуще в вопросах права и процесса, то такая ситуация более чем вероятна. Доверитель излагает представителю свое, как правило пристрастное, видение конфликтных отношений с противоположной стороной, при этом он может допустить как умышленное, так и случайное искажение юридически значимых для дела обстоятельств. В таком случае до заявления ответчиком возражений против иска представитель оказывается невольно введенным в заблуждение; первоначально совершенные им процессуальные действия и принятые процессуальные решения продиктованы таким заблуждением. Например, представитель подает исковое заявление, основываясь на якобы имеющихся где-то доказательствах, которые, как выясняется, существуют только в воображении истца.

Представитель обязан потребовать от своего доверителя представления всех имеющихся доказательств либо должен попытаться получить их самостоятельно (например, путем направления запроса в соответствующие организации и т.п.). Но поскольку такая возможность имеется не всегда и не у каждого представителя (как известно, правом запроса обладают только адвокаты), можно допустить заявление представителем неосновательных требований при отсутствии всякой вины с его стороны. Ставить вопрос о злоупотреблении правом в таком случае не приходится. Но встречаются иные ситуации, в которых добросовестность представителя вызывает большие сомнения.

В первом случае представитель, видя бесперспективность дела, с которым обращается к нему лицо (например, иск явно не подлежит удовлетворению, либо защита ответчика против иска представляется бессмысленной и пр.), тем не менее обнадеживает своего доверителя, вселяет в него ни на чем не основанную уверенность в его правоте. Действия представителя (адвоката) могут быть продиктованы желанием получить вознаграждение (а в дальнейшем снять с себя всякую ответственность за исход дела, сославшись на какие-либо неблагоприятные условия); стремлением переложить вину на самого доверителя; надеждой на непродуманную позицию другой стороны, могущей допустить грубую ошибку; надеждой на возможное примирение сторон и на другие факторы, носящие случайный и маловероятный характер. Последнее место занимает фактор профессионального мастерства представителя, поскольку даже самый высококвалифицированный юрист бессилен в юридически безнадежной ситуации. Отсюда вытекает непреложное правило, сформулированное уже полвека назад: "Адвокат не должен принимать к своему производству ведение такого гражданского дела, в котором нет правовой позиции для обоснования исковых требований или возражения против предъявленных исковых требований".*(455) Часть 3 ст. 5 Кодекса профессиональной этики адвоката, принятого Первым Всероссийским съездом адвокатов 31 января 2003 г., устанавливает, что "злоупотребление доверием несовместимо со званием адвоката".*(456) Часть 1 ст. 7 указанного документа предусматривает, что "адвокат принимает поручение на ведение дела, если оно содержит в себе юридические сомнения, не исключающие возможности разумно и добросовестно его поддерживать и отстаивать".*(457)

Во втором случае представитель сам подталкивает своего доверителя к совершению неправомерных действий (например, призывает его исказить содержание своих объяснений, сфальсифицировать доказательства, затянуть процесс и т.д.).

В рассмотренных примерах, с точки зрения норм гражданского права, представитель совершает правонарушение, оказывая клиенту услугу ненадлежащего качества, с позиции норм адвокатской этики - злоупотребляет доверием клиента, а согласно гражданским процессуальным нормам - допускает злоупотребление процессуальным правом.

В ряде случаев представитель допускает превышение данных ему полномочий, т.е. выходит за пределы имеющихся у него процессуальных прав. Речь идет о действиях представителя, внешне совершаемых в соответствии с интересами представляемого и формально отвечающих требованиям правовых норм, однако причиняющих вред интересам доверителя либо интересам правосудия. Перед выполнением поручения доверитель доводит до сведения представителя ожидаемый им процессуальный результат и, если конкретно делегируемый им представителю объем прав не оговаривается, то представитель из обстановки, из указаний представляемого, из целей, преследуемых последним, ясно представляет имеющиеся у него процессуальные возможности. Например, для него очевидно, что если истец ставит задачу поддерживать иск о возмещении убытков, причиненных действиями ответчика, то признание представителем фактов, противоречащих фактам, положенным в основание иска, при юридической возможности представителя совершить это признание, не отвечает интересам представляемого и должно с учетом конкретных обстоятельств дела расцениваться как злоупотребление процессуальным правом.

В ст. 54 ГПК перечислены права, являющиеся наиболее важными и значимыми для лиц, участвующих в деле. Для предотвращения случаев злоупотребления представительскими полномочиями данная статья устанавливает перечень процессуальных действий, которые представитель может совершать лишь в том случае, если они прямо указаны в доверенности. Однако зачастую доверенность выдается не представляемым лицом (как требует ст. 54 ГПК), а нотариусом, который оформляет типовую форму доверенности, включающей в себя полный перечень процессуальных прав, принадлежащих сторонам. Доверитель, не имеющий понятия о содержании того или иного указанного в доверенности правомочия, сможет оценить целесообразность данной им представителю свободы только после совершенного последним процессуального действия (например, отказа от иска), против которого представляемый категорически бы возражал.

Для предотвращения злоупотреблений процессуальными правами судебная практика идет по пути ограничения полномочий представителя, фактически расширяя пределы прав, перечисленных в ст. 54 ГПК. На основании абз. 5 п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. N 23 "О судебном решении" "право признания обстоятельств, на которых другая сторона основывает свои требования или возражения, принадлежит и представителю стороны, участвующему в деле в ее отсутствие, если это не влечет за собой полного или частичного отказа от исковых требований, уменьшения их размера, полного или частичного признания иска...".*(458) Таким образом, если под видом признания обстоятельств дела происходит признание иска либо иным образом ущемляются интересы стороны, суд отказывает в применении последствий такого процессуального действия.

Для предотвращения злоупотреблений представителя ГПК должен наделить суд правом признавать обязательной личную явку в судебное заседание лиц, участвующих в деле. В частности, это возможно при возникновении сомнений в наличии и подлинном содержании волеизъявления представляемого лица на совершение представителем отдельных процессуальных действий вследствие явной невыгодности последствий таких действий для представляемого лица (сюда можно отнести отказ от иска, признание иска, заключение мирового соглашения, уменьшение размера исковых требований и др.). При невозможности личного участия лица в судебном заседании, а также в иных случаях суд вправе потребовать иных доказательств одобрения представляемым лицом действий представителя. При невыполнении указанных требований судья должен отказывать представителю в применении последствий совершения названных распорядительных действий.

В связи с появлением в ГПК нормы о представителях, назначаемых судом (ст. 50), возникают опасения недобросовестного представления интересов отсутствующего ответчика. Представляемое лицо лишено возможности инструктировать представителя, каким-либо образом проверять и контролировать его действия. Абзац 6 п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. N 23 "О судебном решении" установил, что "суд не вправе при вынесении решения принять признание иска или признание обстоятельств, на которых истец основывает свои требования, совершенные адвокатом, назначенным судом в качестве представителя ответчика на основании ст. 50 ГПК РФ, поскольку это помимо воли ответчика может привести к нарушению его прав".*(459) Тем самым снижается вероятность недобросовестного поведения представителя по совершению действий, способных причинить вред отсутствующему ответчику.

В судебной практике встречаются злоупотребления процессуальными правами, допускаемые самими представляемыми. Лица, участвующие в деле, часто используют адвоката (или отсутствие адвоката) как средство для затягивания судебного разбирательства или как повод к отмене судебного решения. Так, истец заявляет, что не доверяет приглашенному им адвокату и просит суд отложить судебное заседание для приглашения нового представителя. Через некоторое время ситуация повторяется. Такая частая смена представителей через выражение им недоверия приводит к затягиванию судебного разбирательства и сказывается на качестве судебного процесса. Если суд отказывает лицу в удовлетворении его ходатайств о замене адвокатов, со стороны недобросовестного лица следует заявление о нарушении его конституционного права на получение квалифицированной юридической помощи. Подобный аргумент часто ложится в основу апелляционных, кассационных или надзорных жалоб на судебные постановления.

С одной стороны, ГПК должен обеспечивать всем лицам, участвующим в деле, возможность неограниченного доступа к юридической помощи, а с другой - должен предусматривать механизмы, ограничивающие описанное недобросовестное поведение лица. ГПК РФ не оговаривает количество представителей, которое может иметь лицо на всем протяжении гражданского процесса. Однако следует установить, что при вторичном отказе лица, участвующего в деле, от услуг адвоката при отсутствии каких-либо нарушений со стороны последнего, если приглашение нового представителя приведет к отложению судебного заседания, суд разъясняет лицу, что вторичное отстранение адвоката от участия в процессе не препятствует рассмотрению дела в данном судебном заседании. Если лицо поддерживает свое ранее заявленное ходатайство, то суд отстраняет адвоката от участия в деле и продолжает рассмотрение дела по существу.

Встречаются также ситуации, при которых представляемый и представитель допускают групповые злоупотребления своими процессуальными правами. Например, сначала судебное заседание откладывается из-за того, что лицо желает прибегнуть к услугам адвоката; затем, в день следующего заседания, адвокат оказывается задействованным в другом процессе; после этого само лицо "заболевает"; после этого адвокат уходит в отпуск и т.д. Если учесть, что средний срок отложения дела составляет один месяц, то у оппонента такой "изобретательной" стороны, может исчезнуть всякое желание и всякая надежда добиться в суде какой-то справедливости.

§ 9. Злоупотребления правом в сфере доказывания

Один из наиболее значимых вопросов при исследовании злоупотреблений, совершаемых при доказывании обстоятельств гражданских дел, состоит в следующем: является ли доказывание обстоятельств гражданского дела правом или обязанностью лиц, участвующих в деле? Эта проблема обсуждалась ведущими учеными процессуалистами, но какого-либо единого мнения по рассматриваемому вопросу пока не выработано.

Ряд ученых считают доказывание юридической обязанностью,*(460) другие отрицают такой подход.*(461) Например, М.К. Треушников рассматривает доказывание как юридическую обязанность, отмечая, что она обеспечивается мерами государственного принуждения, поскольку если "сторона не представила доказательств в обоснование утверждаемого факта, суд может отвергнуть как несуществующий данный факт".*(462) О.В. Баулин пишет, что "юридической обязанности для стороны доказывать обстоятельства материально-правового характера, на которые она ссылается, не существует. Ответчик в процессе имеет право избрать пассивную позицию и просто отрицать иск, что свидетельствует об отсутствии у него обязанности доказывать какие-либо обстоятельства".*(463) М.А. Гурвич характеризует обязанность доказывания как промежуточную правовую категорию, относя ее к явлениям, "которые целиком не охватываются одним из элементов принятой для этих явлений классификации. Они характерны тем, что отдельные классификационные признаки в них либо отсутствуют, либо проявляются в ослабленном, "стертом" виде. Утратив признаки одного элемента классификации, они еще полностью или совсем не приобрели признаков другого".*(464)

На наш взгляд, поставленная проблема должна решаться с учетом следующего. Все процессуальные нормативные акты, начиная с Устава гражданского судопроизводства 1864 г., регламентировали представление доказательств именно как обязанность лиц, участвующих в деле. Так, на основании ст. 366 УГС "истец должен доказать свой иск. Ответчик, возражающий против требований истца, обязан со своей стороны доказать свои возражения".*(465) Впоследствии менялось только редакционное оформление данной правовой нормы. Статья 118 ГПК РСФСР 1923 г. устанавливала, что "каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений".*(466) Без каких-либо изменений это положение перешло в ч. 1 ст. 50 ГПК РСФСР 1964 г., а затем было включено в ч. 1 ст. 56 ГПК РФ с добавлением: "...если иное не предусмотрено федеральным законом". Соответствующие статьи двух последних Кодексов были озаглавлены "Обязанность доказывания", что, казалось бы, однозначно свидетельствовало об императивности содержащегося в них предписания.

Трактовка "обязанности доказывания" строго как обязанности только лишь на основе содержащегося в законе долженствования, была бы слишком поверхностной и прямолинейной. Признаками любой юридической обязанности являются корреспондирующее право другой стороны потребовать надлежащего поведения и обеспеченность мерами государственного принуждения на случай неисполнения обязанности.

Первоначально возникает вопрос: кто может потребовать от лица исполнения обязанности доказать основание своих требований или возражений? Очевидно, что одна сторона спора не вправе требовать от другой стороны доказать основание своих требований или возражений, поскольку стороны не состоят друг с другом в гражданских процессуальных правоотношениях. Стороны не обладают властными полномочиями по отношению друг к другу и требовать что-либо друг от друга не вправе. Кроме того, вряд ли лицо заинтересовано в обладании правом требовать представления доказательств правоты от другой стороны спора. Скорее, наоборот, голословные утверждения и пассивность процессуального противника выгодны такой стороне.

Следовательно, управомоченным субъектом является суд. Но может ли суд потребовать от стороны доказать основание своих требований или возражений? Дореволюционное и современное понимание места и роли гражданского судопроизводства в общественной жизни, а также принципов состязательности, диспозитивности и равноправия сторон, предполагающих максимальную активность и заинтересованность лиц в процессе, однозначно свидетельствуют о том, что суд не может выдвигать подобное требование против и помимо воли сторон. В соответствии со ст. 367 УГС 1864 г. "суд ни в каком случае не собирает сам доказательств или справок, а основывает решения исключительно на доказательствах, представленных тяжущимися". Об этом свидетельствуют и нормы действующего ГПК. Так, на основании ч. 2 ст. 56 ГПК суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для дела, какой стороне надлежит их доказывать, выносит обстоятельства на обсуждение, если стороны на какие-либо из них не ссылались. Далее, в ч. 1 ст. 57 ГПК указано: "Доказательства представляются сторонами и другими лицами, участвующими в деле. Суд вправе предложить им представить дополнительные доказательства". Во втором предложении курсивом нами обозначено два допущения: во-первых, суд вправе предложить стороне представить дополнительные доказательства, следовательно, он может и не делать этого, ограничившись имеющимися доказательствами; во-вторых, суд имеет право лишь предложить, а не потребовать представления дополнительных доказательств, что говорит само за себя.

В соответствии с ч. 1 ст. 57 ГПК "в случае, если представление необходимых доказательств для этих лиц затруднительно, суд по их ходатайству оказывает содействие в собирании и истребовании доказательств". Из смысла приведенной нормы вытекает, во-первых, что суд может лишь оказать содействие в собирании и истребовании доказательств, т.е. помочь стороне, во-вторых, суд вправе сделать это только по мотивированному ходатайству (ч. 2 ст. 57 ГПК), а в-третьих, собирание и представление доказательств - это задача лиц, участвующих в деле. Обращение к ч. 3-4 ст. 57 ГПК свидетельствует о том, что истинная обязанность по представлению доказательств в суд лежит не на лицах, участвующих в деле, а на гражданах и должностных лицах, владеющих истребуемым доказательством. При неисполнении такой обязанности к ним применяются меры гражданской процессуальной ответственности в виде штрафа в размере 10 МРОТ для должностных лиц и 5 МРОТ для граждан. По смыслу закона лица, участвующие в деле, даже владеющие необходимыми доказательствами, не могут быть оштрафованы за непредставление доказательств.

Сопоставление ч. 1 ст. 56 ГПК с ч. 2 ст. 249 ГПК также помогает провести разграничение между доказыванием как субъективным правом лиц, участвующих в исковом производстве, и доказыванием как обязанностью должностных лиц (и участвующих, и не принимающих участия в делах, возникающих из публичных правоотношений). На основании ч. 2 ст. 249 ГПК "при рассмотрении и разрешении дел, возникающих из публичных правоотношений, суд может истребовать доказательства по своей инициативе в целях правильного разрешения дела. Должностные лица, не исполняющие требований суда о предоставлении доказательств, подвергаются штрафу в размере до десяти установленных федеральным законом минимальных размеров оплаты труда". Из приведенной нормы видно, что деятельность по доказыванию в виде собирания и исследования доказательств может осуществляться судом в целях правильного разрешения дела, а доказывание в форме представления доказательств является обязанностью должностных лиц, за неисполнение которой они могут быть привлечены к процессуальной ответственности. В исковом производстве суд не может требовать представления доказательств от лиц, участвующих в деле, и не вправе истребовать их по своей инициативе.

Вторым признаком юридической обязанности является применение мер ответственности за неисполнение либо ненадлежащее исполнение такой обязанности. Лицо, ее не исполнившее, приобретает дополнительное обременение и должно претерпеть неблагоприятные последствия своего поведения. Несет ли лицо, участвующее в деле, за неисполнение либо ненадлежащее исполнение обязанности по доказыванию какие-либо меры ответственности? В соответствии с ч. 2 ст. 35 ГПК "при неисполнении процессуальных обязанностей наступают последствия, предусмотренные законодательством о гражданском судопроизводстве". Поскольку эта норма не разъясняет всех возникающих вопросов, предположим, что последствием за неисполнение обязанности доказывания будет являться неблагоприятный исход дела для пассивной стороны. Для истца - это отказ в удовлетворении исковых требований, удовлетворение их в меньшем объеме либо удовлетворении с иной мотивировкой, а для ответчика - это удовлетворение исковых требований либо отказ в удовлетворении встречного иска. Неблагоприятные последствия пассивности для третьих лиц зависят от характера их заинтересованности, обусловливающей соответствующее процессуальное положение.

В третьей главе работы мы пришли к выводу, что неблагоприятный исход дела хотя и может сопутствовать злоупотреблению правом, но он не является мерой гражданской процессуальной ответственности, а относится к иным мерам гражданского процессуального принуждения.

При попытке моделирования ответственности за неисполнение обязанности по доказыванию не удается выстроить четкий механизм причинно-следственной связи между деянием и наступившими последствиями. Последствие здесь не следует с необходимостью за совершенным правонарушением. Пассивность субъекта в доказывании оснований своих требований или возражений обычно ведет к неблагоприятному исходу процесса, но вряд ли стоит расценивать это как аксиому, поскольку не исключена ситуация, при которой решение суда, несмотря на уклонение лица от доказывания своих требований, все же будет принято в его пользу. В этом случае возникнет парадоксальная ситуация, при которой лицо, нарушившее обязанность, окажется не только не привлечено к ответственности, но и вознаграждено за свое поведение. Это связано с тем, что исход дела является результирующим множества составляющих факторов, как поддающихся, так и не поддающихся волевому контролю участников процесса и суда.

Обязательным признаком правонарушения являются вызванные им негативные последствия. Кому же причиняет вред бездействие стороны в доказательственной деятельности? Очевидно, что самому бездействующему лицу. Выходит, если признать такое бездействие правонарушением, то это будет правонарушение, направленное против себя самого. Закон не запрещает причинять себе вред, поэтому рассматриваемое поведение юридически безупречно.

Наконец, вряд ли можно утверждать, что лица, участвующие в деле, обязаны представлять и исследовать доказательства, поскольку на основании ч. 1 ст. 35 ГПК они имеют право представлять доказательства и участвовать в их исследовании, заявлять ходатайства, в том числе об истребовании доказательств. Не возникает ли в данном случае противоречия между ч. 1 ст. 35 и ч. 1 ст. 56 ГПК, которые по-разному определяют характер должного поведения лица в сфере доказательственной деятельности? На наш взгляд, ГПК оперирует термином "обязанность" в силу ряда причин.

1) "Обязанность доказывания" по ГПК - это обязанность, отражающая условия реализации субъективного права, иными словами, обязанность, связанная с субъективным правом. Неисполнение обязанности погашает само субъективное право. Если лицо хочет воспользоваться принадлежащим ему правом, оно должно исполнить связанную с этим обязанность. Обязанность доказывания - это обязанность, следующая за правом лица заявлять свои требования и возражения.

2) "Обязанность доказывания" - это обязанность, существующая только относительно другой стороны спора. Часть 1 ст. 65 ГПК говорит не о том, что "сторона должна доказать", а о том, чтo должна доказать каждая сторона, а чтo она может не доказывать. Данную норму следует понимать как обязанность одной стороны спора относительно другой, а не как обязанность стороны в целом. Данная норма не столько обязывает сторону доказать что-либо, сколько освобождает сторону от обязанности доказывать то, что входит в сферу требований и возражений другой стороны.

3) "Обязанность доказывания" призвана акцентировать внимание адресата гражданских процессуальных норм на обязанности доказать обстоятельства дела, если только он хочет достичь определенного результата процесса. Ее неисполнение не влечет за собой каких-либо дополнительных обременений субъекта, а стимулируется исключительно его личной заинтересованностью.

Таким образом, "обязанность доказывания" - обязанность относительная, существующая относительно субъективного права ее обладателя по заявлению требований или возражений, относительно другой стороны спора, относительно достижения цели процесса для заинтересованного лица, а значит, не обладающая признаками классической обязанности, обеспеченной полноценными мерами государственного принуждения.

Вместе с тем нельзя не заметить, что представление о доказывании как о праве лица несколько противоречит логике гражданского судопроизводства. Как отмечал М.А. Гурвич, "непризнание долга доказывания юридической обязанностью существенно ослабляет регулирующий судопроизводство порядок, выхолащивает процессуальную форму, в которой формирование исходного фактического и доказательственного материала составляет необходимое и в этом смысле категорическое условие правосудия".*(467) Складывается ситуация, при которой ни одно из возможных решений не удовлетворяет исследователя: обязанность доказывания (даже если не учитывать трудности в обнаружении санкции за ее неисполнение) выглядит слишком категорично, а доказывание как право лишает смысла всю процессуальную деятельность.

На наш взгляд, разрешение возникшей коллизии должно происходить следующим образом.

Действуя методом от противного, определим, какой смысл вкладывается в понятие "неисполнение обязанности доказывания".

Если говорить о доказывании как о юридической обязанности, то первоначально эта обязанность трансформируется в обязанность представлять доказательства в суд, затем - в обязанность принять участие в их исследовании и оценке. Следовательно, неисполнение обязанности доказывания заключается в том, что субъект не представляет суду доказательств в обоснование выдвинутых им требований или возражений, уклоняется от участия в исследовании доказательств либо приводит доказательства, не отвечающие требованиям относимости, допустимости или достоверности. То есть речь идет о ситуации, когда лицо, предъявившее иск, приводит в обоснование своих требований заведомо недоброкачественные доказательства либо проявляет полную пассивность в процессе, ограничиваясь в лучшем случае дачей объяснений по делу. Такое поведение, на наш взгляд, позволяет поставить вопрос о квалификации действий лица по ст. 99 ГПК со всеми предусмотренными данной нормой последствиями. Здесь недостаточно одних лишь мер защиты в виде наступления неблагоприятного для лица исхода гражданского процесса. К недобросовестному лицу должны быть применены меры гражданской процессуальной ответственности в виде дополнительных денежных взысканий.

Ранее подобные мнения уже высказывались в юридической литературе. Так, Л.А. Ванеева предложила считать ст. 92 ГПК РСФСР санкцией, применяемой за неисполнение обязанности, установленной ст. 50 ГПК РСФСР. Она пишет, что "вина стороны в невыполнении обязанности доказывания может выразиться в том, что она недобросовестно заявила неосновательный иск, т.е. знала, что не было обстоятельств, на которые она ссылается в обоснование своих требований или возражений, а потому и не могла представить доказательств, подтверждающих их".*(468) И.М. Резниченко предлагал решать вопрос об ответственности стороны за подобную доказательственную пассивность с учетом того, был ли стороной использован весь доказательственный потенциал по делу.*(469)

При оценке анализируемого злоупотребления правом должен быть установлен умысел лица. Фактическая невозможность исполнения обязанности доказывания (в том числе в силу неграмотности стороны, утраты ею доказательств по делу и т.п.) не является противоправной.

Таким образом, умышленное недоказывание оснований своих требований или возражений сторонами гражданского процесса является злоупотреблением процессуальным правом.

О злоупотреблении процессуальным правом доказывать свои требования или возражения можно говорить в случаях, когда лицо под видом осуществления доказательственной деятельности пытается скрыть действительные обстоятельства дела, ввести суд в заблуждение либо затянуть судебное разбирательство.

Распознавание злоупотреблений-действий, как и квалификация прочих злоупотреблений, затруднено, поскольку действия лица носят внешне законный характер и как будто свидетельствуют о его активности в доказывании своей правоты. Выше мы рассматривали подобного рода злоупотребления, состоящие в заявлении ходатайств об истребовании доказательств, проведении экспертизы, вызове свидетеля и совершаемые в целях отложения судебного заседания, затягивания производства по делу, сокрытия действительных обстоятельств дела, введения суда в заблуждение и пр. Мерой гражданской процессуальной защиты от недобросовестности лица может служить отказ в совершении действий по истребованию, получению доказательств, их приобщению к материалам дела, если данные действия содержат признаки злоупотребления правом, либо, наоборот, предложение совершить определенные процессуальные действия (представить иные доказательства в обоснование своих требований и пр.).

Злоупотребления правом, связанные с доказыванием, могут быть продолжением недобросовестно заявленного иска, когда одно злоупотребление истца влечет за собой последующее. Недобросовестный ответчик при споре против иска также может совершать злоупотребления, состоящие, например, в истребовании и представлении пустых доказательств.

Если понимать доказывание как субъективное право лица, участвующего в деле, нужно констатировать, что лицо имеет "право на бездействие", т.е. на доказательственную пассивность. Однако это не дает лицу право злоупотреблять своим бездействием, причиняя вред интересам правосудия, правам и законным интересам других лиц. Например, определением Автозаводского районного суда ОАО "АвтоВАЗ" отказано в удовлетворении ходатайства об обеспечении доказательств. Судебная коллегия по гражданским делам Самарского областного суда определение отменила, указав следующее. Х. предъявила требования о замене автомобиля к заводу-изготовителю в связи с некачественным изготовлением товара. До обращения в суд она направила претензию ОАО "АвтоВАЗ". Ответчик для рассмотрения претензии направил истице письмо, в котором предложил ей сдать автомобиль на ответственное хранение ОАО "Лада-Спецоборудование". Ответа от истицы не последовало, и она обратилась с исковыми требованиями в суд. Судебная коллегия в числе прочих доводов указала, что ответчиком в соответствии со ст. 64 ГПК заявлено ходатайство до рассмотрения дела по существу обязать истицу сдать автомобиль на ответственное хранение в ОАО "Лада-Спецоборудование", тем более что истица уклоняется от представления автомобиля для его осмотра и проведения экспертизы.*(470) Таким образом, бездействие истицы было расценено как уклонение от представления доказательства, являющегося одновременно предметом спора.

Эффективными мерами гражданской процессуальной защиты против недобросовестного бездействия лица являются: признание факта, для подтверждения которого назначается экспертиза, установленным или неустановленным в зависимости от того, какая сторона уклоняется от прохождения экспертизы (ч. 3 ст. 79 ГПК), а также обоснование судом своих выводов объяснениями другой стороны, если лицо удерживает находящиеся у него доказательства и не представляет их суду (ч. 1 ст. 68 ГПК).

Важным для оценки добросовестности поведения субъекта по доказыванию является также момент реализации им возможности по доказыванию. Непоследовательность закона при определении момента доказывания порождает практические трудности и открывает дорогу всевозможным злоупотреблениям. Одним из наиболее распространенных, "классических" злоупотреблений является неожиданный "вброс" доказательств, с которыми не ознакомлен оппонент недобросовестной стороны, в самом конце гражданского процесса либо их представление в суд вышестоящей инстанции при пересмотре дела. Если на уровне второй (кассационной) инстанции данная проблема была разрешена (ч. 1 ст. 358 ГПК), то в первой инстанции нарушение нормы о раскрытии доказательств на этапе подготовки дела к судебному разбирательству (ст. 149 ГПК) так и не было обеспечено необходимыми санкциями.

АПК РФ также предусмотрел (ч. 3 ст. 65) процедуру раскрытия доказательств, направленную на "запрет манипулирования информацией, обманных финтов, приема вбрасывания в игру "припрятанного козыря" под занавес судебной пьесы. В результате чего суду приходится либо возобновить рассмотрение дела по существу, либо решение оказывается затем отменено и дело обречено на движение по новому кругу".*(471)

Для исключения в дальнейшем неосновательного обжалования такого судебного акта (которое будет продолжением недобросовестного поведения ответчика) необходимо максимально упорядочить и формализовать процесс представления доказательств в суд первой инстанции. Примером могла бы послужить реформа Вульфа в Англии. Ее суть заключается в том, что "судом составляется и утверждается обязательный для сторон график разрешения дела. Стороны в соответствии с этим графиком обязаны в определенные сроки предоставлять все имеющиеся у них доказательства и приводить все имеющиеся аргументы, готовить отзывы и контротзывы на документы друг друга... Стороны уже на ранней стадии получают возможность в полном объеме оценить свои шансы и шансы другой стороны".*(472) На наш взгляд, нечто подобное с установлением санкции в виде рассмотрения дела по имеющимся материалам целесообразно закрепить и в российском гражданском процессе.

Иногда лицо допускает и иные правонарушения, связанные с доказыванием. Так, в практике арбитражных судов встречались случаи, когда "ответчик по спору - сторона, которая заведомо проиграет этот спор, - инициирует возбуждение уголовного дела, для того чтобы получить возможность изъять доказательство из материалов арбитражного дела с целью его дальнейшего уничтожения".*(473) ГПК устанавливает процессуальную ответственность за нарушение мер по обеспечению доказательств (ст. 64 ГПК). Некоторые процессуальные правонарушения могут обнаруживать признаки составов преступлений. Например, за фальсификацию доказательств по гражданскому делу лицом, участвующим в деле, или его представителем наступает уголовная ответственность по ст. 303 УК РФ.

§ 10. Злоупотребления правом, связанные с течением процессуальных сроков

Процессуальные сроки пронизывают практически все гражданское судопроизводство, ограничивая процессуальные действия (бездействие) определенным периодом времени. Процессуальные сроки призваны дисциплинировать участников гражданского судопроизводства, привить им чувство ответственности за все совершаемые процессуальные действия. Кроме этого, сроки делают защиту нарушенного или оспоренного субъективного права реальной, так как устанавливают для суда ограниченный промежуток времени для реагирования на правонарушение.

Процессуальные сроки обязывают лиц, участвующих в деле, совершить то или иное процессуальное действие в определенный период времени, причем действия, совершенные за пределами установленного срока, не имеют юридического значения и влекут за собой возврат поданных в суд жалоб и документов (ч. 2 ст. 109 ГПК). Процессуальное право лица на совершение конкретного процессуального действия погашается с истечением установленного законом или назначенного судом срока (ч. 1 ст. 109 ГПК).

Лица, участвующие в деле, имеют право на установление срока совершения процессуальных действий путем заявления ходатайств о назначении определенного процессуального срока и на увеличение срока путем подачи ходатайства о продлении или восстановлении процессуального срока, пропущенного по уважительной причине. ГПК не придает процессуальным срокам исключительного значения, не абсолютизирует их роль в правовом регулировании, справедливо полагая, что они не должны превращаться в средство наказания для добросовестного лица, пропустившего срок по уважительной причине.

Злоупотреблением процессуальным правом являются недобросовестные действия лица, направленные на затягивание судебного разбирательства и совершенные путем манипулирования сроками совершения отдельных процессуальных действий. Как правило это происходит при помощи неосновательно заявляемых ходатайств о назначении неоправданно длительного процессуального срока, о продлении процессуального срока или о его восстановлении. Если суд удовлетворит подобное ходатайство, не усмотрев в нем признаков злоупотребления процессуальным правом, то сроки судебного разбирательства существенно возрастут. В обоснование означенных ходатайств приводятся совершенно различные причины, зачастую мнимые (болезнь, командировка, незнание лица и пр.). Например, если лицо подает кассационную жалобу по истечении десятидневного срока, недобросовестно заявляя ходатайство о его восстановлении, это приносит ощутимый вред правам других участвующих в деле лиц, в чью пользу принято решение. Не исключено, что по такому делу уже началось исполнительное производство, и тогда участники процесса могут столкнуться с необходимостью осуществления поворота исполнения решения. При удовлетворении подобных ходатайств сроки совершения процессуальных действий сильно возрастают и период неопределенности правового положения других лиц, участвующих в деле, увеличивается.

Единственно действенной мерой против такого злоупотребления правом является отказ суда в восстановлении или продлении процессуального срока, а также в назначении неоправданно длительного процессуального срока.

Возможны и иные злоупотребления, связанные с недобросовестной трактовкой сроков совершения процессуальных действий. Например, по одному из дел основанием обращения в суд послужило якобы имевшее место несоблюдение срока вступления в законную силу судебного решения.*(474) 10 ноября 2003 г. областной суд отменил решение о регистрации кандидата в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания РФ. 15 ноября 2003 г. избирательная комиссия вновь зарегистрировала этого кандидата. Другой кандидат оказался недоволен принятым решением и оспорил в суде новую регистрацию кандидата, ссылаясь на то, что решение суда на момент повторной регистрации еще не вступило в законную силу, поскольку 15 ноября был субботний день. В соответствии же с ч. 2 ст. 108 ГПК РФ, "если последний день процессуального срока приходится на нерабочий день, днем окончания срока считается следующий за ним рабочий день". Думается, что при рассмотрении поданного заявления суд, помимо выяснения вопросов о том, является ли суббота рабочим днем, и не было ли решение суда добровольно исполнено избирательной комиссией, должен оценить действительную заинтересованность заявителя в данном деле и цель его обращения в суд. Если цель кандидата является недобросовестной и состоит, например, в устранении конкурента, то подобное поведение должно быть расценено как злоупотребление процессуальным правом.

§ 11. Злоупотребления правом, связанные с извещением участников гражданского процесса

Участники гражданского процесса имеют неотъемлемое право лично участвовать в судебном заседании. Только таким образом достигается полноценное выражение их интересов в процессе. Как известно, неизвещение лица, участвующего в деле, о времени и месте судебного заседания является основанием к отмене судебного решения (п. 2 ч. 2 ст. 364 ГПК). Для обеспечения участия субъектов в гражданском процессе закон достаточно детально закрепляет отношения, связанные с извещением заинтересованных лиц о предстоящем судебном процессе. Это позволяет рассматривать данные отношения в качестве правовых.

Злоупотребление правом извещаемых участников гражданского процесса, как и большинство процессуальных злоупотреблений, преследует цель затянуть, саботировать судебное заседание либо поставить под сомнение принятый судебный акт при его обжаловании.

Наиболее распространенным злоупотреблением правом в анализируемой сфере является недобросовестная ссылка лица на свое неведение в отношении состоявшегося судебного процесса, в котором это лицо умышленно не приняло участие. Такое утверждение может быть заявлено как в первой инстанции, так и при обжаловании судебного акта недобросовестным кассатором.

Судебная практика показывает, что недобросовестное лицо для достижения подобной цели может избрать несколько вариантов поведения.

1) Отказ или уклонение от принятия направляемых судебных документов. Уложение 1649 г. предусматривало ответственность ответчика за уклонение от вручения ему приставной памяти. В этом случае пристав, "взяв с собою товарищей", должен стеречь скрывающегося у его двора "день, и два, и три". В соответствии с нормами феодального права привести в приказ можно было любого крестьянина или холопа ответчика, который "с двора сойдет", с тем чтобы взять с них поручительство представить своего хозяина в суд. Доставленный после вторичной посылки пристава ответчик подлежал ответственности за ослушание, "что Государь укажет", и помимо наказания по суду выплачивал истцу все "проести" и волокиты по гривне на день с момента подписания приставной.*(475)

В соответствии со ст. 117 ГПК, если лицо отказывается получить повестку, оно считается надлежаще извещенным о времени и месте судебного заседания. Данная фикция представляет собою неблагоприятные последствия, наступающие для лица за злоупотребление процессуальным правом.

Уклонение от получения судебных документов выражается в том, что извещаемое лицо под всяческими предлогами избегает получения документов с целью считаться ненадлежаще уведомленным о судебном заседании. Уклонение от получения документов может происходить под внешне благовидными предлогами, тем не менее такое поведение аналогично отказу от принятия документов и его следует рассматривать как злоупотребление гражданским процессуальным правом. Например, лицо не открывает дверь в квартиру, просит сообщить совместно проживающих с ним лиц, что находится в отъезде, и т.д.

Содержащуюся в ГПК фикцию относительно надлежащего уведомления лица при его отказе принять судебную повестку или иное судебное извещение необходимо распространить также на случаи уклонения лица от принятия судебной повестки или иного судебного извещения. В законе следует записать, что отказ или уклонение лица от принятия повестки или иного извещения удостоверяется подписями двоих свидетелей, не заинтересованных в исходе дела.

2) Введение суда в заблуждение относительно своего места нахождения или места жительства и относительно иных данных (наименование юридического лица, фамилия, имя, отчество гражданина и т.п.), знание которых является необходимым условием надлежащего извещения лица. В соответствии с ч. 4 ст. 113 ГПК указание своего адреса возлагается на лицо, участвующее в деле. Сообщив неверный адрес, а в дальнейшем представив в суд второй инстанции справку о своем настоящем месте жительства или месте нахождения, недобросовестное лицо стремится добиться отмены судебного решения.

Сходное злоупотребление процессуальным правом заключается в том, что субъект, переменив свой адрес во время производства по делу, не ставит об этом в известность суд и иных участников процесса. Статья 118 ГПК прямо обязывает лицо сообщать о перемене своего адреса, что служит лишь частичной гарантией от описанного злоупотребления правом, поскольку закон не определяет форму такого извещения. Во избежание неосновательных ссылок на то, что субъект поставил в известность суд о перемене адреса во время производства по делу, закон должен закрепить обязательную письменную форму такого уведомления.

3) Недобросовестное лицо может ссылаться на неисполнение обязанности по вручению повестки кем-либо из совместно проживающих с ним взрослых членов семьи (ч. 2 ст. 116 ГПК). Поскольку закон не предусматривает для них какой-либо ответственности за неисполнение данной обязанности, такое утверждение является весьма распространенным в судебной практике. В связи с этим подобный способ оповещения лица вряд ли можно признать надлежащим уведомлением.

Нередко недобросовестный субъект ссылается на свое позднее извещение о возникшем процессе. В основу подобного рода заявлений ложится положение ч. 3 ст. 113 ГПК о том, что "лицам, участвующим в деле, судебные извещения и вызовы должны быть вручены с таким расчетом, чтобы указанные лица имели достаточный срок для подготовки к делу и своевременной явки в суд". Объективная невозможность и нецелесообразность установления четких сроков оповещения лиц о процессе позволяет недобросовестному лицу утверждать, что оно было поздно уведомлено о судебном заседании и это отняло у него возможность достойно подготовиться к делу или явиться в суд. Подобные утверждения каждый раз должны оцениваться судом с учетом конкретных обстоятельств дела. Так, очевидно, что извещение о дне слушания дела накануне судебного заседания - это позднее извещение; извещение жителя Москвы о судебном процессе во Владивостоке за две недели до суда - это также позднее извещение, не позволяющее лицу полноценно участвовать в деле и отстаивать свои интересы. А вот утверждение лица о невозможности ознакомиться с рассматриваемым районным судом по месту жительства субъекта делом, в котором кроме искового заявления, квитанции об оплате государственной пошлины, копии доверенности и нескольких документов более нет ничего, - это уже явное злоупотребление правом, нацеленное на затягивание судебного разбирательства.

Как злоупотребление субъективным гражданским процессуальным правом следует расценивать действия лица, направленные на умышленное неизвещение или препятствование извещению других участников процесса о предъявленном иске либо о судебном заседании. Лицо желает добиться рассмотрения дела в отсутствие противоположной стороны, лишив ее возможности заявить возражения по существу спора.

Поскольку на основании вышеприведенной ч. 4 ст. 113 ГПК сообщение адреса ответчика и других лиц, участвующих в деле, при подаче искового заявления является обязанностью истца, то последний нередко умышленно сообщает неверный адрес либо ссылается на свое неведение относительно адреса противоположной стороны. Почтовые отправления, которые возвращаются в суд, не найдя своего адресата, обычно содержат крайне скупую информацию о причинах невручения послания и не позволяют с достоверностью установить действительное местонахождение ответчика. Неявку ответчика в этом случае можно расценивать как нежелание участвовать в судебном заседании, и суд вправе рассмотреть дело в его отсутствие (ч. 4 ст. 167 ГПК) либо постановить заочное решение по делу (ч. 1 ст. 233 ГПК). В законе целесообразно закрепить право суда при наличии сомнений в достоверности данных о месте жительства ответчика требовать от истца представления доказательств проживания ответчика по определенному адресу.

Недобросовестное лицо может также намеренно поздно вручить другой стороне необходимые документы, искусственно уменьшив ее время на подготовку к делу. При этом игнорируется право лица, участвующего в деле, на получение документов с таким расчетом, чтобы указанные лица имели достаточный срок для подготовки к делу и своевременной явке в суд (ч. 3 ст. 113 ГПК).

Совершение злоупотреблений правом в сфере извещения участников процесса о судебном заседании облегчается тем, что зачастую суд на основании ч. 2 ст. 115 ГПК возлагает на истца или на другое лицо, участвующее в деле, обязанность вручить противоположной стороне повестки или иные процессуальные документы. Лицо либо вовсе не делает этого, либо вручает их с большим опозданием, либо передает документы иного содержания. В результате заинтересованное лицо оказывается неинформированным или неверно информированным о возникшем процессе. Во избежание подобных последствий суд ни при каких обстоятельствах не должен поручать участникам процесса информировать о нем других лиц, имеющих противоположные интересы.

§ 12. Злоупотребления правом в приказном производстве гражданского процесса

Заявление о выдаче судебного приказа представляет собой имущественное притязание к ответчику, предъявляемое и рассматриваемое в упрощенном порядке. Данное обстоятельство, связанное с отсутствием или ослаблением процессуальных гарантий, существующих в исковом производстве, облегчает совершение отдельных злоупотреблений правом. В приказном производстве процессуальный статус двух противоборствующих сторон сразу формируется как отношение управомоченного (взыскатель) и обязанного (должник) лиц. Вместе с тем все приказное производство "держится" на волеизъявлении должника, который может одними только возражениями относительно выдачи приказа (а не по существу спора!) прекратить все процессуальные действия по делу.

Злоупотребления правом, допускаемые в приказном производстве, отчасти схожи со злоупотреблениями при предъявлении иска. Так, требования взыскателя могут быть заведомо неосновательными, направленными на получение каких-либо выгод и преимуществ и т.д. Должник может умышленно, при всей очевидности требований взыскателя, заявить необоснованные возражения против выдачи судебного приказа, используя выигранное время для недобросовестного сокрытия имущества, на которое может быть обращено взыскание. Для предотвращения подобных проявлений в ГПК необходимо четко указать на возможность применения обеспечительных мер в приказном производстве. Между взыскателем и должником может существовать договоренность относительно подачи заявления о выдаче приказа, нацеленная на ущемление прав третьих лиц.

Рассмотрим специфические злоупотребления процессуальным правом, встречающиеся в приказном производстве.

В приказном производстве (в отличие от искового, где после извещения ответчика о поступившем исковом заявлении от последнего ожидается совершение активных действий) молчание должника фактически означает признание им требований взыскателя правомерными. В соответствии с п. 4 ч. 1 ст. 125 ГПК, если из заявления о выдаче судебного приказа и представленных документов усматривается наличие спора о праве, судья отказывает в принятии такого заявления. Впоследствии при наличии возражений от должника, поступивших в установленный срок, судья отменяет судебный приказ, предлагая истцу урегулировать спор в исковом порядке (ст. 129 ГПК). Прежний ГПК содержал более льготный процессуальный регламент для должника. Во-первых, он увеличивал срок ответа на заявленные требования (двадцать дней вместо десяти - ч. 1 ст. 125.7 ГПК РСФСР 1964 г.), а во-вторых, позволял должнику, не сумевшему по уважительной причине возразить против выдачи судебного приказа, заявить свои возражения в двадцатидневный срок (ч. 1 ст. 125.10 ГПК РСФСР 1964 г.). В настоящее время возникает вопрос: не является ли проигрыш дела чрезмерно суровым неблагоприятным последствием его молчания или несвоевременно направленного в суд ответа на извещение о вынесении судебного приказа? На наш взгляд, нет, поскольку предъявляемые взыскателем в суд документы, очевидно, свидетельствуют о том, что должник принял на себя обязательства и не исполнил их до настоящего времени (тем более, что документы, указанные в абз. 2 и 4 ст. 122 ГПК, совершены в нотариальной форме). При таких условиях должник обязан проявлять определенную степень заботливости и осмотрительности, какая требуется от него по характеру обязательства и условиям оборота, и принять все меры для надлежащего исполнения обязательства (ч. 2 п. 1 ст. 401 ГК РФ).

Нередко истец, заведомо зная, что его требование не подлежит удовлетворению, пытается при помощи упрощенной процедуры добиться получения исполнительного документа. В основе его действий лежит расчет на то, что должник не сумеет вовремя и должным образом среагировать на поданное взыскателем заявление, в результате чего последний сможет добиться удовлетворения своих необоснованных требований, избежав всех неудобств искового производства, которые высветили бы несостоятельность его позиции.

В качестве специфических мер гражданской процессуальной ответственности и защиты помимо отказа суда в выдаче приказа при установлении факта злоупотребления правом можно предложить распространение на приказное производство положений ст. 99 ГПК. В порядке законодательного предложения можно порекомендовать довзыскание судом пошлины в счет подаваемого впоследствии искового требования.

§ 13. Злоупотребления правом при обеспечении иска

Злоупотребления правом, встречающиеся при обеспечении иска, - один из наиболее распространенных видов недобросовестного поведения в гражданском процессе. Неосновательное заявление ходатайства об обеспечении иска часто встречается в практике как судов общей юрисдикции, так и арбитражных судов. С этим негативным явлением ведется решительная борьба. Так, практически в каждом годовом итоговом выступлении Председатель Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации В.Ф. Яковлев обращает внимание судей арбитражных судов на осторожность в применении обеспечительных мер: "Обеспечительные меры - это, с одной стороны, очень эффективный способ защиты прав и интересов сторон, но, с другой стороны, - это и возможность злоупотребления процессуальными правами с целью нанесения серьезного экономического ущерба своим контрагентам".*(476) Поскольку необоснованное применение обеспечительных мер зачастую влечет за собой существенный урон правам и законным интересам участников процесса, данная проблема часто обсуждается в прессе. В одном из выпусков телепередачи "Человек и закон" за 2003 г. обсуждалась ситуация, когда суд общей юрисдикции применил обеспечительные меры по корпоративному спору после 7 августа 2002 г., т.е. после вступления в силу положений § 1 гл. 4 АПК РФ, отнесшего споры между акционером и акционерным обществом к специальной подведомственности арбитражных судов (п. 4 ч. 1 ст. 33 АПК). На вопрос телерепортера об основаниях вынесения такого определения судья ответила, что ей не было известно о законодательном нововведении. В другом похожем случае судья по заявлению владельца 20 акций (0,003% всех акций общества) Нижегородского масложирового комбината, имеющего годовой оборот 85 млн. долларов, применила обеспечительные меры в виде передачи реестров акционеров совершенно другой компании. Через десять дней судья отменила собственное определение, однако реестр крупнейшего предприятия исчез бесследно.*(477) Подобная активность "дала повод ряду категоричных комментаторов выдвинуть версию о так называемой "черной юриспруденции", о том, что недобросовестные судьи эксплуатируют-де свое право выносить обеспечительные определения, заведомо отменяемые, но наносящие вред третьим лицам и парализующие их деятельность".*(478) Необходимо отметить, что недобросовестное заявление о принятии обеспечительных мер - это не изобретение современной теневой юстиции. В дореволюционной России недобросовестные истцы также прибегали к подобному способу, заставляя ответчика "как можно скорее и как можно более выгодно рассчитаться с истцом, чтобы только отделаться от стеснительной, может быть убыточной" и - новый, нетипичный для нашего правопорядка, мотив! - "позорящей его, наконец, меры обеспечения иска".*(479)

Привлекательность рассматриваемого способа злоупотреблений субъективным гражданским процессуальным правом заключается в правовой природе обеспечительных мер, которая определяется следующими факторами.

1) Вопрос об обеспечении иска решается в день поступления соответствующего заявления в суд (ст. 141 ГПК). Таким образом, недобросовестное лицо моментально добивается удовлетворения своих требований, независимо от конечного исхода процесса. Здесь истец одерживает первую победу над ответчиком; это позволяет ему разговаривать с ответчиком с позиции силы.

2) Вопрос об обеспечении иска решается в условиях неопределенности, когда судья не только ограничен во времени, но и испытывает недостаток информации о правомерности притязаний истца к ответчику. Кроме того, сведения, на основе которых применяются обеспечительные меры, являются односторонними, исходящими только от истца. Судья лишен возможности выслушать возражения ответчика. Например, истец представляет в суд документы, подтверждающие долговое обязательство, однако ответчик может располагать документами, подтверждающими его исполнение, о которых истец умышленно умолчал и не представил их суду. Таким образом, вероятность судебной ошибки здесь существенно возрастает, в связи с чем закон закрепляет специальные меры, позволяющие при обнаружении ошибки восстановить баланс интересов сторон (замена или отмена обеспечительных мер, встречное обеспечение и т.д.).

3) Применение мер по обеспечению иска может существенно отразиться на правах и интересах ответчика, т.е. у него могут возникнуть убытки, либо его имуществу будет причинен вред. В связи с этим в законе необходимо закрепить, что обеспечительные меры не должны причинять вред либо невосполнимый ущерб имуществу ответчика или других лиц.

4) С течением времени обеспечительные меры становятся все более и более обременительными для лица, поскольку оно как правило лишается возможности полноценно осуществлять хозяйственную или иную экономическую деятельность (например, исполнять свои обязательства перед другими лицами). Это может побудить ответчика пойти на определенные уступки в пользу истца единственно с целью добиться отмены мер по обеспечению иска.

Обеспечительные меры действуют вплоть до вступления решения суда в законную силу, за исключением случаев, когда судья придет к выводу о необходимости отменить их, если в них отпадает необходимость, либо при вынесении решения об отказе в иске (ч. 1, 3 ст. 144 ГПК). Если прибавить к сроку судебного разбирательства срок кассационного (апелляционного) производства, то получается, что недобросовестный истец может длительное время сохранять контроль над поведением и имуществом ответчика.

5) Меры по обеспечению иска имеют императивный характер, и за их нарушение может наступить ответственность, в том числе и уголовная (ст. 312 УК РФ).

6) Содержание многих обеспечительных мер и их пределы в законе четко не определены. Каких-либо ограничений в отношении отдельных обеспечительных мер ГПК не предусматривает.*(480) Как, например, можно трактовать такую обеспечительную меру, как запрещение ответчику совершать определенные действия (п. 2 ч. 1 ст. 140 ГПК)? Насколько далеко может простираться контроль суда над действиями ответчика? В одной из публикаций на тему незаконного применения обеспечительных мер в корпоративных спорах остроумно отмечалось: "Если вовремя не остановить этот процесс, то скоро при помощи судебных решений и института судебных приставов от МВД и ФСБ начнут требовать не заниматься оперативно-розыскной деятельностью, от МНС - не взимать налоги, от РАО "ЕЭС России" и "Газпрома" - не снабжать электроэнергией и газом произвольно определенные населенные пункты, от МПС - не перевозить грузы и пассажиров".*(481)

Недобросовестное заявление лицом, участвующим в деле, ходатайства об обеспечении иска является злоупотреблением процессуальным правом, влекущим за собой соответствующие меры гражданского процессуального принуждения. Наиболее типичны следующие ситуации.

1) Неосновательность заявляемого ходатайства об обеспечении иска является проекцией неосновательности предъявленных исковых требований, т.е. одно злоупотребление правом влечет за собой другое.

2) Злоупотребляющий правом субъект при помощи мер по обеспечению иска намеревается причинить убытки ответчику или вред его имуществу. Например, на основании иска жительницы Рязанской области Ирины Егоровой, владеющей всего пятью акциями компании "ЛУКОЙЛ", предъявленного к Президенту компании Вагиту Алекперову, были приостановлены экспортные операции компании, которая оценила убытки от действий Егоровой и рязанского судьи Черкасова, удовлетворившего ходатайство об обеспечении иска, в 1 млн. долларов.*(482) Недобросовестный истец осознает, что в результате применения обеспечительных мер имуществу или хозяйственной деятельности ответчика будет причинен вред (истечение срока реализации, падение цены товара, изменение конъюнктуры рынка и т.д.). Дальнейший отказ в иске как логическое завершение процесса фактически будет означать победу проигравшего истца либо стоящих за ним лиц. Умысел истца может быть направлен на причинение вреда другим лицам, чье имущество временно находится у ответчика (в аренде, в безвозмездном временном пользовании и т.д.).

3) Недобросовестное заявление об обеспечительных мерах может преследовать цель незаконного завладения имуществом ответчика, на которое в действительности истец претендовать не вправе (например, истец просит суд в порядке обеспечения иска передать имущество ему на хранение).

4) Сам по себе факт применения обеспечительных мер может серьезно навредить деловой репутации ответчика. Полученные его контрагентами сведения об аресте имущества будут восприняты ими как серьезные проблемы ответчика, сигнализирующие о нежелательности деловых контактов с таким лицом.

5) Нередко недобросовестность заявителя выражается в том, что он требует применить меры по обеспечению иска, явно несоразмерные последствиям нарушения. Здесь умысел истца может быть направлен не только на получение удовлетворения своих требований (возможно, вполне обоснованных), но и на получение "с лихвой". Например, взыскивая задолженность по договору в несколько тысяч рублей, истец просит произвести арест принадлежащей ответчику трехкомнатной квартиры и находящегося в ней имущества.

Лицо может добиваться обеспечения иска и в иных незаконных целях. Так, в дореволюционной литературе описывается просто парадоксальный случай, когда по просьбе ответчика истец просил обеспечения иска - "конечно, вымышленного - в форме отобрания подписки о невыезде... для того, чтобы предоставить лицу, не имеющему права жительства в данной местности, прожить в ней некоторое время для операций на ярмарке".*(483)

Как известно, ответчик вправе требовать от истца возмещения убытков, причиненных ему мерами по обеспечению иска (ст. 146 ГПК). Закон также должен установить, что не подлежит удовлетворению заявление об обеспечении иска, а примененные меры по обеспечению иска подлежат отмене в случаях, если суд установит, что заявление лица, участвующего в деле, направлено на причинение вреда имуществу или хозяйственной деятельности ответчика и других лиц, на неосновательное приобретение прав на имущество ответчика или других лиц, а также на дискредитацию ответчика или других лиц.

В гражданском процессе возможны и противоположные ситуации, когда злоупотребление правом допускается лицом, в отношении которого применены обеспечительные меры. Такие ситуации так или иначе связаны с уклонением ответчика от исполнения определения об обеспечении иска либо с недопущением самого обеспечения.

Иногда ответчик недобросовестно ссылается на отсутствие у него имущества, указанного в определении об обеспечении иска, либо на принадлежность этого имущества другим лицам; осуществляет действия, хотя прямо не запрещенные обеспечительным определением, но фактически игнорирующие его предписания. Например, при наложении ареста на жилое помещение, ответчик воздерживается от совершения с ним каких-либо сделок, но регистрирует туда других лиц. Это в дальнейшем, даже при признании за истцом права на жилое помещение, создаст для него трудноразрешимые проблемы в виде непрошеных жильцов, заявляющих о своих правах на жилье. Ответчик может всячески оспаривать определение об обеспечении иска, намереваясь после его отмены немедленно реализовать имущество третьим лицам.

Закон устанавливает, что нарушение мер по обеспечению иска в виде запрещения ответчику и другим лицам совершать определенные действия (п. 2-3 ч. 1 ст. 140 ГПК) влечет за собой наложение штрафа на виновных лиц в размере 10 МРОТ (ч. 2 ст. 140 ГПК). Кроме того, истец вправе в судебном порядке требовать от этих лиц возмещения убытков, причиненных неисполнением определения суда об обеспечении иска. Как известно, распоряжение имуществом, находящимся под арестом, образует состав преступления, предусмотренный ч. 1 ст. 312 УК РФ. Но, на наш взгляд, предусмотренные законом меры ответственности за нарушение определения суда об обеспечении иска недостаточны для осуществления эффективного правового регулирования. В частности, нуждается в пересмотре в сторону увеличения размер судебного штрафа, налагаемого на лицо. Штраф размером в 100 МРОТ, предусмотренный ч. 3 ст. 134 ГПК РСФСР, был более оправдан, чем нынешний размер штрафа.

§ 14. Злоупотребления правом при разбирательстве дела в суде первой инстанции

Надлежащим образом проведенная подготовка дела к судебному разбирательству - залог его своевременного и правильного рассмотрения и разрешения в судебном заседании. Не случайно закон обращает особое внимание на предотвращение злоупотребления правом именно на этой стадии. В соответствии с ч. 3 ст. 150 ГПК "в случае систематического противодействия стороны своевременной подготовке дела к судебному разбирательству судья может взыскать в пользу другой стороны компенсацию за фактическую потерю времени по правилам, предусмотренным статьей 99 настоящего Кодекса". Таким образом, законодатель счел необходимым указать на возможность применения общей нормы ст. 99 ГПК к правоотношениям, складывающимся в ходе подготовки дела к судебному разбирательству.

Злоупотребления процессуальным правом на стадии подготовки дела к судебному разбирательству как правило нацелены на срыв судебного заседания, его отложение на максимально длительный срок, воспрепятствование установлению обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела, и представлению необходимых доказательств.

В определении о подготовке дела к судебному разбирательству суд указывает участникам процесса действия, которые им следует совершить для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения и разрешения спора, а также сроки совершения этих действий (ч. 1 ст. 147 ГПК). Закон четко обрисовывает задачи подготовки дела к судебному разбирательству (ст. 148 ГПК), указывает примерные действия, которые должны быть совершены сторонами (ст. 149 ГПК) и судом (ст. 150 ГПК). Нормативно закрепленный ход и содержание стадии подготовки дела к судебному разбирательству минимизирует возможность злоупотреблений сторон своими субъективными правами, заставляя их действовать в соответствии с обозначенной ГПК моделью.

Ситуации злоупотреблений правом лицами, участвующими в деле, похожи на злоупотребления, рассмотренные нами выше. Так, истец или ответчик нередко заявляют необоснованные ходатайства об истребовании доказательств, которые заведомо для них не существуют либо содержание которых не имеет к делу никакого отношения, а также не представляют доказательства, имеющие значение для правильного разрешения спора. Как злоупотребление правом необходимо рассматривать уклонение стороны от участия в экспертизе на этапе подготовки гражданского дела к судебному разбирательству. В этом случае подлежит применению норма п. 3 ст. 79 ГПК (признание факта, для определения которого назначена экспертиза, установленным или опровергнутым).

Иногда на стадии подготовки дела к судебному разбирательству ответчик, намереваясь затянуть процесс, утверждает, что истец не вручил ему копии документов, обосновывающих исковые требования, а истец говорит, что ответчик уклоняется от передачи ему возражений либо копий документов, обосновывающих такие возражения. Суд, проверив обоснованность подобных утверждений сторон, либо обязывает стороны совершить данные процессуальные действия, либо отказывает в их совершении.

Злоупотреблением правом является неявка стороны без уважительных причин на беседу к судье и умышленное непредставление имеющихся у лица доказательств, необходимых для правильного рассмотрения и разрешения дела. В соответствии с ч. 2 ст. 150 ГПК "судья разъясняет, что непредставление ответчиком доказательств и возражений в установленный судьей срок не препятствует рассмотрению дела по имеющимся в деле доказательствам". Таковы неблагоприятные последствия недобросовестного бездействия ответчика.

Сообщение не соответствующих действительности сведений при опросе сторон на стадии подготовки дела к судебному разбирательству с учетом конкретных обстоятельств дела также следует квалифицировать как злоупотребление стороной своими процессуальными правами.

Стадия судебного разбирательства является ключевой для рассмотрения гражданского дела, поскольку на ней лица, участвующие в деле, обладают всей полнотой процессуальных прав.

Основные злоупотребления правом, встречающиеся на данной стадии, были рассмотрены нами выше. Нередко в судебном заседании участвующие в деле лица ходатайствуют об отложении судебного заседания в связи с тем, что они якобы не успели ознакомиться с материалами гражданского дела, что им необходимо обратиться за юридической помощью к адвокату (как вариант - к переводчику в связи с незнанием языка), просят суд об истребовании доказательств, заведомо для них не имеющих отношения к рассматриваемому делу, о вызове "бесполезных" свидетелей, заявляют неосновательные отводы составу суда, дают не соответствующие действительности объяснения, просят отложить дело в связи с необходимостью подготовиться к судебным прениям, хотя на самом деле располагали такой возможностью ранее, и пр. Проанализируем иные злоупотребления процессуальным правом, встречающиеся в судебном разбирательстве.

Для обеспечения беспрепятственной реализации права личного участия в судебном заседании суд обязан надлежащим образом известить лицо о времени и месте слушания дела. Вместе с тем ч. 1 ст. 167 ГПК возлагает на лицо обязанность известить суд о причинах своей неявки. Данная обязанность является относительной: последствия ее неисполнения, подобно последствиям неисполнения обязанности доказывать свои требования или возражения, отражаются на личных интересах обязанного субъекта и состоят в недостижении им желаемой цели.

"Болезнь" российской судебной системы, препятствующая оперативности гражданского судопроизводства, суду "правому и скорому", - это неявка в судебное заседание лиц, участвующих в деле. Вероятно, это одно из следствий отечественной ментальности, отличающейся в целом настороженным (если не сказать нигилистическим) отношением к праву, когда явка в суд воспринимается как нечто необязательное. Низкое правосознание многих участников судебного разбирательства и отсутствие культуры судебного процесса отрицательно воздействует на эффективность и качество правосудия по гражданским делам. Отчасти такому подходу потворствуют сами судебные органы, фактически идущие на поводу у таких "уклонистов" и не рискующие рассматривать гражданские дела в отсутствие сторон или других лиц, участвующих в деле. В итоге сроки судебного разбирательства многократно превышают сроки, установленные законом, что порождает у участников процесса (как правило у потерпевшей стороны - истца) чувство безысходности, неверие в закон и справедливость. Судебная власть демонстрирует свое бессилие перед хроническим игнорированием вызовов в суд лицами, участвующими в деле.

С древних времен известно: "Fatetur facinus qui judicium fugit" ("Тот, кто скрывается от правосудия, признает свою вину").*(484) Судебники 1497 г. (ст. 27) и 1550 г. (ст. 41) при неявке ответчика признавали его виновным без разбора дела и выдавали истцу на восьмой день после назначенного срока так называемую "безсудную грамоту". По Соборному Уложению такая грамота выдавалась истцу после неявки ответчика в третий раз (ст. 114-115).*(485) В настоящее время от судей и других участников гражданского процесса можно услышать расхожее мнение о несовершенстве закона, будто бы он не позволяет принять какие-либо меры в случае неявки лиц. Так ли это на самом деле? Полагаем, что нет, поскольку в соответствии с ч. 3 ст. 167 ГПК "суд вправе рассмотреть дело в случае неявки кого-либо из лиц, участвующих в деле и извещенных о времени и месте судебного заседания, если ими не представлены сведения о причинах неявки или суд признает причины их неявки неуважительными". На основании ч. 4 этой же статьи "суд вправе рассмотреть дело в отсутствие ответчика, извещенного о времени и месте судебного заседания, если он не сообщил суду об уважительных причинах неявки и не просил рассмотреть дело в его отсутствие". ГПК предусматривает также институт заочного производства (гл. 22 Кодекса), рассчитанный на случаи неявки ответчика в суд.

Таким образом, закон дает суду полное право приступить к рассмотрению дела, не дожидаясь, когда одна из сторон пожелает явиться в судебное заседание. Тогда почему же происходит повсеместное нарушение сроков судебного разбирательства по вышеупомянутой причине? Не следует ли отсюда, что проблема заключается только в суде, в неприменении им закона, позволяющего рассматривать дела без заинтересованных лиц? Полагаем, что корни проблемы находятся глубже.

При более вдумчивом ознакомлении с текстом закона можно заметить, что право суда разрешить спор без его участников поставлено в зависимость от множества условий, выполнить которые удается далеко не всегда.

1) Чтобы приступить к рассмотрению дела, суд должен иметь на руках сведения о надлежащем извещении лиц, участвующих в деле. Неудовлетворительная работа почтовых служб, а также отсутствие специальной курьерской судебной службы во многих случаях лишает суд возможности утверждать, что лицо извещено надлежащим образом.

2) При отложении дела суд обязан оценить уважительность причин неявки лица. На практике уважительными причинами признается очень широкий перечень фактических обстоятельств, среди которых, помимо действительно заслуживающих внимания (болезнь, нахождение в лечебном учреждении, обстоятельства непреодолимой силы), встречаются и такие, за которыми можно усмотреть противодействие лица рассмотрению дела и подчеркнутое неуважение к судебной власти. Например, с учетом того, что вызовы в суд являются обязательными для всех без исключения органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, других физических и юридических лиц и подлежат неукоснительному исполнению на всей территории Российской Федерации (ст. 6 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации" от 23 октября 1996 г.),*(486) можно признать, что такие причины, как рабочая занятость, отдых, отпуск и т.п., не могут быть признаны уважительными, поскольку лицо имеет объективную возможность явиться в судебное заседание. В итоге обязанность суда каждый раз откладывать дело при неявке лица по уважительным причинам вступает в коллизию с общим двухмесячным сроком судебного разбирательства.

3) В соответствии с ч. 1 ст. 169 ГПК отложение разбирательства дела допускается, если суд признает невозможным рассмотрение дела в этом судебном заседании вследствие неявки кого-либо из участников процесса. Это правило позволяет суду подстраховаться и перенести рассмотрение дела на более поздний срок, сославшись на то, что оно не может быть рассмотрено в отсутствие лиц, не явившихся в судебное заседание.

Из этих посылок и проистекают всевозможные злоупотребления правом личного участия в судебном процессе. Злоупотреблением правом является не сама по себе неявка лица в процесс, а неявка с целью добиться отложения дела для затягивания судебного разбирательства либо неявка как повод для последующего обжалования решения по мотиву рассмотрения дела в отсутствие заинтересованных лиц.

Лицо, злоупотребляющее правом, осознает, что при отсутствии данных о его извещении судебное слушание не состоится. Недобросовестные субъекты зачастую ссылаются на невозможность явки в процесс по уважительным причинам, которые на самом деле оказываются мнимыми или несуществующими. Конкретные формы и способы документального подтверждения подобных причин (при помощи поддельных справок, больничных листов и т.п.) весьма многообразны. Так, И.В. Решетникова приводит пример, когда арбитражный суд был вынужден шесть раз откладывать слушание дела в связи с неявкой ответчика. В итоге ответчик представил больничный лист, который, как выяснилось позже, оказался поддельным.*(487) Пути получения подобных документов остаются за рамками настоящего исследования. Главное, что возможность саботировать процесс подобным образом облегчается отсутствием обязанности суда проверять достоверность предоставляемых лицом сведений. Так, по одному, в общем-то, бесспорному делу о взыскании долга по расписке по истечении года судебных заседаний (в которые ответчица не являлась будто бы по причине своей болезни) доведенные до отчаяния и разуверившиеся в возможности вернуть свои деньги истцы сами пошли в поликлинику. Они выяснили, что справки о болезни являются "липовыми", однако это не ускорило рассмотрение дела, поскольку осталось без внимания суда.

Для противодействия рассмотренному поведению необходимо наделить суд правом проверять достоверность документов, представленных лицами, участвующими в деле, в обосновании причин своей неявки в судебное заседание. Если такая проверка затруднена, суд должен поручать проведение таких мероприятий органам внутренних дел. Если установлена недостоверность представленных суду сведений, суд вправе применять к лицу санкции, установленные ст. 99 ГПК, а также независимо от исхода процесса обратить на недобросовестное лицо все судебные расходы по делу. Следует определить в законе критерии, которыми бы определялась уважительность причин неявки лиц в судебное заседание. Из числа уважительных причин неявки в судебное заседание следует исключить такие предлоги, как рабочая занятость или отдых, нахождение в отпуске, забывчивость, ошибка в дате или во времени и некоторые другие. Очевидно, что в перечисленных случаях лицо при проявлении должной осмотрительности и внимательности имело объективную возможность явиться в судебное заседание. В ГПК требуется закрепить обязанность лица, участвующего в деле, заблаговременно уведомлять суд о невозможности своей явки в судебное заседание с приведением уважительных причин такой неявки. Если лицо не выполняет эти требования, то оно не вправе ссылаться впоследствии на незаконность судебного постановления, принятого в его отсутствие, за исключением случаев, когда невозможность сообщения суду об указанных причинах была вызвана чрезвычайными обстоятельствами, наступление которых нельзя было предвидеть.

В законе также должно быть прописано, что суд обязан рассмотреть гражданское дело в одном судебном заседании. Отложение судебного разбирательства на более поздний срок допускается в исключительных случаях, предусмотренных законом.

Вместе с тем неявка лица в суд по уважительным причинам либо его отсутствие в судебном заседании не должны превращаться в средство для умаления процессуальных прав лица. Так, апелляционная инстанция Арбитражного суда города Москвы по одному из дел указала, что единственный эпизод по факту неявки (опоздания) представителя истца в судебное заседание после длительных судебных слушаний с его участием не может являться основанием для оставления иска без рассмотрения. Применение указанной нормы не должно быть формальным.*(488)

Типичным приемом недобросовестного поведения в гражданском процессе является ситуация, когда лицо ссылается на то, что его процессуальные права не были ему разъяснены. Это, якобы, лишило его возможности полноценно участвовать в процессе и отстаивать свои права. Такой довод часто встречается в апелляционных и кассационных жалобах на судебные постановления. Полагаем, что эффективной мерой противодействия такому поведению было бы разъяснение процессуальных прав и обязанностей участников процесса под их личную роспись (подобно тому, как разъясняются истцу последствия отказа от исковых требований или ответчику последствия признания иска).

Нередко право на заключение мирового соглашения может использоваться участниками процесса в противоречии с его назначением, т.е. недобросовестно. В судебном разбирательстве иногда делаются заявления, адресованные суду и противоположной стороне спора, о желании заключить мировое соглашение без действительного на то намерения, единственно с целью затянуть производство по делу. Правовые и психологические причины, побуждающие суд удовлетворять такие ходатайства, откладывая разбирательство дела на более поздний срок, понятны. Но когда одна из сторон высказывает открытое несогласие примириться со своим оппонентом, отрицает саму возможность каких-либо договоренностей, такое поведение суда совершенно неоправданно. Ко дню нового судебного заседания как правило выясняется, что лицо не только не заключило мировое соглашение с другой стороной, но и не делало к этому никаких попыток.

В качестве злоупотребления правом следует рассматривать агрессивное поведение одной из сторон в гражданском процессе. Такое поведение представляет собой недобросовестное использование права на активность, которое превращается в средство давления на других участников дела и на суд. Лицо ведет себя некорректно по отношению к другим участникам процесса: необоснованно подвергает сомнению их высказывания, допускает в их адрес различные, не всегда безобидные, замечания, с обсуждения обстоятельств дела пытается перейти на характеристику личности своего оппонента, всем своим поведением показывает недоверие либо к составу суда, либо к другим лицам, пытается давить на свидетелей, многократно возвращая их к уже озвученной информации либо выискивая абсолютно незначащие противоречия в их показаниях, стремясь подорвать основные факты, и т.д. Говоря о перекрестном допросе свидетелей в английском суде, К. Маркс писал: "Адвокат бесстыдными опутывающими вопросами старается сбить свидетеля с толку и извратить его слова".*(489)

Рассматриваемые злоупотребления распространены на этапе судебных прений, когда лицам дано право произносить длительные монологи. Речи лиц, произносимые в судебных прениях, должны касаться исследованных по делу доказательств, установленных обстоятельств и правовых норм, подлежащих применению. Все, не имеющее отношения к делу - некорректные высказывания, обвинения, замечания в адрес участников процесса, неуместные сравнения, использование неофициальной и неюридической лексики - должно остаться за пределами судебных прений. Еще Соборное Уложение (ст. 105 гл. 10) предписывало "истцу и ответчику искать и отвечать вежливо и смирно и нешумно и перед судьями никаких невежливых слов не говорить и меж себя не браниться".*(490)

К сожалению, подобные злоупотребления процессуальными правами встречаются и в современном гражданском судопроизводстве. Так, в одной из местных газет описывается обстановка, в которой протекало судебное заседание по разрешению одного избирательного спора. По словам корреспондента, "представители городской Думы изо всех сил пытались затянуть процесс. В течение недели в суд беспрерывным потоком шли ходатайства от представителей городского парламента и неких граждан об отводе судьи, об объединении исков Д. и А. с рядом других исков, касающихся спора вокруг горизбиркома, о включении в процесс третьих лиц, которые неожиданно выяснили, что ущемляются их права. Всего было свыше 20 ходатайств. Все они были отклонены. Здание суда "минировали" по телефону, а адвокаты ответчика периодически исчезали из зала... Присутствовавшие в зале отмечали, что на заседании находилось сразу несколько судебных приставов, что обычно бывает при рассмотрении уголовных дел".*(491)

В подобных случаях суд должен использовать меры, предусмотренные для нарушителей порядка в зале судебного заседания (ст. 159 ГПК). Если в вышеназванных действиях лица усматриваются признаки уголовного правонарушения, жесткость и интенсивность применения мер противодействия и ответственности за такое поведение должна быть иной.

Иногда со стороны лиц допускаются ни на чем не основанные заявления о подложности доказательств по делу (ст. 186 ГПК). В случае назначения экспертизы либо истребования иных доказательств недобросовестный субъект достигает своей цели, так как производство по делу неизбежно затягивается. Интересно отметить, что ст. 562 УГС*(492) для тяжущегося, затеявшего спор о подлоге и не представившего в установленный срок доказательств такого подлога, а также в ситуации, если суд признает спор не "заслуживающим уважения", предусматривала штраф от 10 до 300 руб. Штраф мог быть увеличен до десятой части суммы иска, когда последняя превышала три тысячи рублей и суд признавал спор о подлоге недобросовестным.

Иногда лица без достаточных на то оснований настаивают на производстве повторной или дополнительной экспертизы. При этом они одновременно преследуют две цели: тактическую (затянуть производство по делу) и стратегическую (ссылаться в дальнейшем при обжаловании судебного акта на его необоснованность вследствие неполного исследования обстоятельств дела).

Нередко лица ссылаются на новые доказательства на этапе судебных прений, что влечет за собой возвращение процесса на стадию рассмотрения по существу (ст. 191 ГПК). Хотя ч. 1 ст. 191 ГПК запрещает лицам ссылаться на обстоятельства, которые судом не выяснялись, а также на доказательства, которые не исследовались в судебном заседании, ч. 2 этой же статьи говорит о том, что "если суд признает необходимым" дополнительное исследование, "он выносит определение о возобновлении рассмотрения дела по существу". В этой части закон необходимо дополнить следующим положением: Если в судебных прениях лицо ссылается на новые доказательства или новые обстоятельства, которые не исследовались или не обсуждались в судебном заседании, с целью затянуть производство по делу или сорвать судебное заседание, суд разъясняет лицу недопустимость таких ссылок и судебное разбирательство продолжается в общем порядке.

Участники процесса также нередко злоупотребляют своим правом принесения замечаний на протокол судебного заседания (ст. 231 ГПК). Нередко это вызвано добросовестным ошибочным восприятием информации, излагаемой участниками процесса. В ряде случаев лица, участвующие в деле, просят суд удостоверить правильность замечаний, которые касаются обстоятельств, не имеющих какого-либо значения для правильного рассмотрения дела. Как отмечалось в литературе, "нет надобности загромождать замечания на протокол требованиями дополнений, которые не имеют значения для решения правового вопроса и не могут получить такого значения при изменении противником его позиции".*(493) Недобросовестное заявление замечаний на протокол с изложением недостоверной информации преследует цель добиться включения в протокол судебного заседания выгодных лицу обстоятельств либо выгодного их изложения, а также, в случае отказа в удостоверении правильности замечаний на протокол, создать искусственное основание для последующей отмены решения суда в апелляционном или кассационном порядке. При наличии признаков злоупотребления правом в действиях такого лица суд должен решительно отказать в удостоверении правильности замечаний на протокол судебного заседания, вынеся об этом мотивированное определение.

Злоупотребления процессуальным правом встречаются также после окончания судебного разбирательства в виде неосновательных заявлений лиц, участвующих в деле, о разъяснении решения, якобы по мотиву его неясности, о принятии дополнительного решения, хотя все требования были разрешены судом. Если суд устанавливает недобросовестность лица в совершении подобных действий, он отказывает ему в удовлетворении вышеперечисленных ходатайств.

Иногда злоупотребления правом допускаются сторонами гражданского процесса при заявлении ходатайств о приостановлении производства по делу.

Целью института приостановления производства по делу является предотвращение вынесения неправильного решения вследствие наличия обстоятельств, которые создают неопределенность в отношении фактов, устанавливаемых по гражданскому делу. Причем объективная неопределенность таких фактов не может быть устранена путем совершения одномоментных процессуальных действий. Для недобросовестных участников гражданского процесса, заинтересованных в его затягивании и максимальной отсрочке принятия решения по делу, институт приостановления производства по делу является весьма привлекательным, поскольку он позволяет фактически заморозить производство по делу с неопределенным сроком его возобновления. Злоупотребления рассматриваемой группы заключаются в искусственном создании видимости обстоятельств, с которыми закон связывает приостановление производства по делу (ст. 215, 216 ГПК).

Так, сторона-организация, заинтересованная в затягивании процесса, может ссылаться на необходимость приостановления производства по делу в связи с реорганизацией юридического лица (абз. 2 ст. 215 ГПК). Здесь процессуальное злоупотребление может выступать как проекция злоупотребления гражданским правом, поскольку зачастую реорганизация осуществляется с намерением списать долги организации на какую-либо фиктивную компанию, не обладающую реальными возможностями по удовлетворению претензий кредиторов. После возобновления процесса может оказаться, что ответчика уже не существует и производство по делу подлежит прекращению (абз. 7 ст. 220 ГПК).

Нередко в судебной практике встречаются случаи, когда участники процесса заявляют ходатайства о приостановлении производства по делу в связи с невозможностью его рассмотрения до разрешения другого дела, рассматриваемого в гражданском, административном или уголовном производстве (абз. 5 ст. 215 ГПК). Зачастую суд удовлетворяет подобные ходатайства, даже если взаимосвязь дел носит несколько натянутый характер. При этом он руководствуется тем соображением, что лучше подстраховаться и перенести рассмотрение дела на более поздний срок, чем рассмотреть его немедленно, но при этом поставить принятое решение под угрозу отмены по мотиву его необоснованности. Лицо, злоупотребляющее правом, заведомо знает о нейтральном характере другого дела по отношению к рассматриваемому. Взаимосвязь двух дел носит искусственный характер.

Одним из факультативных оснований приостановления производства по делу является назначение судом экспертизы (абз. 4 ст. 216 ГПК). Выше мы уже анализировали злоупотребления правом, когда недобросовестными лицами заявляются неосновательные ходатайства о производстве экспертизы, направленные на затягивание процесса. При этом преимущества, которые приобретет лицо в связи с отсрочкой вынесения решения по делу, превосходят издержки, связанные с производством экспертизы. Универсальной мерой процессуальной защиты здесь служит отказ лицу в удовлетворении заявленного ходатайства.

§ 15. Злоупотребления правом при окончании гражданского процесса без вынесения решения

Под окончанием гражданского процесса без вынесения решения понимаются институты прекращения производства по делу и оставления заявления без рассмотрения. Они применяются при наступлении обстоятельств, исчерпывающий перечень которых закреплен в законе (ст. 220, 222 ГПК). Отдельные обстоятельства могут наступать в силу сознательного волеизъявления сторон процесса (отказ от иска, заключение мирового соглашения и т.д.), а другие связываются с объективными причинами (дело не подлежит рассмотрению в порядке гражданского судопроизводства).

Окончание гражданского процесса без вынесения решения и недопущение такого окончания могут быть выгодны недобросовестному лицу по различным соображениям. Например, ответчик не желает рассмотрения дела по существу в связи с тем, что принятый судебный акт может породить негативные для него имущественные последствия; истец может утратить интерес к процессу в связи с осознанием бесперспективности своей позиции и т.д. Как и при приостановлении производства по делу, лицо стремится искусственно создать видимость наличия оснований для окончания процесса без вынесения решения либо создать видимость отсутствия таких оснований.

В судебной практике недобросовестная сторона иногда требует прекращения производства по делу в связи с завершением ее ликвидации как юридического лица. Здесь, как и при реорганизации предприятия, используемой как предлог для приостановления производства по делу, злоупотребление процессуальным правом является проекцией злоупотребления материальным гражданским правом. Если ликвидация в гражданско-правовых отношениях преследует цель избежать расчетов с кредиторами организации, то в процессуальном смысле она оформляет утрату стороной процессуальной правоспособности, а значит, утрату обязанности отвечать по иску.

В соответствии с абз. 8 ст. 222 ГПК при неявке истца, не просившего о разбирательстве дела в его отсутствие, по вторичному вызову поданное заявление остается без рассмотрения. Такая формулировка давала бы возможность недобросовестному истцу, заявившему заведомо неосновательные требования, закончить процесс без всяких для себя последствий, дважды не явившись в судебное заседание, когда бы не вторая часть приводимого абзаца статьи: если "ответчик не требует рассмотрения дела по существу". Это дает возможность ответчику настоять на рассмотрении дела, добившись при положительном для себя исходе процесса возмещения всех понесенных судебных расходов.

Иногда лица недобросовестно препятствуют окончанию процесса. Задача суда в такой ситуации состоит в обнаружении подобных действий и вынесении законного определения.

Несоблюдение истцом установленного федеральным законом для данной категории дел или предусмотренного договором сторон досудебного порядка урегулирования спора является основанием для оставления заявления без рассмотрения (абз. 2 ст. 222 ГПК). Предъявление иска без принятия обязательных предварительных мер урегулирования спора с ответчиком является в целом негативным для правосудия явлением, поскольку процессуальные средства используются без явной на то необходимости. Этим нарушается принцип процессуальной экономии. Статья 111 АПК РФ прямо называет такое поведение злоупотреблением процессуальным правом, считая предосудительным не только нарушение претензионного порядка истцом, но и нарушение своих обязанностей ответчиком, выразившееся в отсутствии ответа на претензию либо в ответе с опозданием.

Заведомое предъявление иска в обход досудебного претензионного порядка урегулирования спора с ответчиком является злоупотреблением процессуальным правом. Истец не только напрасно расходует процессуальные ресурсы, но и увеличивает расходы ответчика, который на самом деле может не возражать против удовлетворения обоснованных претензий. В ГПК целесообразно предусмотреть правило, предусмотренное в ст. 111 АПК РФ: возлагать на лиц, нарушивших досудебный претензионный порядок урегулирования спора, все судебные расходы по делу.

Другой формой недобросовестного поведения, при котором истец не может претендовать на продолжение процесса (как и на его возбуждение), является предъявление и поддержание иска, спор по которому уже рассматривается судом. Заведомость таких действий очевидна: истец однозначно должен быть осведомлен о параллельном рассмотрении тождественного иска. Целью истца является попытка добиться успеха сразу по нескольким направлениям либо подстраховаться на случай проигрыша дела в одном из процессов. Конституционное право на судебную защиту, конкретизированное в нормах ГПК, подразумевает, что каждое лицо лишь однажды может реализовать данное право по каждому конкретному делу. Рассматриваемым злоупотреблением создается конкуренция различных судебных юрисдикций, что однозначно должно быть оценено как негативное явление. Полагаем, что в рассматриваемых случаях, помимо прекращения производства по делу, суд должен применить к лицу меры ответственности, предусмотренные ст. 99 ГПК.

§ 16. Злоупотребления правом при пересмотре судебных постановлений в апелляционном, кассационном, надзорном порядке и по вновь открывшимся обстоятельствам

Пересмотр судебных постановлений в порядке апелляционного, кассационного, надзорного производства, а также по вновь открывшимся обстоятельствам является важнейшей гарантией законности и обоснованности судебных актов, служит средством предотвращения судейского субъективизма и предвзятости. Право на обжалование судебных постановлений выступает составной частью права на судебную защиту.

Субъективное право обжаловать судебный акт направлено на защиту нарушенных или оспоренных прав, свобод и охраняемых законом интересов участников гражданского процесса. Если для истца первоначально такое нарушение было вызвано действиями (бездействием) ответчика, то теперь его права нарушает также принятый судебный акт, которым подкреплена правильность действий (бездействия) его оппонента. Для ответчика с принятием неблагоприятного судебного акта возникли определенные юридические обязанности или он оказался привлечен к юридической ответственности.

Главным лейтмотивом злоупотреблений процессуальным правом является попытка недобросовестным способом добиться отмены либо оставления в силе судебного акта. Мотивом злоупотреблений может быть также сутяжничество лица, первоначально жалующегося на ответчика, а впоследствии на судью, не удовлетворившего его требования. Путем обжалования судебного акта лицо может добиваться отсрочки его исполнения.

Наиболее общим и распространенным злоупотреблением процессуальным правом является недобросовестная подача заведомо неосновательной апелляционной, кассационной или надзорной жалобы. Еще Е.В. Васьковский писал об "обжаловании решений суда в полном сознании их правильности и возбуждении бесцельных ходатайств только для проволочки процесса".*(494) И.М. Зайцев характеризовал такие жалобы как "подаваемые "на авось" либо обосновываемые юридически несущественными обстоятельствами и документами, не имеющими отношения к делу".*(495) Б.С. Антимонов и С.Л. Герзон приводят любопытный факт: "В воспоминаниях адвокатов старшего поколения сохранился образ "специалиста-кассатора" - особого типа адвоката, порожденного институтом формальной кассации процесса в царской России и крайне противоречивой и казуистической практикой дореволюционного кассационного суда (сената). Некоторые из таких специалистов считали, что "кассационный повод" найдется в любом деле; весь вопрос в том, сколько усилий придется затратить, чтобы его найти. Поэтому они никогда не отказывали клиенту в составлении и поддержании кассационной жалобы".*(496) Сейчас подача заведомо неосновательных кассационных жалоб также встречается нередко. В "Российской газете" рассказывалось о положении, сложившемся в Мурманской области, когда все крупные предприятия региона восстали против нетрадиционных способов пополнения бюджета, изобретенных налоговиками. Не вдаваясь в существо дела, отметим, что все иски были налогоплательщиками выиграны. Из двадцати кассационных жалоб в среднем удовлетворялась только одна. Как пишет автор материала, все жалобы "изготовлены по одному "шаблону", составленному для первого из рассматриваемых дел, меняются только заглавные листки с наименованиями и датами. Рассмотрение таких вот бумаг, поданных на авось, без должной аргументации, по принципу "лишь бы перед начальством отчитаться", обходится государству недешево: одна и та же "провинность", даже надуманная, мифическая до бесконечности, эксплуатируется налоговыми инспекциями, невзирая на ранее принятые судебные решения и наработанную судебную практику... Даже когда... становится явным, что так поступать неправильно, незаконно, все равно продолжают доначислять налоги, взыскивать штрафы и пени".*(497)

При подаче подобных жалоб в суд лицо осознает, что обжалуемый судебный акт является законным и обоснованным, но тем не менее приносит на него жалобу с целью затянуть производство по делу либо добиться отсрочки в исполнении возложенной на него юридической обязанности. Следует отметить, что подлинный интерес к обжалованию существует у лица, участвующего в деле, в отношении которого принят неблагоприятный для него по материально-правовым и процессуальным последствиям судебный акт. При этом лицо должно добросовестно предполагать, что судебное решение (определение, постановление) является незаконным и необоснованным. Целью заявителя является отмена акта либо его изменение в благоприятном для себя направлении.

Обжалуя судебное постановление, лица обязаны привести в апелляционной жалобе свои доводы (п. 4 ч. 1 ст. 322 ГПК), в кассационной жалобе - основания, по которым они считают решение суда неправильным (п. 4 ч. 1 ст. 339 ГПК), а в надзорной жалобе - указание на то, в чем заключается допущенное судами существенное нарушение закона (п. 6 ч. 1 ст. 378 ГПК). Ориентиром для лиц должны служить основания для отмены или изменения судебных постановлений в апелляционном (ст. 330 ГПК), кассационном (ст. 362-364 ГПК) или надзорном порядке (ст. 387 ГПК). Если они отсутствуют, то решение суда является законным и обоснованным. Какие-либо субъективные (даже добросовестные) представления жалобщика о неправильности судебного акта не могут явиться основанием для его отмены.

Рассматриваемые злоупотребления состоят в том, что доводы лиц, обжалующих решения, носят искусственный и не соответствующий действительности характер. Такое поведение можно скорее охарактеризовать не как обжалование судебного постановления, а как дискредитацию решения (определения, постановления) суда. Например, лицо недобросовестно создает видимость оснований для отмены судебного постановления там, где их в действительности нет. При злоупотреблениях правом такая ссылка должна быть явно неосновательной. Например, кассатор ссылается на недоказанность определенных фактов, хотя их наличие не вызывает сомнений, и в судебном заседании они были признаны лицом. Или лицо заявляет, что не было надлежащим образом извещено о времени и месте судебного заседания, хотя в судебном заседании оно присутствовало.

Нередко доводы лица носят формальный характер и не могут повлиять на отмену судебного решения. Б.С. Антимонов и С.Л. Герзон в пособии для адвокатов отмечали, что "при анализе процессуальных нарушений адвокат должен опасаться двух крайностей в их оценке: процессуального формализма и процессуального нигилизма".*(498) То есть, с одной стороны, нельзя умалять значение процессуальных нарушений для отмены судебного постановления, а с другой - нельзя придавать формальным нарушениям исключительный характер. В соответствии с ч. 2 ст. 362 ГПК "правильное по существу решение суда первой инстанции не может быть отменено по одним только формальным соображениям". Соответственно, ссылки лица на какие-либо формальные основания для отмены судебного акта, направленные лишь на его дискредитацию и не учитывающие то, как эти нарушения могли сказаться на правильности решения, можно считать злоупотреблением правом на обжалование даже в том случае, если эти нарушения действительно имели место. Например, сюда можно отнести отдельные орфографические ошибки в решении, незначительное нарушение сроков судебного разбирательства и т.п. Издержки, связанные с рассмотрением подобной кассационной жалобы, во много раз превосходят издержки от оставления в силе судебного постановления, имеющего подобные формальные недочеты.

Бывает, что доводы жалобщика направлены на дискредитацию решения по основаниям, противоречащим позиции самого жалобщика. Например, кассатор-истец, проигравший дело, указывает в жалобе, что решение является незаконным, поскольку противоположная сторона была лишена права на защиту либо не было удовлетворено какое-либо ее ходатайство. Или ответчик ссылается в жалобе на то, что к участию в деле не был привлечен прокурор (хотя предполагается, что по делам, где закон предусматривает обязательное участие прокурора, последний выступает для защиты прав истца).

Подача жалобы на судебное постановление может представлять собой недобросовестную попытку лица отказаться от совершенных им же процессуальных действий с учетом изменившихся обстоятельств. Если суд поддерживает аргументы лица, то такое злоупотребление достигает своей цели. Так, определением мирового судьи Центрального района прекращено производство по делу о разделе имущества в связи с утверждением мирового соглашения между сторонами. В своей надзорной жалобе Ш. ссылается на то, что, подписывая мировое соглашение, передавая перечисленное в мировом соглашении имущество ответчице и выплатив ей компенсацию в сумме 100 000 руб., он тем самым нарушил равенство долей в общем совместном имуществе; суд же утвердил мировое соглашение без учета данного обстоятельства. Президиум областного суда отменил определение мирового судьи, указав, что в соответствии со ст. 39 СК РФ при разделе общего имущества супругов и определении долей в этом имуществе доли супругов признаются равными, если иное не предусмотрено договором между супругами. Ш. ссылается на то, что договора о неравенстве долей у него с ответчицей не было.*(499) В соответствии с ч. 2 ст. 39 СК РФ общее имущество супругов может быть разделено по их соглашению (в том числе и по мировому судебному соглашению). Считаем, что доводы Ш. о том, что он не отдавал отчет в своих действиях, подписывая мировое соглашение, и, как выяснилось, допустил нарушение закона, выглядят весьма сомнительными.

Злоупотреблением процессуальным правом является также необоснованное обжалование всех действий (бездействия) и определений суда в вышестоящую инстанцию. Для некоторых лиц (или их представителей) такой стиль поведения является нормой, причем жалобы подаются даже при очевидно безразличном для заявителя характере оспариваемого определения. Любое процессуальное действие суда влечет за собой поток жалоб со стороны таких лиц. При первоначально кажущейся бесперспективности такого поведения оно все же приносит определенные дивиденды недобросовестному лицу, вносит нервозность в судебное разбирательство, неоправданно увеличивает срок рассмотрения дела. Препятствием для таких злоупотреблений является установленный ст. 371 ГПК перечень определений, которые могут быть обжалованы и которые обжалуются только совместно с решением.

Нередко недобросовестные лица, понимая бесперспективность процессуальных способов борьбы, переходят от жалоб на определения суда к жалобам на самого судью. Адресатами подобных жалоб может быть самый широкий круг субъектов, начиная от председателя соответствующего суда или квалификационной коллегии и заканчивая Президентом Российской Федерации. Подобное поведение выступает как средство оказания давления на судью в целях склонения его к принятию "нужного" решения. Даже при отрицательном для сутяжника ответе на его жалобу на репутацию судьи оказывается брошена тень.

Специфической разновидностью рассматриваемого злоупотребления (на первый взгляд, противоречащей всякой логике и здравому смыслу, но, как ни странно, встречающейся в судебной практике) является обжалование судебного постановления лицом, в пользу которого оно принято. Остается только догадываться о мотивах поведения лица, поступающего подобным образом, хотя в некоторых случаях они объяснимы и должны быть квалифицированы как злоупотребление правом. Например, лицо, увлекшись затеянной тяжбой, желает перенести ее в суд второй инстанции, преследуя единственную цель: доставить своему оппоненту максимальные неудобства.

При установлении описанных злоупотреблений суд должен не только отказать в удовлетворении такой апелляционной, кассационной или надзорной жалобы, но и применить к заявившему ее лицу последствия, аналогичные закрепленным в ст. 99 ГПК. Для реализации изложенных положений закон должен предусмотреть норму, на основании которой с лица, подавшего явно неосновательную апелляционную или кассационную жалобу в целях затягивания производства по делу или отсрочки исполнения судебного решения, суд апелляционной или кассационной инстанции может взыскать в пользу другой стороны вознаграждение за фактическую потерю времени.

В этом отношении интересен опыт гражданского процессуального законодательства Республики Армения. Так, если Палата по гражданским и хозяйственным судам Кассационного суда установит, что "адвокат, имеющий специальную лицензию и зарегистрированный в Кассационном суде, принес заведомо необоснованный протест", то она "вправе представить ходатайство в орган, выдавший адвокату лицензию о применении к нему мер воздействия. Орган, выдавший адвокату лицензию, обязан в месячный срок сообщить Кассационному суду о принятых мерах. При повторном обнаружении нарушений, допущенных тем же адвокатом, Палата вправе вынести частное определение о признании регистрации адвоката недействительной".*(500)

В ГПК следует записать, что включенные в апелляционную или кассационную жалобу доводы о незаконности или необоснованности решения, если они противоречат ранее изложенным в судебном заседании доводам самого заявителя жалобы, не принимаются во внимание судом второй инстанции, за исключением случаев, предусмотренных ч. 2 ст. 364 ГПК.

Необходимо также уточнить требования, предъявляемые к самой апелляционной и кассационной жалобе, указав, что в жалобе должны содержаться доводы относительно незаконности и необоснованности принятых судебных постановлений. Жалобы на действия (бездействие) судей рассматриваются в ином, предусмотренном законом порядке.

Многие злоупотребления правом, встречающиеся при пересмотре судебных постановлений, схожи со злоупотреблениями, совершаемыми в суде первой инстанции. Например, заявление заведомо необоснованного ходатайства о восстановлении срока на подачу жалобы; ложь в объяснениях по делу; неожиданный "вброс" доказательств в суд второй инстанции, сопровождаемый недобросовестной ссылкой на невозможность их представления в суд первой инстанции, и пр.

К числу злоупотреблений правом можно также отнести неполное изложение в жалобе всех своих доводов по делу и сокрытие некоторых из них для того, чтобы в решающий момент представить их суду неожиданно для противоположной стороны. Некоторые авторы пишут, что "нет смысла надеяться только на неожиданность этих доводов для противника: опытный противник всегда найдет нужные возражения против "неожиданного" довода и сверх того отметит в объяснениях процессуальную нечестность жалобщика к невыгоде последнего".*(501) Однако нужно признать, что в условиях дефицита времени, отведенного для пересмотра дела, лицу бывает сложно эффективно и оперативно реагировать на новые аргументы стороны, это может потребовать обращения к материалам дела либо к тексту нормативно-правовых актов. Наиболее эффективной мерой со стороны суда будет отложение заседания суда апелляционной инстанции или непринятие к рассмотрению новых доводов лица судом кассационной инстанции.

Принятие определения судом второй инстанции не всегда означает для лица, выигравшего дело, возможность получить присужденную сумму или имущество. Недобросовестное лицо располагает определенным арсеналом средств, позволяющих ему отодвинуть исполнение неблагоприятного судебного акта на более позднее время. Закон предоставляет лицу, подающему надзорную жалобу, право требовать приостановления исполнения судебного акта. Удовлетворение подобного ходатайства связывается ГПК с вынесением судьей определения об истребовании дела. Такое определение выносится при наличии у судьи сомнений в законности судебного постановления (п. 1 ч. 2 ст. 381 ГПК). Учитывая, что факты, приводимые в надзорной жалобе, могут быть преподаны лицом одиозно (т.е. односторонне, не объективно, без учета действительных обстоятельств дела), такой вариант развития событий выглядит вполне правдоподобно. Суд надзорной инстанции каждый раз при рассмотрении ходатайств о приостановлении исполнения судебного акта должен оценивать основательность аргументов лица, ходатайствующего о таком приостановлении. В законе за участником процесса, которому несвоевременным исполнением судебного акта причинены убытки, должно быть закреплено право на их компенсацию.

§ 17. Злоупотребления правом при производстве, связанном с исполнением судебных постановлений

Судебные постановления (решения, определения, судебные приказы, постановления президиума суда надзорной инстанции) обязательны для всех без исключения органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, граждан, организаций и подлежат неукоснительному исполнению на всей территории Российской Федерации (ч. 2 ст. 13 ГПК). В первую очередь они обязательны для тех лиц, в отношении которых приняты. Ответчик в случае удовлетворения иска обязан исполнить судебное решение по вступлении его в законную силу. Такая же обязанность лежит на истце, если, например, в силу частичного удовлетворения исковых требований, он несет бремя судебных расходов, либо суд удовлетворил встречный иск ответчика. Решение суда приобретает свойство исполнимости по вступлении его в законную силу, что обычно связывается со сроком обжалования судебного акта.

За неисполнение судебного постановления должник может быть привлечен к ответственности, в том числе уголовной (см., например, ст. 315 УК РФ "Неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта"). Сначала судебный пристав представляет должнику пятидневный срок для добровольного исполнения решения (ч. 3 ст. 9 Федерального закона "Об исполнительном производстве"). Должник имеет право выбирать срок (в пределах отведенного законом) для добровольного исполнения, а также формы исполнения, если вынесенное постановление допускает такую возможность, либо это не противоречит его смыслу. Например, он вправе выбрать, что следует ему продать в первую очередь для скорейших расчетов с кредиторами: автомашину или дом. Данное субъективное право в рамках общей обязанности должника может быть использовано недобросовестным лицом во вред своим кредиторам, т.е. как злоупотребление правом.

Формальное исполнение решения суда, когда лицо лишь внешне следует его предписаниям, а на самом деле не исполняет их, прибегая к тем или иным ухищрениям, также является злоупотреблением правом. Формальное исполнение решения суда равнозначно прямому неисполнению, поскольку должник преследует единую цель - уклониться от исполнения судебного решения. Формальное исполнение представляет собой злоупотребление правом на добровольное исполнение судебного акта. Так, нередко должник намеренно ухудшает передаваемое имущество, передает денежный эквивалент присужденного имущества, в действительности не соответствующий его рыночной стоимости, и пр. Недобросовестность может иметь место также при исполнении судебного акта, принятого по неимущественному требованию. Например, при признании не соответствующими действительности сведений, распространенных средством массовой информации, суд может обязать то же издание напечатать опровержение (п. 2 ст. 152 ГК РФ). Как вытекает из следующего примера, ответчики-должники нередко умудряются обратить свое поражение в победу. Решением Федерального районного Октябрьского суда были признаны не соответствующими действительности, порочащими честь, достоинство и деловую репутацию главы муниципального образования сведения, распространенные в одном печатном издании. Поместив коротенькое опровержение, газета рядом же опубликовала от имени редакции объемную статью, которая, по сути, сводила на нет как само опровержение, так и судебное решение, внутреннее несогласие с которым сквозило буквально в каждой строчке нового материала. Не затрагивая содержательную часть публикации, в которой снова воспроизводились ими же опровергнутые факты коррупции городской администрации, анонимный коллектив авторов использовал следующие выражения: "...штампуемые по этим искам судебные решения вызывают немало вопросов"; "еще более любопытно выглядит фраза в определении Октябрьского районного суда"; "редакция... надеется лишь, что позиция суда никак не связана с противозаконным финансированием их из городского бюджета" (впору хоть самим судьям выступать в качестве истцов!). В завершении статьи ставится вопрос: "Будем решать проблемы или бороться с теми, кто о них пишет?".*(502)

Нередко опровержения, печатаемые по решению суда, фактически являются новыми оскорблениями, после прочтения которых возникает желание начать новое судебное разбирательство. Злоупотребления правом такого рода состоят в том, что редакторы дословно воспроизводят ранее напечатанную фразу или абзац (носящие нередко оскорбительный характер), а рядом делают приписку, что данная информация признана не соответствующей действительности решением суда такого-то от такой-то даты. При прочтении подобных опусов истец вынужден повторно испытывать нравственные страдания. Кроме того, лица, не знакомые с первоначальной оскорбительной информацией, вполне могут составить о ней представление, прочитав такое "опровержение". Тем самым личные неимущественные права истца продолжают нарушаться даже после благоприятного исхода судебного процесса и видимого исполнения судебного решения.

Целесообразно было бы предусмотреть в гражданском процессуальном законодательстве процессуальную норму, аналогичную норме ч. 4 ст. 253 ГПК, содержащейся в разделе об оспаривании нормативных правовых актов, а в Федеральном законе "Об исполнительном производстве" установить ответственность за ее неисполнение. В соответствии с ч. 4 ст. 253 ГПК "решение суда о признании нормативного правового акта недействующим не может быть преодолено повторным принятием такого же акта". Аналогично этому решение суда о признании действий ответчика незаконными не может быть преодолено совершением аналогичных действий. Что касается вышерассмотренной ситуации о злоупотреблениях при исполнении неимущественных требований, то ответчик не вправе повторно излагать в публикации сведения, опровергнутые судебным решением, и обязан помещать в опровержении только позитивную информацию.

Злоупотреблением правом также является искусственное создание ситуации, когда исполнение судебного решения невозможно вследствие определенных действий, предпринятых должником (например, вследствие активной распродажи имущества; вследствие его возмездного или безвозмездного отчуждения третьим лицам, как находящимся в сговоре с должником, так и выступающим добросовестными приобретателями; вследствие уничтожения имущества и т.д.). Если указанное имущество не обременено какими-либо ограничениями, то формально должник имеет право им распорядиться. Но если при обычной ситуации такое право может использоваться для извлечения имущественной выгоды, в целях благотворительности либо в иных законных и объяснимых целях, то при назревающей перспективе ареста имущества и его отчуждения в пользу кредитора цель продавца или дарителя уже противоречит назначению субъективного права и поэтому является формой злоупотребления им. Доказывание мнимого характера подобных сделок достаточно сложно, поскольку связано с установлением намерений лица, т.е. внутренней (субъективной) стороны его поведения. В.В. Ярков предлагал при оценке подобных сделок исследовать в суде вопросы о соответствии цены продаваемого имущества его рыночной цене, о реальном осуществлении расчетов, о передаче имущества, о государственной регистрации перехода права собственности и т.д.*(503)

Заметим также, что, по-видимому, пришло время вести речь о культуре исполнения судебных решений, являющейся частью культуры судебного процесса и разновидностью общеправовой культуры. Так, если в соответствии с менталитетом должников XIX в. банкротство считалось постыдным явлением, то сегодня это воспринимается как вполне нормальный путь увода активов из-под взыскания кредиторов; и поведение лица, прибегшего к такому способу "ведения бизнеса", выдается за эталон деловой активности и предприимчивости.

В настоящее время реальное добровольное исполнение судебного решения возможно только в двух редких случаях: во-первых, из-за страха подвергнуться мерам юридической ответственности, а во-вторых, вследствие своего внутреннего согласия с принятым судебным актом. Первый мотив вряд ли может оказать какое-либо существенное влияние на поведение субъекта, поскольку сегодня каждому известно, что за неисполнение решения суда при отсутствии имущества, денежных средств и при мизерной зарплате "ничего не будет". Формальное отсутствие каких-либо ликвидных активов, по сути, узаконивает право субъекта не только на неисполнение своих обязательств, но и на безответственное вступление в новые обязательственные связи. Не является достаточным и второй мотив, поскольку согласие субъекта с принятым решением суда заставило бы его исполнить свои обязательства еще до обращения в суд контрагента либо в первые моменты после возникновения процесса.

Самой вероятной причиной отсутствия исполнительской дисциплины (за исключением случаев неисполнения вследствие явного мошенничества или афер) является внутреннее несогласие должника с принятым судебным решением. Он твердо убежден в своей правоте, и судебный акт рассматривается им как нечто внешнее и ирреальное по отношению к действительному положению дел.

Средства преодоления такого правового нигилизма не новы: повышение правовой культуры, воспитание граждан в духе уважения к суду и закону, повышение авторитета судебной власти, истинность решений которой должна восприниматься как аксиома. Позиция должника по рассматриваемому делу должна сверяться с официальной государственной позицией, содержащейся в судебном решении, и определяться ею, ведь лицо само выступило творцом того или иного судебного постановления своим участием в судебном заседании, представлением доказательств, реализацией процессуальных прав и т.п. Необходимо признать, что должник имеет внутреннее право не соглашаться с принятым судебным постановлением, поскольку ни одно государство не может дать стопроцентных гарантий от судебной ошибки, однако такое несогласие должно проявляться только во внешних законных формах (обращение в суд надзорной инстанции, в Европейский суд по правам человека и пр.).

Юридической практике известны ситуации, при которых кредитор злоупотребляет своим правом на получение причитающегося ему исполнения: уклоняется от принятия добровольного исполнения со стороны должника, чтобы в дальнейшем упрекнуть его в неисполнении судебного решения и потребовать применения к нему мер юридической ответственности; длительное время не предъявляет исполнительный лист ко взысканию с целью увеличить имущественные санкции (неустойку, проценты за пользование чужими денежными средствами). В соответствии с ч. 1-2 ст. 327 ГК РФ внесение денежной суммы или ценных бумаг в депозит нотариуса или суда при уклонении кредитора от принятия исполнения считается надлежащим исполнением обязательства. Также при рассмотрении дел по искам кредитора об увеличении имущественных санкций вследствие неисполнения судебного решения из-за непредъявления исполнительного листа взыскателем должник вправе доказывать злоупотребление правом, допущенное взыскателем.

В судебной практике встречаются злоупотребления процессуальным правом, сводящиеся к тому, что лица подают неосновательные заявления об отсрочке или рассрочке исполнения судебного постановления, изменения способа и порядка его исполнения. Целевое назначение права на получение отсрочки, рассрочки исполнения судебного постановления, изменение способа и порядка исполнения (ст. 434 ГПК) заключается в том, что исполнение судебного решения должно обеспечивать разумный баланс соотношения интересов кредитора и должника, в котором, несомненно, превалируют интересы кредитора. Однако по отношению к должнику исполнение судебного решения не должно приобретать кабальный характер, не должно влечь для него чрезвычайный ущерб, посягать на его заслуживающие внимания интересы или на интересы членов его семьи.

Закон связывает применение данных процедур с наличием "обстоятельств, затрудняющих исполнение судебного постановления" (ст. 434 ГПК). Такое скупое правовое регулирование открывает возможность подачи недобросовестных неосновательных обращений, направленных на то, чтобы избежать предписанное судебным актом исполнение. В основу подобных обращений ложатся как правило либо несуществующие факты, либо факты, преподнесенные суду односторонне. Например, лицо просит отсрочить исполнение судебного решения на один год, обосновывая это тем, что уволилось с работы, однако умалчивает о том, что имеет иной заработок по совместительству. Другой пример. Определением Судебной коллегии по гражданским делам Самарского областного суда от 21 июля 2003 г. отменено определение Безенчукского районного суда, которым отсрочено осуществление исполнительного производства о взыскании денег с У. в пользу Е. сроком на 1 месяц и 15 дней. В обоснование удовлетворения заявления У. суд в определении со ссылкой на ст. 439 ГПК указал, что У. имеет зарплату всего 4-5 тыс. руб. в месяц, и чтобы погасить долг, она намеревается взять кредит. В определении Судебной коллегии отмечено, что судом обстоятельств, затрудняющих исполнение судебного постановления, не установлено, а перечисленные в определении факты к таким условиям не относятся и являются надуманными.*(504)

Возможны ситуации, когда недобросовестное лицо своими действиями умышленно создает невозможность исполнения своих обязательств по судебному решению (например, чтобы не платить долг, увольняется с работы, отказывается от получения наследства и др.). На языке уголовного закона (ст. 196 УК РФ) по отношению к юридическим лицам это именуется преднамеренным банкротством.

Для саботирования исполнения судебного акта недобросовестные должники прибегают к злоупотреблениям в виде обжалования действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя. В основу подобных обращений ложатся совершенно надуманные основания. Часть 1 ст. 441 ГПК устанавливает, что жалоба может быть подана должником или взыскателем на действия (бездействие) судебного пристава-исполнителя по исполнению судебного постановления либо на отказ в совершении таких действий. В соответствии с абз. 8 ст. 437 ГПК суд может приостановить исполнительное производство в случае подачи жалобы на действия судебного пристава-исполнителя или на его отказ в совершении исполнительных действий, а также на отказ в отводе судебного пристава-исполнителя, поэтому такой вариант поведения может принести определенные преимущества недобросовестному должнику, получающему существенную отсрочку в исполнении судебного акта. Поскольку закон не устанавливает, что жалоба на действия судебного пристава-исполнителя рассматривается в порядке производства по делам, возникающим из публичных правоотношений, то следует прийти в выводу, что она разрешается по общим правилам искового производства, т.е. в двухмесячный срок. Если присоединить сюда срок апелляционного или кассационного производства, то выходит, что процедура проверки законности действий судебного пристава-исполнителя превышает чуть ли не вдвое двухмесячный срок исполнительного производства, установленный ч. 1 ст. 13 Федерального закона N 119-ФЗ "Об исполнительном производстве". Поскольку в соответствии с ч. 2 ст. 24 Федерального закона "Об исполнительном производстве" "по приостановленному... исполнительному производству никакие исполнительные действия не допускаются", этого времени недобросовестному должнику будет вполне достаточно, чтобы сокрыть имущество от взыскания.

Заключение

В литературе было отмечено, что "социальная ценность судебной власти объясняется ее предназначением обеспечивать любому субъекту права систему процессуальных гарантий в защите его действительных прав от всевозможных необоснованных обвинений, исков, притязаний, недобросовестной конкуренции, ограничений и злоупотреблений".*(505) Таким образом, проблема, поднятая в настоящей работе, имеет непосредственное отношение к эффективности функционирования судебной власти. Изучение форм злоупотребления процессуальными правами и борьбы с этим негативным явлением является условием реализации принципа законности в гражданском судопроизводстве.

Мы установили, что субъективное гражданское процессуальное право - это предоставленная участнику гражданского процесса законом, санкционируемая судом возможность совершать процессуальные действия либо воздерживаться от их совершения, обладать результатом реализации своего права, требовать от суда применения последствий совершенных процессуальных действий (бездействия) в виде активного или пассивного поведения последнего, обжаловать действия (бездействие) суда в установленном законом порядке; возможность, основанная на интересе лица и реализуемая его волей при условии соблюдения общей обязанности быть добросовестным в гражданском процессе. В качестве принципов реализации субъективных гражданских процессуальных прав были выделены и рассмотрены: принцип активного использования права; принцип осуществления права в соответствии с его назначением; принцип реального осуществления права; принципы экономичности, рациональности, разумности, оперативности, а также процессуальной добросовестности. Полагаем, что процессуальную добросовестность необходимо рассматривать также в качестве предпосылки права на предъявление иска в гражданском процессе.

Гражданское процессуальное законодательство остро нуждается в четкой регламентации общего понятия злоупотребления правом, его признаков, отдельных составов злоупотребления, понятия и мер процессуальной ответственности за недобросовестность, условий ее применения. Существующий уровень правового регулирования рассматриваемых отношений остается неудовлетворительным, поскольку многие вопросы остаются неразрешенными.

Злоупотребление процессуальным правом было определено нами как особая разновидность гражданского процессуального правонарушения, состоящая в противоправном, недобросовестном и ненадлежащем использовании лицом, участвующим в деле (его представителем), принадлежащих ему процессуальных прав, выразившаяся в виновных процессуальных действиях (бездействии), внешне отвечающих требованиям гражданских процессуальных норм, но совершаемых с корыстным или личным мотивом (сутяжничество, личная неприязнь и т.п.), причиняющая вред интересам правосудия по гражданским делам и (или) интересам лиц, участвующих в деле (процессуальная шикана), либо недобросовестное поведение в иных формах, влекущее за собой применение мер гражданского процессуального принуждения.

Вредоносность злоупотребления процессуальным правом заключается в отрицательных для правосудия и участников гражданского процесса экономических, организационных, идеологических, личных прямых или косвенных последствиях недобросовестности лица.

Универсальным и наиболее главным, на наш взгляд, признаком злоупотребления правом в гражданском процессе является сообщение суду неправды. Для всякого злоупотребления правом характерна искусственность или действие лишь с видимостью права (а на самом деле действие неправомерное). Всякое злоупотребление является имитацией истинного осуществления процессуального права.

Злоупотребление процессуальным правом может быть совершено с прямым или косвенным умыслом, а также по неосторожности в форме легкомыслия или небрежности. Анализ двух форм вины, с которыми совершается злоупотребление правом, свидетельствует, что главенствующее значение при оценке виновности отводится такому признаку психической деятельности лица, как знание или осведомленность о противоправности собственного поведения

Мотивы злоупотребления процессуальным правом можно разделить на основные и промежуточные. К основным мотивам, характеризующимся внутренней оформленностью и законченностью побуждений субъекта, относятся корыстный и личный мотивы. Злоупотребление гражданским процессуальным правом совершается с корыстным мотивом, когда недобросовестное лицо, участвующее в деле, стремится получить юридические (материально-правовые или процессуальные) либо фактические блага, состоящие в приобретении имущества либо прав на него (положительные блага) или в избавлении от обязанностей (отрицательные блага). Личные мотивы недобросовестного участника гражданского процесса выражаются в сутяжнических проявлениях (от незначительного до болезненно выраженного), в личной неприязни к другому лицу, а также в иных формах. К промежуточным мотивам, характеризующимся своей незаконченностью и подчиненностью основным мотивам, относится исправление лицом ошибки, допущенной им в гражданском процессе, а также восполнение недостатков материально-правовой и доказательственной позиции по делу.

Субъектом злоупотребления процессуальным правом может выступать любое лицо, участвующее в деле (его представитель).

По нашему мнению, последствия злоупотребления правом - это применение мер гражданской процессуальной ответственности и иных мер гражданского процессуального принуждения (т.е. гражданских процессуальных санкций).

Гражданская процессуальная ответственность характеризуется двумя универсальными признаками: 1) дополнительное обременение лица и 2) отрицательная оценка личности правонарушителя. Арсенал мер гражданской процессуальной ответственности нуждается в расширении за счет введения штрафа за такие злоупотребления правом, как недобросовестное предъявление заведомо неосновательного иска, заявление неосновательного спора против иска, существенное искажение обстоятельств дела путем дачи суду заведомо ложных объяснений, а также за ряд иных злоупотреблений.

К иным мерам гражданского процессуального принуждения относятся меры гражданского процессуального предупредительного воздействия (разъяснение процессуальных прав и обязанностей; предложение совершить определенные процессуальные действия либо воздержаться от их совершения; удостоверение лицом наличия либо отсутствия определенных фактов), меры гражданского процессуального пресечения (обеспечение иска) и меры гражданской процессуальной защиты (связанные с отказом лицу в совершении процессуального действия; с совершением судом процессуального действия, направленного против злоупотребления процессуальным правом; с наступлением неблагоприятных последствий, не являющихся мерами гражданской процессуальной ответственности; с признанием юридической силы за судебным постановлением; с лишением судебных постановлений юридической силы; с признанием судом последствий совершения процессуальных действий и наделением лица дополнительным или специальным правом; с отказом в признании последствий совершения процессуальных действий; с лишением лица субъективного гражданского процессуального права, а также с признанием совершенных процессуальных действий недействительными).

Правом требовать применения к недобросовестному лицу мер гражданского процессуального принуждения обладает любое лицо, участвующее в деле, а также его представители. Однако суд может применить к нарушителю указанные меры и по собственной инициативе.

Как показал проведенный анализ, отдельные виды злоупотреблений процессуальными правами в гражданском судопроизводстве чрезвычайно разнообразны. Это лишний раз доказывает нашу мысль, что практически любое субъективное право может быть искажено недобросовестным лицом при его использовании. Наиболее общий характер носят злоупотребления правом на предъявление иска в суде первой инстанции, правом подачи заявления в делах, возникающих из публичных правоотношений, и в делах особого производства. Классификация всевозможных злоупотреблений правом в гражданском процессе по предметному признаку позволила нам последовательно рассмотреть злоупотребления правом, связанные с несением судебных расходов; с определением подведомственности и подсудности гражданского дела; злоупотребления при формировании состава суда; злоупотребления, допускаемые лицами, участвующими в деле, при реализации своих процессуальных прав и допускаемые представителями и представляемыми лицами; злоупотребления правом в сфере доказывания; связанные с течением процессуальных сроков, с извещением участников гражданского процесса; злоупотребления правом в приказном производстве; при обеспечении исковых требований; при разбирательстве дела в суде первой инстанции; при окончании гражданского процесса без вынесения решения; злоупотребления при пересмотре судебных постановлений в апелляционном, кассационном, надзорном порядке и по вновь открывшимся обстоятельствам, а также злоупотребления правом при производстве, связанном с исполнением судебных постановлений.

Литература

Нормативные акты

1. Конституция Российской Федерации. М., 1993.

2. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации: Новая редакция. М., 2003.

3. Гражданский процессуальный кодекс. М., 1948.

4. Декларация прав и свобод человека и гражданина//Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. N 52.

5. Общее уложение и дополнительные к нему узаконения Финляндии. СПб., 1891.

6. Российское законодательство X-XX веков: В 9 Т. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства/Отв. ред. проф. А.Д. Горский. М., 1985.

7. Уголовный процессуальный кодекс Российской Федерации. М., 2004.

8. Устав гражданского судопроизводства//Свод Законов Российской Империи. т. 16. Ч. 1. Тарту (Юрьевъ), 1923.

9. Федеральный закон от 20 октября 2004 г. N 127 "О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации и некоторые другие законодательные акты Российской Федерации, а также о признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации"//Российская газета. 2004. 5 нояб.

10. Федеральный закон от 21 декабря 2004 г. N 171-ФЗ "О внесении изменений в Закон Российской Федерации "О защите прав потребителей" и о признании утратившим силу пункта 28 статьи 1 Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О защите прав потребителей"//Российская газета. 2004. 29 дек.

11. Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. Специальное приложение к N 5.

12. Федеральный конституционный закон от 28 июня 2004 г. N 5-ФКЗ "О референдуме Российской Федерации"//Российская газета. 2004. 30 июня.

Судебная практика

13. Некоторые вопросы судебной практики по гражданским делам Верховного Суда РФ: Обзор судебной практики Верховного Суда РФ//Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. N 7.

14. Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за III квартал 2003 г.//Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. N 3.

15. Обзор практики рассмотрения споров судом первой и апелляционной инстанций Арбитражного суда Московской области за I квартал 2001 г. (утв. Постановлением Президиума Арбитражного Суда Московской области от 27 июня 2001 г.)//Информационно-правовая база "Гарант-Максимум".

16. Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за I квартал 2002 г.//Бюллетень Верховного Суда РФ. 2002. N 11.

17. Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за I квартал 2003 г.//Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. N 12.

18. Определение Судебной Коллегии Верховного Суда РФ от 25 февраля 2003 г.//Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. N 10.

19. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 15 июня 1999 г. N 6308/98//Информационно-правовая система "Консультант Плюс".

20. Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, принятые с апреля 1992 г. по ноябрь 2000 г.//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2001. Специальное приложение к N 1.

21. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 января 2003 г. N 2 "О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации"//Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. N 3.

22. Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по гражданским делам. М., 1999.

23. Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995.

Специальная литература

24. Аболонин Г.О. Групповые иски. М., 2001.

25. Абрамов С.Н. Гражданский процесс. М., 1948.

26. Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве//Известия АН СССР: Отделение экономики и права. 1946. N 6.

27. Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. Т. 1. Свердловск, 1972; т. 2. М., 1982.

28. Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М., 1971.

29. Анохин В.А. Проблемы правового регулирования арбитражного производства//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. N 10.

30. Ансон В. Договорное право/Под общ. ред. О. Н. Садикова. М., 1984.

31. Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе: Пособие для адвокатов. М., 1954.

32. Антонович Е. Еще раз об исчерпании средств//Бизнес-адвокат. 2003. N 21.

33. Аристофан. Всадники: Комедии/Коммент. В. Ярхо; Пер. с древнегреч. Харьков, 2001.

34. Бару М.И. О статье 1 Гражданского кодекса//Советское государство и право. 1958. N 12.

35. Баулин О.В. Бремя доказывания при разбирательстве гражданских дел. М., 2004.

36. Белов А.П. Международное предпринимательское право: Учебное пособие. М., 2001.

37. Белов В.А. Об умышленном занижении суммы исковых требований (можно ли уменьшить государственную пошлину)//Законодательство: Право для бизнеса. 1999. N 5.

38. Бержель Ж.Л. Общая теория права. М., 2000.

39. Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета/В русском переводе с параллельными местами и приложениями. М., 2001.

40. Богданов Е. Категория "добросовестности" в гражданском праве//Российская юстиция. 1999. N 9.

41. Большая советская энциклопедия: В 30 т./Глав. ред. А.М. Прохоров. М., 1974.

42. Братусь С.Н. О пределах осуществления гражданских прав//Правоведение. 1967. N 3.

43. Бугаевский А. Ложь в гражданском суде//Право: Еженедельная юридическая газета. 1909. N 12.

44. Бутнев В.В. Гражданская процессуальная ответственность. Ярославль, 1999.

45. Бутнев В.В. Интересы правосудия и метод гражданского процессуального права//Материально-правовые и процессуальные средства охраны и защиты интересов государства и общества: Межведомственный тематический сборник научных трудов. Калинин, 1988.

46. Бутнев В.В. Спор о праве - организационно-охранительное правоотношение//Проблемы защиты субъективных прав и советское гражданское судопроизводство: Межвузовский тематический сборник. Ярославль, 1981.

47. Бутнев В.В. Сущность и порядок реализации гражданской процессуальной ответственности: Текст лекций. Ярославль, 1989.

48. Бушев А.Ю., Скворцов О.Ю. Акционерное право: Вопросы теории и судебно-арбитражной практики/Предисловие В.Ф. Яковлева. М., 1997.

49. Ванеева Л.А. Единство субъективных прав и юридических обязанностей по гражданскому процессуальному праву//Проблемы хозяйства и права на современном этапе: Сборник научных трудов ДВГУ. Владивосток, 1985.

50. Ванеева Л.А. Обязанность доказывания в гражданском процессе//Актуальные проблемы теории юридических доказательств. Иркутск, 1984.

51. Ванеева Л.А. Понятие юридической обязанности по гражданскому процессуальному праву//Правоведение. 1984. N 4.

52. Васильев Ю.С. Взаимодействие права и морали//Советское государство и право. 1966. N 11.

53. Василькина Ю. Сидоров не теряет надежды//Самарское обозрение. 2003. 1 дек. N 48 (401).

54. Васильченко Е. Комиссионное банкротство//Российская газета. 2003. 20 нояб.

55. Васильченко Е. Охота на банкрота//Российская газета. 2002. 31 янв.

56. Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса/Под ред. и с предисловием В.А. Томсинова. М., 2003.

57. Веприцкий В. Неудобный человек//Российская газета. 2002. 29 авг.

58. Вернин Н. Бандиты идут на банкротство//Российская газета. 2002. 19 апр.

59. Ветрова Г.Н. Санкции в судебном праве. М., 1991.

60. Ветрова Г.Н. Уголовно-процессуальная ответственность. М., 1987.

61. Викторов А. Защищайтесь, Дон Кихот!//Российская газета. 2002. 5 сент.

62. Викут М.А., Зайцев И.М. Гражданский процесс России: Учебник. М., 1999.

63. Витрук Н.В. Основы теории правового положения личности в социалистическом обществе. М., 1979.

64. Витрук Н.В. Правовой статус личности в СССР. М., 1985.

65. Власов А.А. Гражданское процессуальное право: Учебник. М., 2003.

66. Власов А.А. Проблема обеспечения законности по ГПК и АПК РФ 2002 г.//Арбитражный и гражданский процесс. 2003. N 6.

67. Власов А.А. Проблемы судебной защиты чести, достоинства и деловой репутации. М., 2000.

68. Вобликов В.Н. Как заставить работать суд//Российская газета. 2003. 23 сент.

69. Вопросы без ответов: Новое слово в политической цензуре//Самарское обозрение: Деньги. 2003. 22 дек. N 51 (404).

70. Выступление заместителя Руководителя Администрации Президента Российской Федерации Д.Н. Козака//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. N 4.

71. Выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина на торжественном заседании, посвященном десятилетию арбитражных судов (22 февраля 2002 г., Колонный зал Дома Союзов)//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2002. Специальное приложение к N 5. (10 лет арбитражным судам Российской Федерации).

72. Гаджиев Г.А. Конституционные принципы добросовестности и недопустимости злоупотребления субъективными правами//Государство и право. 2002. N 7.

73. Гадличев Г.А. Конституционные принципы добросовестности и недопустимости злоупотребления субъективными правами//Государство и право. 2002. N 7.

74. Ганнушкин П.Б. Избранные труды/Под ред. О.В. Кербикова. Ростов н/Д., 1998.

75. Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе: Заметки из судебной практики//Журнал Министерства юстиции. 1910. N 1.

76. Гельдер М., Гэт Д., Мейо Р. Оксфордское руководство по психиатрии: В 2 т. Т. 1. Киев, 1997.

77. Гололобов Д.В. Акционерное общество против акционера. Противодействие корпоративному шантажу. М., 2004.

78. Гольмстен А.Х. Учебник русского гражданского судопроизводства. СПб., 1907.

79. Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика/Пер. с англ. М., 1998.

80. Гражданский процесс: Учебник. 3-е изд./Под ред. В.А. Мусина, Н.А. Чечиной, Д.М. Чечота. М., 2001.

81. Гражданское право: Учебник: В 3 т./Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. т. 1. М., 1999.

82. Гражданское процессуальное законодательство: Комментарий. М., 1991.

83. Гражданское процессуальное право России: Учебник для вузов/Под ред. М.С. Шакарян. М., 1998.

84. Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001.

85. Грибанов В.П. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей. М., 1973.

86. Громов Н.А., Полунин С.А. Санкции в уголовно-процессуальном праве России. М., 1998.

87. Грушин А. Бой на переправе. Правовой//Российская газета. 2002. 12 сент.

88. Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве. Саратов, 1970.

89. Гурвич М.А. Гражданские процессуальные правоотношения и процессуальные действия//Труды ВЮЗИ. т. 3. М., 1965.

90. Гурвич М.А. Право на иск. М.; Л., 1949.

91. Гурвич М.А. Право на иск: Учебное пособие. М., 1978.

92. Гурвич М.А. Решение советского суда в исковом производстве. М., 1955.

93. Гурвич М.А. Структура и движение гражданского процессуального правоотношения//Труды ВЮЗИ. т. 38. Вопросы науки советского гражданского процессуального права. М., 1975.

94. Гурвич М.А. Является ли доказывание в гражданском процессе юридической обязанностью?//Советская юстиция. 1975. N 5.

95. Гуреев П.П. Гражданский процессуальный закон//Демократические основы советского социалистического правосудия. М., 1965.

96. Даль В. Толковый словарь: В 4 т. М., 1991.

97. Денисов А. Акционерная комедия. Действующие лица: судья, судебный пристав и акционеры//Российская газета. 2002. 28 нояб.

98. 10 миллионов долларов за "мертвые души"//Обозрение. Судебные новости: Хроника регионального правосудия: прецеденты, истории (1998-1999). Вып. 1. М., 1999.

99. Елисеев Н.Г. Гражданское процессуальное право зарубежных стран: Учебник. М., 2004.

100. Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002.

101. Еникеева Д.Д. Популярная психиатрия. М., 1998.

102. Ермаков А.Н. Меры защиты в арбитражном процессуальном праве: Автореф. дис.: канд. юрид. наук. Саратов, 2002.

103. Ерошенко А.А. Осуществление субъективных прав в противоречии с их назначением//Правоведение. 1972. N 4.

104. Жуйков В.М. Проблемы гражданского процессуального права. М., 2001.

105. Жуйков В.М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц. М., 1997.

106. Журман О. Выиграл дело - окупил подписку//Российская газета. 2003. 6 дек.

107. Зайцев И.М. Гражданская процессуальная ответственность//Государство и право. 1999. N 7.

108. Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже//Проблемы борьбы с правонарушениями, причиняющими ущерб экономике: Материалы республиканской экономико-правовой научной конференции. Донецк, 1972.

109. Зайцев И.М. Хозяйственный спор как охранительное правоотношение//Проблемы защиты субъективных прав и советское гражданское судопроизводство: Межвузовский тематический сборник. Ярославль, 1981.

110. Закатнова А. Курс для третьей власти//Российская газета. 2004. 12 февр.

111. Закатнова А. Ябеда в Конституционном суде//Российская газета. 2003. 18 июня.

112. Закомлистов А.Ф. Судебная этика. СПб., 2002.

113. Захарова Е. Банкротство по известному сценарию//Российская газета. 2002. 12 апр.

114. Защита прав личности в социалистическом гражданском процессе/Под общей ред. А.А. Мельникова. М., 1986.

115. Зыкова Т. Корпоративный шантаж//Российская газета. 2004. 26 марта.

116. Иванов М. Суд идет! Но очень медленно://Российская газета. 2000. 21 окт.

117. Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961.

118. Исаенкова О. Пусть проигравший платит//ЭЖ-Юрист. 2003. N 4.

119. Кларисс М. Черный список черных маклеров//Российская газета. 2004. 7 сент. 2004.

120. Клейнман А.Ф. Новейшие течения в науке советского гражданского процессуального права. М., 1967.

121. Климова Г.З. К вопросу о правовой реабилитации: теоретический аспект//Вестник Саратовской государственной академии права. 2003. N 3(36).

122. Клиническая психиатрия/Под ред. Н.Е. Бачерикова. Киев, 1989.

123. Коврига З.Ф. Уголовно-процессуальная ответственность. Воронеж, 1984.

124. Ковров А. Мастер шантажа адвокат Маркс. И другие марксисты//Российская газета. 2002. 6 нояб.

125. Кожухарь А.Н. Право на судебную защиту в исковом производстве. Кишинев, 1989.

126. Козлов А.Ф. Суд первой инстанции как субъект советского гражданского процессуального права. Томск, 1983.

127. Козлова Н. Бесплатному защитнику положено сидеть//Российская газета. 2003. 30 окт.

128. Козлова Н. Частное правосудие: Жалобы на судью опасны для жизни//Российская газета. 2000. 23 июня.

129. Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. В.Ф. Яковлева, М. К. Юкова. М., 2003.

130. Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. Г.А. Жилина. М., 2003.

131. Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/Под ред. проф. В.В. Яркова. М., 2003.

132. Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/Под ред. Г.А. Жилина. М., 2003.

133. Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР/Под ред. М.С. Шакарян. М., 2001.

134. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. 3-е изд., изм. и доп./Под общ. ред. Ю.И. Скуратова, В.М. Лебедева. М., 1999.

135. Коновалова О. Государство защитит продавцов от потребительского экстремизма//Самарское обозрение. 2003. 24 нояб. N 47 (400).

136. Корнилов Э. Гражданско-процессуальные проблемы защиты прав потребителей//Хозяйство и право. 1999. N 11.

137. Корякин Д.В. Некоторые особенности распоряжения доказательствами по арбитражному делу//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. N 10.

138. Крохмалюк А. Фирмы-захватчики поглощают Москву//Бизнесадвокат. 2003. N 21.

139. Крусс В.И. Актуальные аспекты проблемы злоупотребления правами и свободами человека//Государство и право. 2002. N 7.

140. Кудрявцев В.Н., Малеин Н.С. Закон и пределы правомерного поведения//Советское государство и право. 1980. N 10.

141. Кузнецов Н.В. Классификация гражданских процессуальных санкций//Актуальные проблемы отраслевых юридических наук. Саратов, 1982.

142. Кузнецов Н.В. Санкции в гражданском процессуальном праве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 1981.

143. Кулепов О. Ничего личного в действиях налогового инспектора, готового пустить предприятие по миру//Российская газета. 2002. 25 сент.

144. Куликов В. Опасный свидетель//Российская газета. 2003. 28 нояб.

145. Курбатов А.Я. Недопустимость злоупотребления правом как способ установления пределов реализации (удовлетворения) интересов//Хозяйство и право. 2000. N 12.

146. Курылев С.В. Основы теории доказывания в советском правосудии. Минск, 1969.

147. Кучеренко В. Калий на раны//Российская газета. 2001. 27 нояб.

148. Лаврова Е. Укус аутсайдера//Российская газета. 2003. 4 дек.

149. Лапин Б.Н., Чечина Н.А. О проблемах реформирования гражданского судопроизводства в странах Содружества Независимых Государств//Правоведение. 2000. N 4.

150. Латинские юридические изречения/Сост. Е.И. Темнов. М., 2003.

151. Лейст О.Э. Санкции и ответственность по советскому праву. М., 1981.

152. Липинский Д.А. Проблемы юридической ответственности/Под ред. Р.Л. Хачатурова. СПб., 2003.

153. Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. М., 2003.

154. Лукьянцев А., Яценко Т. Учет факта злоупотребления правом при применении гражданско-правовой ответственности в сфере предпринимательской деятельности//Хозяйство и право. 2003. N 8.

155. Лысихин И. Все начатое дурно крепнет злом//Российская газета. 2004. 29 апр.

156. Малеин Н.С. Юридическая ответственность и справедливость. М., 1992.

157. Малиновский А.А. Злоупотребление правом. М., 2002.

158. Маркс К. Капитал: В 30 т. Т. 1. М., 1953.

159. Марчуков С. ВАЗ спасается от ответственности за выпуск некачественной продукции//Самарское обозрение. 2003. 17 нояб. N 46 (399).

160. Матузов В.И. Личность. Права. Демократия. Теоретические проблемы субъективного права. Саратов, 1972.

161. Мельников А.А. Правовое положение личности в советском гражданском процессе. М., 1969.

162. Мельников А.А. Советский гражданский процессуальный закон. М., 1973.

163. Михайлов А. "Левые" деньги на "правые цели"//Российская газета. 2003. 29 нояб.

164. Мкртумян А. Судебная система Республики Армения и некоторые проблемы практики применения нового Гражданского процессуального кодекса//СНГ: реформа гражданского процессуального права: Материалы Международной конференции/Под общ. ред. М.М. Богуславского, А. Трунка. М., 2002.

165. Мохов А. Личные неимущественные права и их ограничения в гражданском процессе//Российская юстиция. N 9. 2001.

166. Мурадьян Э.М. Истина как проблема судебного права. М., 2002.

167. Мурадьян Э.М. Судебное право (в контексте трех процессуальных кодексов): Монография. М., 2003.

168. Настольная книга судебного пристава-исполнителя: Справочно-методическое пособие/Под ред. В.В. Яркова. М., 2000.

169. Наступает веселье и абсолютный беспредел//Самарское обозрение: Время. 2004. 19 апр. N 16 (421).

170. Научно-практический комментарий к ГПК РСФСР/Под ред. Р.Ф. Каллистратовой, В.К. Пучинского. М., 1965.

171. Научно-практический комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР. М., 1999.

172. Новиков А.Г. Гражданская процессуальная ответственность: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 2002.

173. Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права. СПб., 1916.

174. Об итогах работы арбитражных судов в 2003 г. и основных задачах на 2004 г.: Доклад Председателя Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации В.Ф. Яковлева на совещании председателей арбитражных судов 11 февраля 2004 г.//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2004. N 4.

175. Общая теория государства и права: Академический курс: В 2 т./Под ред. М.Н. Марченко. т. 2. Теория права. М., 1998.

176. Осокина Г.Л. Гражданский процесс: Общая часть. М., 2003.

177. Оценки судебной системы гражданами и предпринимателями//Российская газета. 2002. 7 авг.

178. Паращук С.А. Конкурентное право: правовое регулирование конкуренции и монополии. М., 2002.

179. Печерникова Т.В. О судебно-психиатрической оценке сутяжно-паранойяльного синдрома у психопатов//Вопросы судебной психиатрии. т. VIII. Труды четвертого всесоюзного съезда невропатологов и психиатров/Под ред. Г.В. Морозова. М., 1965.

180. Погребной И.М. Общетеоретические проблемы производств в юридическом процессе: Дис.: канд. юрид. наук. Харьков, 1982.

181. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. 3-е изд. М., 2001.

182. Попов Б.В. Мировая сделка, прекращение дела и судебное решение//Вестник права. 1915. N 29.

183. Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 2002.

184. Практикум по гражданскому процессу: Учебное пособие/Под ред. В.В. Яркова, А.Г. Плешанова. М., 2004.

185. Проблемы доступности и эффективности арбитражного и гражданского судопроизводства/Отв. ред. И.А. Приходько. М., 2001.

186. Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов/Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 1999.

187. Протасов В.Н. Основы общеправовой процессуальной теории. М., 1991.

188. Путь к закону: исходные документы, пояснительные записки, материалы конференций, варианты проекта ГПК, новый ГПК РФ/Под ред. М.К. Треушникова. М., 2004.

189. Пухова Т.Л. Бизнес-адвокатура: Советы "тертого калача". М., 2004.

190. Пучинский В.К. Признание стороны в советском гражданском процессе. М., 1955.

191. Пушкар Е.Г. Конституционное право на судебную защиту. Львов, 1982.

192. Развитие русского права в XV - первой половине XVII в./Отв. ред. В.С. Нерсесянц. М., 1986.

193. Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступлений. М., 2001.

194. Расин Ж. Сочинения: В 2 т./Очерк А. Франса; перевод под ред. А.М. Эфроса. т.1. М.; Л., 1937.

195. Резниченко И.М. Психологические аспекты искового производства: Монография. Владивосток, 1989.

196. Решетникова И.В. Курс доказательственного права в российском гражданском судопроизводстве. М., 2000.

197. Решетникова И.В. Новые гражданско-процессуальные кодексы Беларуси и Казахстана//Журнал российского права. 2000. N 11.

198. Римское частное право: Учебник/Под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М., 2002.

199. Ринг М.П. Вопросы гражданского процесса в практике Верховного Суда СССР. М., 1957.

200. Рожкова М.А. Основные понятия арбитражного процессуального права. М., 2003.

201. Розин Н. Ложь в процессе//Право: Еженедельная юридическая газета. 1910. N 48.

202. Россия: Энциклопедический словарь. Л., 1991.

203. Русанов А. Судья скажет, кому и сколько платить//Российская газета. 2003. 19 нояб.

204. Рыжаков А.П., Сергеев Д.А. Постатейный комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР. М., 1999.

205. Рязанова А. Причины "процессуального бессилия" сторон в споре//Российская юстиция. 1999. N 2.

206. Рясенцев В. Условия и юридические последствия отказа в защите гражданских прав//Советская юстиция. 1962. N 9.

207. Садиков О. Злоупотребление правом в Гражданском кодексе России//Хозяйство и право. N 2. 2002.

208. Самойлова М.В. Право личной собственности граждан СССР: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Л., 1965.

209. Самощенко И.С. О нормативно-правовых средствах регулирования поведения людей//Правоведение. 1967. N 1.

210. Самощенко И.С., Фарукшин М.Х. Ответственность по советскому законодательству. М., 1971.

211. Сахнова Т.В. Гражданское процессуальное право России: перспективы развития//Государство и право. 1999. N 12.

212. Семенов В.М. Конституционные принципы гражданского судопроизводства. М., 1982.

213. Семенов В.М. Специфические отраслевые принципы советского гражданского процессуального права//Сборник ученых трудов Свердловского юридического института. Вып. 3. Свердловск, 1964.

214. Сергун А.К. Некоторые итоги развития теории охранительных правоотношений//Проблемы защиты субъективных прав граждан и организаций в свете решений XXVII съезда КПСС: Сборник научных трудов. М., 1988.

215. Сидоренко В.М. Принцип доступности правосудия и его реализация в гражданском и арбитражном процессе: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2002.

216. Скловский К.И. О применении норм о злоупотреблении правом в судебной практике//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2001. N 2.

217. Скловский К.И. Работа адвоката по обоснованию и оспариванию добросовестности в гражданских спорах. М., 2004.

218. Скойбеда У. Пять невест договорились засудить жениха-обманщика//Комсомольская правда. 2003. 2 окт.

219. Смольякова Т. Истцы, перекурите!//Российская газета. 2002. 20 сент.

220. СНГ: реформа гражданского процессуального права: Материалы международной конференции/Под общ. ред. М.М. Богуславского, А. Трунка. М., 2002.

221. Советский уголовный процесс: Общая часть/Под ред. Б.А. Викторова, В.Е. Чугунова. М., 1973.

222. Соколова М. Любовь и желтые полуботинки//Российская газета. 2004. 9 июля.

223. Сопроненко О.И., Бобровский А. В. Несладкая жизнь "бабаевского" шоколада//Российская газета. 2002. 5 нояб.

224. Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. София, 1966.

225. Степанов Д.И. Корпоративные споры и реформа процессуального законодательства//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. N 2. 2004.

226. Струнская О. Санкции в новом ГПК РФ//Заметки о современном гражданском и арбитражном процессуальном праве/Под ред. М.К. Треушникова. М., 2004.

227. Судебная власть/Под ред. И.Л. Петрухина. М., 2003.

228. Судоустройство: Сборник нормативных актов: Учебно-практическое пособие. М., 2000.

229. Сумской А. Депутаты пошли в народ//Российская газета. 2002. 26 нояб.

230. Сумской А. Депутаты решили разобраться в причинах крупных корпоративных конфликтов//Российская газета. 2002. 20 нояб.

231. Сухинина А. Конституционные презумпции в сфере прав и свобод человека и гражданина//Российская юстиция. 2003. N 9.

232. Теория государства и права: Учебник/Под ред. В.К. Бабаева. М., 1999.

233. Теория юридического процесса/Под общ. ред. В.М. Горшенева. Харьков, 1985.

234. Территория осталась за "К."//Самарское обозрение: Деньги. 2003. 21 июля. N 29 (382).

235. Толковый словарь русского языка: В 4 т./Под ред. Д.Н. Ушакова. М., 1935-1940.

236. Толмачев Н. Банкротство с двойным дном//Комсомольская правда. 2002. 18 апр.

237. Треушников М.К. Судебные доказательства: Монография. М., 1997.

238. Устинова М. Пираньи сибирских рек//Российская газета. 2002. 29 нояб.

239. Халатов С.А. Представительство в гражданском и арбитражном процессе. М., 2002.

240. Черентаев С. Единожды солгавший получил срок//Российская газета. 2003. 31 окт.

241. Чечина Н.А. Гражданские процессуальные отношения. Л., 1962.

242. Чечина Н.А. Категория ответственности в советском гражданском процессуальном праве//Вестник Ленинградского университета. Серия "Экономика, финансы, право". 1982. N 17.

243. Чечина Н.А. Основные направления развития науки советского гражданского процессуального права. Л., 1987.

244. Чечина Н.А. Связь гражданского процессуального права с институтом ответственности//Защита субъективных прав и советское гражданское судопроизводство. Ярославль, 1977.

245. Чечина Н.А., Элькинд П.С. Об уголовно-процессуальной и гражданской процессуальной ответственности//Советское государство и право. 1973. N 9.

246. Шак Х. Международное гражданское процессуальное право: Учебник/Пер. с нем. М., 2001.

247. Шакарян М.С. Субъекты советского гражданского процессуального права. М., 1970.

248. Шакарян М.С. Учение о сторонах в советском гражданском процессе: Учебное пособие. М., 1983.

249. Шалимова Ю. Дело о сорока двух копейках//Комсомольская правда. 2004. 30 сент.

250. Шебанова Н.А. Злоупотребление процессуальными правами//Арбитражная практика. 2002. N 5 (14).

251. Шергина Н. Агапов против "К": Пенсионер заставил питерские "маршрутки" возить бесплатно. Пока только его одного//Российская газета. 2002. 5 сент.

252. Щеглов В.Н. Иск о судебной защите гражданского права. Томск, 1987.

253. Щенникова Л.В. Злоупотребление правом: Дух и буква закона//Законодательство. 1999. N 5.

254. Экимов Р.И. Интересы и право в социалистическом обществе. Л., 1984.

255. Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. Л., 1976.

256. Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. т. 1. М., 1950.

257. Энциклопедический словарь: В 3 т./Глав. ред. Б.А. Введенский. т. 3. М., 1955.

258. Юдельсон К.С. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М., 1951.

259. Яблочков Т.М. Нормативная сила судебного решения//Вестник гражданского права. 1916. N 1.

260. Янев Я.Г. Правила социалистического общежития: их функции при применении правовых норм/Под ред. Ц.А. Ямпольской. М., 1980.

261. Яценко Т.С. Категория шиканы в гражданском праве: история и современность. М., 2003.

──────────────────────────────

*(1) Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. N 52.

*(2) Об этом, в частности, свидетельствуют материалы Всероссийской научно-практической конференции, проходившей в Москве с 31 января по 1 февраля 2001 г. (Проблемы доступности и эффективности арбитражного и гражданского судопроизводства/Отв. ред. И.А. Приходько. М., 2001). Данной проблеме был также посвящен ряд серьезных научных исследований: Кожухарь А.Н. Право на судебную защиту в исковом производстве. Кишинев, 1989; Щеглов В.Н. Иск о судебной защите гражданского права. Томск, 1987; Пушкар Е.Г. Конституционное право на судебную защиту. Львов, 1982; Семенов В.М. Конституционные принципы гражданского судопроизводства. М., 1982; Сидоренко В.М. Принцип доступности правосудия и его реализация в гражданском и арбитражном процессе: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2002; и др.

*(3) Судоустройство: Сборник нормативных актов: Учебно-практическое пособие.

*(4) Основополагающей работой, с которой начинается изучение проблем процессуальной ответственности, является статья Н.А. Чечиной и П.С. Элькинд "Об уголовно-процессуальной и гражданской процессуальной ответственности" (Советское государство и право. 1973. N 9).

*(5) Практически одновременно были защищены две кандидатские диссертации, посвященные рассматриваемым проблемам, до последнего времени малоисследованным: Ермаков А.Н. Меры защиты в арбитражном процессуальном праве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 2002; Новиков А.Г. Гражданская процессуальная ответственность. Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 2002.

*(6) Путь к закону: Исходные документы, пояснительные записки, материалы конференций, варианты проекта ГПК, новый ГПК РФ/Под ред. М.К. Треушникова. М., 2004. С. 79.

*(7) Там же. С. 83.

*(8) Выступление заместителя Руководителя Администрации Президента Российской Федерации Д.Н. Козака//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. N 4. С. 19.

*(9) Закатнова А. Курс для третьей власти//Российская газета. 2004. 12 февр. С. 4.

*(10) Витрук Н.В. Правовой статус личности в СССР. М., 1985. С. 156.

*(11) См., напр.: Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве//Известия АН СССР. Отделение экономики и права. 1946. N 6. С. 427.

*(12) В числе наиболее фундаментальных работ по данной проблеме можно назвать работу: Матузов В.И. Личность. Права. Демократия. Теоретические проблемы субъективного права. Саратов, 1972.

*(13) Достаточно полная характеристика субъективных гражданских процессуальных прав приводится в работе: Мельников А.А. Правовое положение личности в советском гражданском процессе. М., 1969.

*(14) Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 Т.Т. 2. М., 1982. С. 114.

*(15) Матузов В.И. Личность. Права. Демократия: С. 15.

*(16) Толковый словарь русского языка: В 4 т./Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 2. М., 1940. С. 735.

*(17) Там же. Т. 4. С. 579.

*(18) Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. С. 115.

*(19) Экимов Р.И. Интересы и право в социалистическом обществе. Л., 1984. С. 90.

*(20) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 2002. С. 16.

*(21) Латинские юридические изречения/Сост. Е.И. Темнов. М., 2003. С. 65.

*(22) Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. С. 115-116.

*(23) Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве. Саратов, 1970.

*(24) Латинские юридические изречения. С. 324.

*(25) Чечина Н.А. Основные направления развития науки советского гражданского процессуального права. Л., 1987. С. 14-16.

*(26) Чечина Н.А. Гражданские процессуальные отношения. Л., 1962. С. 10.

*(27) На это обстоятельство было обращено внимание Л.А. Ванеевой: Ванеева Л.А. Единство субъективных прав и юридических обязанностей по гражданскому процессуальному праву//Проблемы хозяйства и права на современном этапе: Сборник научных трудов ДВГУ. Владивосток, 1985. С. 129-139.

*(28) Там же. С. 134-135.

*(29) Там же. С. 136.

*(30) Ванеева Л.А. Понятие юридической обязанности по гражданскому процессуальному праву//Правоведение. 1984. N 4. С. 50.

*(31) Там же.

*(32) Мельников А.А. Советский гражданский процессуальный закон. М., 1973. С. 101.

*(33) Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. С. 119.

*(34) Там же. С. 118.

*(35) Мельников А.А. Советский гражданский процессуальный закон. С. 127.

*(36) Матузов В.И. Личность. Права. Демократия: С. 115-116.

*(37) Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. С. 124-125.

*(38) Гурвич М.А. Право на иск. М., 1978. С. 7.

*(39) Возможно, термин "право притязания" (выражающееся в "притязании к суду") не совсем уместен для процессуальной отрасли права. Однако в целях сохранения единой номенклатуры юридических категорий мы не ратуем за замену его более подходящим выражением (например, право на защиту, на подачу жалобы и т.д.), полагая, что это не окажет влияния на существо рассматриваемого понятия.

*(40) Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 22.

*(41) Там же. С. 24.

*(42) Там же. С. 225.

*(43) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 8.

*(44) Витрук Н.В. Основы теории правового положения личности в социалистическом обществе. М., 1979. С. 209.

*(45) Самощенко И.С. О нормативно-правовых средствах регулирования поведения людей//Правоведение. 1967. N 1. С. 36.

*(46) Латинские юридические изречения. С. 236.

*(47) Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. С. 228.

*(48) Гражданское право: Учебник: В 3 т./Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. М., 1999. С. 273 (автор главы - А.П. Сергеев).

*(49) Малиновский А.А. Злоупотребление правом. М., 2002. С. 54.

*(50) Сухинина А. Конституционные презумпции в сфере прав и свобод человека и гражданина//Российская юстиция. 2003. N 9. С. 13.

*(51) Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права. СПб., 1916. С. 68.

*(52) Гаджиев Г.А. Конституционные принципы добросовестности и недопустимости злоупотребления субъективными правами//Государство и право. 2002. N 7. С. 58.

*(53) Щенникова Л.В. Злоупотребление правом: Дух и буква закона//Законодательство. 1999. N 5.

*(54) Скловский К.И. Работа адвоката по обоснованию и оспариванию добросовестности в гражданских спорах. М., 2004. С. 8.

*(55) Семенов В.М. Конституционные принципы гражданского судопроизводства. М., 1982. С. 99-100.

*(56) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. София, 1966. С. 76.

*(57) Мурадьян Э.М. Судебное право (в контексте трех процессуальных кодексов): Монография. М., 2003. С. 8, 127.

*(58) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса/Под ред. и с предисловием В.А. Томсинова. М., 2003. С. 177.

*(59) Гурвич М.А. Гражданские процессуальные правоотношения и процессуальные действия//Труды ВЮЗИ. Т. 3. М., 1965. С. 73.

*(60) Шакарян М.С. Учение о сторонах в советском гражданском процессе: Учебное пособие. М., 1983. С. 30.

*(61) Шебанова Н.А. Злоупотребление процессуальными правами//Арбитражная практика. 2002. N 5(14). С. 48-49.

*(62) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. С. 76.

*(63) Закомлистов А.Ф. Судебная этика. СПб., 2002. С. 71.

*(64) Журман О. Выиграл дело - окупил подписку//Российская газета. 2003. 6 дек. С. 6.

*(65) Там же. - Изучение прессы показывает, что такое явление нередко встречается в современной России. См., напр.: Веприцкий В. Неудобный человек//Российская газета. 2002. 29 авг. С. 8; Викторов А. Защищайтесь, Дон Кихот!//Российская газета. 2002. 5 сент. С. 10; Шергина Н. Агапов против "К": Пенсионер заставил питерские "маршрутки" возить бесплатно. Пока только его одного//Российская газета. 2002. 5 сент. С. 8; и др.

*(66) Гражданское право: Учебник: В 3 т./Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. М., 1999. С. 274 (автор главы - А.П. Сергеев).

*(67) См., напр.: Малиновский А.А. Злоупотребление правом. М., 2002.

*(68) См., напр.: Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002; Яценко Т.С. Категория шиканы в гражданском праве: история и современность. М., 2003; и др.

*(69) Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001.

*(70) Хотя злоупотребления избирательными правами, правами налогоплательщика и пр. отнюдь не исключаются.

*(71) Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, принятые с апреля 1992 г. по ноябрь 2000 г.//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2001. Специальное приложение к N 1. С. 43-44.

*(72) Скловский К.И. О применении норм о злоупотреблении правом в судебной практике//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2001. N 2. С. 45.

*(73) Лукьянцев А., Яценко Т. Учет факта злоупотребления правом при применении гражданско-правовой ответственности в сфере предпринимательской деятельности//Хозяйство и право. 2003. N 8. С. 123.

*(74) Римское частное право: Учебник/Под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М., 2002. С. 67.

*(75) Там же. С. 93.

*(76) Там же. С. 68.

*(77) Там же.

*(78) Российское законодательство X-XX веков: В 9 Т. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства/Отв. ред. проф. А.Д. Горский. М., 1985. С. 156.

*(79) Там же. С. 230.

*(80) Мельников А.А. Советский гражданский процессуальный закон. М., 1973. С. 150.

*(81) Россия: Энциклопедический словарь. Л., 1991. С. 551.

*(82) Там же. С. 555.

*(83) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса/Под ред. и с предисловием В.А. Томсинова. М., 2003. С. 184.

*(84) Устав гражданского судопроизводства//Свод Законов Российской Империи. Т. 16. Ч. 1. Тарту (Юрьевъ), 1923. С. 125.

*(85) Там же. С. 154.

*(86) Общее уложение и дополнительные к нему узаконения Финляндии. СПб., 1891.

*(87) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе: Заметки из судебной практики//Журнал Министерства юстиции. 1910. N 1. С. 2.

*(88) Гражданский процессуальный кодекс. М., 1948. С. 5.

*(89) Там же. С. 18-19.

*(90) Гурвич М.А. Право на иск: Учебное пособие. М., 1978. С. 49.

*(91) Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 203.

*(92) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже//Проблемы борьбы с правонарушениями, причиняющими ущерб экономике: Материалы республиканской экономико-правовой научной конференции. Донецк, 1972. С. 102-103.

*(93) В "Российской газете" рассказывалось о заявителях из Татарстана и Башкортостана, оспаривающих отдельные нормы ГПК и Федерального закона "О прокуратуре" (Закатнова А. Ябеда в Конституционном суде//Российская газета. 2003. 18 июня. С. 9). Несмотря на критичный тон статьи, причисляющей заявителей к сутяжникам, жалующимся на суды общей юрисдикции, арбитражные суды и прокуратуру, в дальнейшем Конституционный Суд удовлетворил поданную жалобу.

*(94) Антонович Е. Еще раз об исчерпании средств//Бизнес-адвокат. 2003. N 21. С. 15.

*(95) Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика/Пер. с англ. М., 1998. С. 85-86.

*(96) Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве//Известия АН СССР: Отделение экономики и права. 1946. N 6. С. 427.

*(97) Самойлова М.В. Право личной собственности граждан СССР: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Л., 1965. С. 11.

*(98) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 18.

*(99) Братусь С.Н. О пределах осуществления гражданских прав//Правоведение. 1967. N 3. С. 82.

*(100) Ерошенко А.А. Осуществление субъективных прав в противоречии с их назначением//Правоведение. 1972. N 4. С. 31.

*(101) Кудрявцев В.Н., Малеин Н.С. Закон и пределы правомерного поведения//Советское государство и право. 1980. N 10. С. 38.

*(102) Рясенцев В. Условия и юридические последствия отказа в защите гражданских прав//Советская юстиция. 1962. N 9. С. 9.

*(103) Паращук С.А. Конкурентное право: правовое регулирование конкуренции и монополии. М., 2002. С. 189.

*(104) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже. С. 103.

*(105) Крусс В.И. Актуальные аспекты проблемы злоупотребления правами и свободами человека//Государство и право. 2002. N 7. С. 49.

*(106) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. В.Ф. Яковлева, М.К. Юкова. М., 2003. С. 137 (автор комментария - Р.Ф. Каллистратова).

*(107) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/Под ред. проф. В.В. Яркова. М., 2003. С. 284 (автор комментария - И.В. Решетникова).

*(108) Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. С. 60.

*(109) Малиновский А.А. Злоупотребление правом. С. 39.

*(110) Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. 3-е изд. М., 2001.

*(111) Там же. С. 116 (Покровский цитирует положения германского закона. - А.Ю.).

*(112) Там же.

*(113) Там же.

*(114) Там же. С. 118-119.

*(115) Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. М., 1950. С. 437.

*(116) Малиновский А.А. Злоупотребление правом. С. 39.

*(117) Паращук С.А. Конкурентное право: правовое регулирование конкуренции и монополии. С. 187.

*(118) Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/Под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 217 (автор главы - И.А. Приходько).

*(119) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 278.

*(120) Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 44-45.

*(121) Там же.

*(122) Там же. С. 48-63.

*(123) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. София, 1966. С. 76.

*(124) Гражданское право: Учебник: В 3 Т./Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. М., 1999. С. 275.

*(125) Курбатов А.Я. Недопустимость злоупотребления правом как способ установления пределов реализации (удовлетворения) интересов//Хозяйство и право. 2000. N 12. С. 45.

*(126) Бержель Ж.Л. Общая теория права. М., 2000. С. 446.

*(127) Бушев А.Ю., Скворцов О.Ю. Акционерное право: Вопросы теории и судебно-арбитражной практики/Предисловие В.Ф. Яковлева. М., 1997. С. 82.

*(128) Бару М.И. О статье 1 Гражданского кодекса//Советское государство и право. 1958. N 12. С. 118.

*(129) Васильев Ю.С. Взаимодействие права и морали//Советское государство и право. 1966. N 11. С. 19.

*(130) Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. С. 60.

*(131) Янев Я.Г. Правила социалистического общежития: их функции при применении правовых норм/Под ред. Ц.А. Ямпольской. М., 1980. С. 184.

*(132) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 8.

*(133) Бугаевский А. Ложь в гражданском суде//Право: Еженедельная юридическая газета. 1909. N 12. С. 736.

*(134) Там же. С. 735.

*(135) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 21-22.

*(136) Там же.

*(137) В настоящее время ГПК и АПК РФ исключают возможность совершения подобных действий, поскольку требуют от истца представления доказательств доплаты пошлины в соответствии с увеличенной ценой иска. Без представления таких доказательств суд не приступает к рассмотрению дела (ч. 2 ст. 92 ГПК).

*(138) Белов В.А. Об умышленном занижении суммы исковых требований (можно ли уменьшить государственную пошлину)//Законодательство: Право для бизнеса. 1999. N 5. С. 73-80.

*(139) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. В.Ф. Яковлева, М.К. Юкова. М., 2003. С. 137 (автор комментария - Р.Ф. Каллистратова).

*(140) Автор настоящей работы считает более точным употребление термина "гражданское процессуальное нарушение" вместо термина "гражданское процессуальное правонарушение", исходя из того, что процессуальные отношения могут существовать только в правовой форме. Выражение "гражданское процессуальное правонарушение" допускает ненужный повтор. Данное обстоятельство, применительно к гражданским процессуальным правоотношениям, было подмечено Н.А. Чечиной: Чечина Н.А. Гражданские процессуальные отношения. Л., 1962.

*(141) Розин Н. Ложь в процессе//Право: Еженедельная юридическая газета. 1910. N 48. С. 2895.

*(142) Бутнев В.В. Сущность и порядок реализации гражданской процессуальной ответственности: Текст лекций. Ярославль, 1989. С. 26.

*(143) Малиновский А.А. Злоупотребление правом. М., 2002. С. 36.

*(144) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 11.

*(145) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже. С. 105.

*(146) Там же. С. 105.

*(147) Шалимова Ю. Дело о сорока двух копейках//Комсомольская правда. 2004. 30 сент. С. 11.

*(148) Цит. по: Мурадьян Э.М. Истина как проблема судебного права. М., 2002. С. 35.

*(149) Бутнев В.В. Сущность и порядок реализации гражданской процессуальной ответственности. С. 28.

*(150) Гражданское процессуальное законодательство: Комментарий. М., 1991. С. 183 (автор комментария - М.К. Юков).

*(151) Некоторые вопросы судебной практики по гражданским делам Верховного Суда РФ: Обзор практики Верховного Суда Российской Федерации//Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. N 7. С. 16.

*(152) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе: Заметки из судебной практики//Журнал Министерства юстиции. 1910. N 1. С. 7.

*(153) Садиков О. Злоупотребление правом в Гражданском кодексе России//Хозяйство и право. N 2. 2002. С. 42.

*(154) Попов Б.В. Мировая сделка, прекращение дела и судебное решение//Вестник права. 1915. N 29. С. 869.

*(155) Яблочков Т.М. Нормативная сила судебного решения//Вестник гражданского права. 1916. N 1. С. 43.

*(156) Кларисс М. Черный список черных маклеров//Российская газета. 2004. 7 сент. 2004. С. 15.

*(157) Климова Г.З. К вопросу о правовой реабилитации: теоретический аспект//Вестник Саратовской государственной академии права. 2003. N 3(36). С. 38.

*(158) Зыкова Т. Корпоративный шантаж//Российская газета. 2004. 26 марта. С. 4.

*(159) Янев Я.Г. Правила социалистического общежития. С. 174.

*(160) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 10.

*(161) Резниченко И.М. Психологические аспекты искового производства: Монография. Владивосток, 1989. С. 7.

*(162) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 4-5.

*(163) Латинские юридические изречения. С. 168.

*(164) Розин Н. Ложь в процессе//Право: Еженедельная юридическая газета. 1910. N 48. С. 2896-2897.

*(165) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 18.

*(166) Паращук С.А. Конкурентное право: правовое регулирование конкуренции и монополии. М., 2002. С. 164.

*(167) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 276 (автор главы - И.А. Приходько).

*(168) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 10.

*(169) Здесь уместно привести высказывание о том, что "судебное производство носит оркестровые черты, а руководство им - черты оркестрового управления" (Гурвич М.А. Структура и движение гражданского процессуального правоотношения//Труды ВЮЗИ. Т. 38. Вопросы науки советского гражданского процессуального права. М., 1975. С. 31).

*(170) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже. С. 103.

*(171) Викут М.А., Зайцев И. М. Гражданский процесс России: Учебник. М., 1999. С. 121.

*(172) Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступлений. М., 2001. С. 12.

*(173) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса/Под ред. и с предисловием В.А. Томсинова. М., 2003. С. 183.

*(174) Там же.

*(175) Там же.

*(176) Гурвич М.А. Право на иск. С. 48.

*(177) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже. С. 103.

*(178) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/Под ред. проф. В.В. Яркова. М., 2003. С. 284 (автор комментария - И.В. Решетникова).

*(179) Судебная власть/Под ред. И.Л. Петрухина. М., 2003. С. 655 (автор параграфа - Э.М. Мурадьян).

*(180) Коврига З.Ф. Уголовно-процессуальная ответственность. Воронеж, 1984. С. 33.

*(181) Бутнев В.В. Сущность и порядок реализации гражданской процессуальной ответственности. С. 33.

*(182) Римское частное право. С. 68.

*(183) Лукьянцев А., Яценко Т. Учет факта злоупотребления правом при применении гражданско-правовой ответственности в сфере предпринимательской деятельности. С. 124.

*(184) Паращук С.А. Конкурентное право: правовое регулирование конкуренции и монополии. М., 2002. С. 193

*(185) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 11.

*(186) Самарское обозрение. 2003. 10 нояб. С. B2.

*(187) Латинские юридические изречения. С. 73.

*(188) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. С. 76.

*(189) Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 57.

*(190) Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступлений. С. 70.

*(191) Лукьянцев А., Яценко Т. Учет факта злоупотребления правом при применении гражданско-правовой ответственности в сфере предпринимательской деятельности. С. 123.

*(192) Резниченко И.М. Психологические аспекты искового производства. С. 41.

*(193) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже. С. 103.

*(194) Большая советская энциклопедия: В 30 Т./Глав. ред. А.М. Прохоров. М., 1974. Т. 17. С. 171.

*(195) Там же.

*(196) Там же.

*(197) Толковый словарь русского языка: В 4 Т./Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 1. М., 1935. С. 1480.

*(198) Мурадьян Э.М. Судебное право (в контексте трех процессуальных кодексов): Монография. М., 2003. С. 90.

*(199) Резниченко И.М. Психологические аспекты искового производства: Монография. Владивосток, 1989. С. 43.

*(200) Развитие русского права в XV - первой половине XVII в./Отв. ред. В.С. Нерсесянц. М., 1986. С. 225.

*(201) Даль В. Толковый словарь: В 4 Т. Т. 4. М., 1991. С. 365.

*(202) Энциклопедический словарь: В 3 Т./Глав. ред. Б.А. Введенский. Т.3. М., 1955. С. 351.

*(203) Толковый словарь русского языка: В 4 Т./Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 4. М., 1940. С. 599.

*(204) Аристофан. Всадники: Комедии/Коммент. В. Ярхо; Пер. с древнегреч. Харьков, 2001. С. 296-297.

*(205) Расин Ж. Сочинения: В 2 Т./Очерк А. Франса; перевод под ред. А.М. Эфроса. М.; Л., 1937. Т. 1. С. 105-107.

*(206) Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета/В русском переводе с параллельными местами и приложениями. М., 2001. С. 1272.

*(207) Там же. С. 1292.

*(208) Там же. С. 1016.

*(209) Гражданский процесс: Учебник. 3-е изд./Под ред. В.А. Мусина, Н.А. Чечиной, Д.М. Чечота. М., 2001. С. 286 (автор главы - Н.А. Чечина).

*(210) См., напр.: Иванов М. Суд идет! Но очень медленно://Российская газета. 2000. 21 окт. С. 2; Вобликов В.Н. Как заставить работать суд//Российская газета. 2003. 23 сент. С. 4; Козлова Н. Частное правосудие: Жалобы на судью опасны для жизни//Российская газета. 2000. 23 июня. С. 25; и др.

*(211) Оценки судебной системы гражданами и предпринимателями//Российская газета. 2002. 7 авг. С. 4.

*(212) Расин Ж. Сочинения. Т. 1. С. 146.

*(213) Еникеева Д.Д. Популярная психиатрия. М., 1998. С. 510.

*(214) Клиническая психиатрия/Под ред. Н.Е. Бачерикова. Киев, 1989. С. 400-401.

*(215) Гельдер М., Гэт Д., Мейо Р. Оксфордское руководство по психиатрии: В 2 Т. Т. 1. Киев, 1997. С. 246-247.

*(216) Печерникова Т.В. О судебно-психиатрической оценке сутяжно-паранойяльного синдрома у психопатов//Вопросы судебной психиатрии. Т. VIII. Труды четвертого всесоюзного съезда невропатологов и психиатров/Под ред. Г.В. Морозова. М., 1965. С. 105.

*(217) Там же. С. 104.

*(218) Там же. С. 107.

*(219) Там же. С. 105-106.

*(220) Ганнушкин П.Б. Избранные труды/Под ред. О.В. Кербикова. Ростов н/Д., 1998. С. 244-245.

*(221) Шебанова Н.А. Злоупотребление процессуальными правами//Арбитражная практика. 2002. N 5(14). С. 49.

*(222) На это было обращено внимание Л.А. Ванеевой: Ванеева Л.А. Понятие юридической обязанности по гражданскому процессуальному праву. С. 50.

*(223) Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 18.

*(224) Халатов С.А. Представительство в гражданском и арбитражном процессе. М., 2002. С. 141-142.

*(225) Малиновский А.А. Злоупотребление правом. С. 59.

*(226) Степанов Д.И. Корпоративные споры и реформа процессуального законодательства//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. N 2. 2004. С. 128.

*(227) Бугаевский А. Ложь в гражданском суде//Право: Еженедельная юридическая газета. 1909. N 12. С. 742.

*(228) Там же. С. 741.

*(229) Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за III квартал 2003 г.//Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. N 3. С. 18.

*(230) Некоторые вопросы судебной практики по гражданским делам Верховного Суда РФ: Обзор судебной практики Верховного Суда РФ//Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. N 7. С. 16.

*(231) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 217 (автор главы - И.А. Приходько).

*(232) Рязанова А. Причины "процессуального бессилия" сторон в споре//Российская юстиция. 1999. N 2. С. 21.

*(233) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации/Под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 277 (автор главы - И.А. Приходько).

*(234) Треушников М.К. Судебные доказательства: Монография. М., 1997. С. 10.

*(235) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 16-17.

*(236) Латинские юридические изречения. С. 134.

*(237) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. С. 76.

*(238) Скловский К.И. О применении норм о злоупотреблении правом в судебной практике//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2001. N 2. С. 45.

*(239) Козлова Н. Бесплатному защитнику положено сидеть//Российская газета. 2003. 30 окт. С. 5.

*(240) Шебанова Н.А. Злоупотребление процессуальными правами//Арбитражная практика. 2002. N 5(14). С. 49.

*(241) Власов А.А. Проблема обеспечения законности по ГПК и АПК РФ 2002 г.//Арбитражный и гражданский процесс. 2003. N 6. С. 27.

*(242) Толковый словарь русского языка: В 4 Т./Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 3. С. 629.

*(243) Там же.

*(244) Понятие "гражданское процессуальное принуждение" предложено В.В. Бутневым в уже упоминавшейся работе "Гражданская процессуальная ответственность".

*(245) Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. М., 2003. С. 31.

*(246) Бутнев В.В. Гражданская процессуальная ответственность. С. 51.

*(247) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 189.

*(248) Гурвич М.А. Гражданские процессуальные правоотношения и процессуальные действия//Труды ВЮЗИ. Т. 3. М., 1965. С. 113-114.

*(249) Мельников А.А. Советский гражданский процессуальный закон. С. 71.

*(250) Осокина Г.Л. Гражданский процесс: Общая часть. М., 2003. С. 50.

*(251) Судебная власть/Под ред. И.Л. Петрухина. С. 686 (автор главы - Э.М. Мурадьян).

*(252) Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М., 1971. С. 118.

*(253) Лейст О.Э. Санкции и ответственность по советскому праву. М., 1981. С. 7.

*(254) Ветрова Г.Н. Санкции в судебном праве. М., 1991. С. 41, 156; Громов Н.А., Полунин С.А. Санкции в уголовно-процессуальном праве России. М., 1998. С. 30; Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. С. 171; и др.

*(255) Гуреев П.П. Гражданский процессуальный закон//Демократические основы советского социалистического правосудия. М., 1965. С. 205-213.

*(256) Кузнецов Н.В. Классификация гражданских процессуальных санкций//Актуальные проблемы отраслевых юридических наук. Саратов, 1982. С. 32.

*(257) Мельников А.А. Советский гражданский процессуальный закон. С. 42-43.

*(258) Чечина Н.А. Связь гражданского процессуального права с институтом ответственности//Защита субъективных прав и советское гражданское судопроизводство. Ярославль, 1977. С. 79.

*(259) Чечина Н.А. Категория ответственности в советском гражданском процессуальном праве. С. 75.

*(260) Кузнецов Н.В. Классификация гражданских процессуальных санкций. С. 33.

*(261) Там же. С. 35.

*(262) Ветрова Г.Н. Санкции в судебном праве. С. 7.

*(263) Кузнецов Н.В. Классификация гражданских процессуальных санкций. С. 33.

*(264) Ветрова Г.Н. Санкции в судебном праве. С. 58.

*(265) Викут М.А., Зайцев И. М. Гражданский процесс России. С. 125.

*(266) Струнская О. Санкции в новом ГПК РФ//Заметки о современном гражданском и арбитражном процессуальном праве/Под ред. М.К. Треушникова. М., 2004. С. 154.

*(267) Кузнецов Н.В. Классификация гражданских процессуальных санкций. С. 35.

*(268) Викут М.А., Зайцев И.М. Гражданский процесс России. С. 123.

*(269) Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов/Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 1999. С. 491 (автор главы - В.В. Лазарев).

*(270) Там же. С. 492.

*(271) Ветрова Г.Н. Санкции в судебном праве. С. 157.

*(272) Мохов А. Личные неимущественные права и их ограничения в гражданском процессе//Российская юстиция. N 9. 2001. С. 25-26.

*(273) Впервые понятие "гражданской процессуальной ответственности" было употреблено Н.А. Чечиной в статье "Об уголовно-процессуальной и гражданской процессуальной ответственности", написанной совместно с П.С. Элькинд (Советское государство и право. 1973. N 9). - По этой проблеме также см.: Чечина Н.А. Категория ответственности в советском гражданском процессуальном праве//Вестник Ленинградского университета. 1982. N 17. С. 71-78; Коврига З.Ф. Уголовно-процессуальная ответственность. Воронеж, 1984; Ветрова Г.Н. 1) Уголовно-процессуальная ответственность. М., 1987; 2) Санкции в судебном праве. М., 1989; Бутнев В.В. 1) Реализация юридической ответственности в гражданском процессе. Ярославль, 1985; 2) Сущность и порядок реализации гражданской процессуальной ответственности. Ярославль, 1989; 3) Гражданская процессуальная ответственность. Ярославль, 1999; Зайцев И.М. Гражданская процессуальная ответственность//Государство и право. 1999. N 7. С. 93-96; и др.

*(274) Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. С. 224-225.

*(275) Самощенко И.С., Фарукшин М.Х. Ответственность по советскому законодательству. М., 1971. С. 187.

*(276) Чечина Н.А. Категория ответственности в советском гражданском процессуальном праве. С. 73.

*(277) Бутнев В.В. Интересы правосудия и метод гражданского процессуального права//Материально-правовые и процессуальные средства охраны и защиты интересов государства и общества: Межведомственный тематический сборник научных трудов. Калинин, 1988. С. 111, 113.

*(278) Теория юридического процесса/Под общ. ред. В.М. Горшенева. Харьков, 1985. С. 99.

*(279) Там же. С. 176.

*(280) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 183.

*(281) Белов А.П. Международное предпринимательское право: Учебное пособие. М., 2001. С. 307.

*(282) СНГ: реформа гражданского процессуального права: Материалы международной конференции/Под общ. ред. М.М. Богуславского, А. Трунка. М., 2002. С. 225.

*(283) Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. С. 223.

*(284) Сахнова Т.В. Гражданское процессуальное право России: перспективы развития//Государство и право. 1999. N 12. С. 34.

*(285) Решетникова И.В. Новые гражданско-процессуальные кодексы Беларуси и Казахстана//Журнал российского права. 2000. N 11. С. 127.

*(286) Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 381.

*(287) Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. Л., 1976. С. 95.

*(288) Там же. С. 96.

*(289) Бутнев В.В. Гражданская процессуальная ответственность. С. 42-43.

*(290) Гуреев П.П. Советский гражданский процессуальный закон. С. 212.

*(291) Чечина Н.А. Категория ответственности в советском гражданском процессуальном праве. С. 76.

*(292) Протасов В.Н. Основы общеправовой процессуальной теории. М., 1991. С. 135.

*(293) Бутнев В.В. Гражданская процессуальная ответственность. С. 40.

*(294) Липинский Д.А. Проблемы юридической ответственности/Под ред. Р.Л. Хачатурова. СПб., 2003. С. 354.

*(295) Там же. С. 354.

*(296) Семенов В.М. Специфические отраслевые принципы советского гражданского процессуального права//Сборник ученых трудов Свердловского юридического института. Вып. 3. Свердловск, 1964. С. 264.

*(297) Шакарян М.С. Субъекты советского гражданского процессуального права. М., 1970. С. 146.

*(298) Исаенкова О. Пусть проигравший платит//Экономическая жизнь. Юрист. 2003. N 4.

*(299) Ветрова Г.Н. Санкции в судебном праве. М., 1991. С. 75.

*(300) Некоторые вопросы судебной практики по гражданским делам Верховного Суда РФ: Обзор судебной практики Верховного Суда РФ//Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. N 7. С. 16.

*(301) Шакарян М.С. Субъекты советского гражданского процессуального права. М., 1970. С. 146.

*(302) Шакарян М.С. Учение о сторонах в советском гражданском процессе: Учебное пособие. М., 1983. С. 31.

*(303) Гурвич М.А. Право на иск: Учебное пособие. М., 1978. С. 47.

*(304) Шебанова Н.А. Злоупотребление процессуальными правами//Арбитражная практика. 2002. N 5(14). С. 51.

*(305) Осокина Г.Л. Гражданский процесс: Общая часть. М., 2003. С. 323.

*(306) Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР/Под ред. М.С. Шакарян. М., 2001. С. 253-254 (автор комментария - Р.Е. Гукасян).

*(307) Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. С. 203.

*(308) Шебанова Н. А. Злоупотребление процессуальными правами. С. 51.

*(309) Латинские юридические изречения. С. 112.

*(310) Федеральный закон от 21 декабря 2004 г. N 171-ФЗ "О внесении изменений в Закон Российской Федерации "О защите прав потребителей" и о признании утратившим силу пункта 28 статьи 1 Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О защите прав потребителей"//Российская газета. 2004. 29 дек. С. 28.

*(311) Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов/Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 1999. С. 490 (автор главы - В. В. Лазарев).

*(312) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 183.

*(313) Там же. С. 184.

*(314) Там же. С. 123.

*(315) Проблемы общей теории права и государства. С. 490-491.

*(316) Там же.

*(317) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/Под ред. проф. В.В. Яркова. М., 2003. С. 96 (автор комментария - С.А. Халатов).

*(318) Практикум по гражданскому процессу: Учебное пособие/Под ред. В.В. Яркова, А.Г. Плешанова. М., 2004. С. 344.

*(319) По изложенным выше (при характеристике сущности гражданской процессуальной ответственности, а также при ее сопоставлении с иными мерами гражданского процессуального принуждения) соображениям мы не разделяем мнение И.М. Зайцева об отнесении фикций к ответственности, а считаем их иными мерами гражданского процессуального принуждения.

*(320) Викут М.А., Зайцев И.М. Гражданский процесс России: Учебник. М., 1999. С. 124.

*(321) Янев Я.Г. Правила социалистического общежития. С. 227.

*(322) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. С. 375-376.

*(323) Латинские юридические изречения. С. 326.

*(324) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. С. 193.

*(325) Гурвич М.А. Решение советского суда в исковом производстве. М., 1955. С. 84-85.

*(326) Там же. С. 85.

*(327) Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. С. 119.

*(328) Сухинина А. Конституционные презумпции в сфере прав и свобод человека и гражданина. С. 13.

*(329) Путь к закону: исходные документы, пояснительные записки, материалы конференций, варианты проекта ГПК, новый ГПК РФ/Под ред. М.К. Треушникова. М., 2004. С. 40.

*(330) Шебанова Н.А. Злоупотребление процессуальными правами. С. 52.

*(331) Латинские юридические изречения. С. 261.

*(332) Определение Судебной Коллегии Верховного Суда РФ от 25 февраля 2003 г.//Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. N 10. С. 10.

*(333) Марчуков С. ВАЗ спасается от ответственности за выпуск некачественной продукции//Самарское обозрение. 2003. 17 нояб. N 46 (399). С. 4.

*(334) Коновалова О. Государство защитит продавцов от потребительского экстремизма//Самарское обозрение. 2003. 24 нояб. N 47 (400).

*(335) Там же.

*(336) Ковров А. Мастер шантажа адвокат Маркс. И другие марксисты//Российская газета. 2002. 6 нояб. С. 6.

*(337) Смольякова Т. Истцы, перекурите!//Российская газета. 2002. 20 сент. С. 3.

*(338) Там же.

*(339) Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. Специальное приложение к N 5.

*(340) См., напр.: Толмачев Н. Банкротство с двойным дном//Комсомольская правда. 2002. 18 апр. С. 11; Васильченко Е. Комиссионное банкротство//Российская газета. 2003. 20 нояб. С. 6; Захарова Е. Банкротство по известному сценарию//Российская газета. 2002. 12 апр. С. 12; Васильченко Е. Охота на банкрота//Российская газета. 2002. 31 янв. С. 1, 4; и др.

*(341) 10 миллионов долларов за "мертвые души"//Обозрение. Судебные новости: Хроника регионального правосудия: прецеденты, истории (1998-1999). Вып. 1. М., 1999. С. 109.

*(342) Там же.

*(343) Латинские юридические изречения. С. 152.

*(344) Рожкова М.А. Основные понятия арбитражного процессуального права. М., 2003. С. 63.

*(345) Территория осталась за "К."//Самарское обозрение: Деньги. 2003. 21 июля. N 29 (382).

*(346) Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. Специальное приложение к N 5. С. 24.

*(347) Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 21 апреля 2003 г. N 6-П "По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой, Р.М. Скляновой и В.М. Ширяева"//Российская газета. 2003. 26 апр. С. 11.

*(348) Шебанова Н. А. Злоупотребление процессуальными правами. С. 51.

*(349) Ансон В. Договорное право/Под общ. ред. О.Н. Садикова. М., 1984. С. 231.

*(350) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 196.

*(351) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. С. 375-376.

*(352) Лысихин И. Все начатое дурно крепнет злом//Российская газета. 2004. 29 апр. С. 8.

*(353) Аболонин Г.О. Групповые иски. М., 2001. С. 46.

*(354) Пухова Т.Л. Бизнес-адвокатура: Советы "тертого калача". М., 2004. С. 116-117.

*(355) Крохмалюк А. Фирмы-захватчики поглощают Москву//Бизнес-адвокат. 2003. N 21. С. 2.

*(356) Там же. С. 2-3.

*(357) Зыкова Т. Корпоративный шантаж//Российская газета. 2004. 26 марта. С. 4.

*(358) Сумской А. 1) Депутаты решили разобраться в причинах крупных корпоративных конфликтов//Российская газета. 2002. 20 нояб. С. 3; 2) Депутаты пошли в народ//Там же. 2002. 26 нояб. С. 2.

*(359) См., напр.: Кучеренко В. Калий на раны//Российская газета. 2001. 27 нояб. С. 2; Сопроненко О. И., Бобровский А.В. Несладкая жизнь "бабаевского" шоколада//Там же. 2002. 5 нояб. С. 6; Устинова М. Пираньи сибирских рек//Там же. 2002. 29 нояб. С. 6; и др.

*(360) В частности, Д.И. Степанов предлагает оправданную, на наш взгляд, систему мер противодействия подобным проявлениям, среди которых выделяются следующие: уточнение перечня категорий корпоративных споров, подведомственных арбитражному суду; установление исключительной подсудности корпоративных споров (по месту нахождения юридического лица); соединение в одно производство тесно связанных между собой требований, вытекающих из корпоративных споров, а также упорядочение механизма введения обеспечительных мер; введение обязательного досудебного порядка урегулирования корпоративных споров (Степанов Д.И. Корпоративные споры и реформа процессуального законодательства//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. N 2. 2004. С. 134-148).

*(361) "М." ликвидирует "С."//Самарское обозрение. 2003. 27 окт.

*(362) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 6.

*(363) Там же. С. 25.

*(364) Ринг М.П. Вопросы гражданского процесса в практике Верховного Суда СССР. М., 1957. С. 162.

*(365) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже. С. 104.

*(366) Гурвич М.А. Право на иск. С. 48-49.

*(367) Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 15 июня 1999 г. N 6308/98 (текст Постановления официально опубликован не был; доступен в информационно-правовой системе "Консультант Плюс").

*(368) Как пишет "Российская газета", это "действительно гениальная находка отечественных бизнесменов. Западным капиталистам такое и в голову не придет" (Вернин Н. Бандиты идут на банкротство//Российская газета. 2002. 19 апр. С. 23).

*(369) Судебная практика: Приложение к Информационному бюллетеню Управления Судебного департамента в Самарской области. 2004. N 1 (13). С. 37-38.

*(370) Там же.

*(371) Подобные иски встречаются в судебной практике при заявлении требований о защите личных неимущественных прав (чести, достоинства, деловой репутации и т.д.). Истцы желают продемонстрировать суду, общественности (а в первую очередь своим оппонентам), что их интересует не имущественная компенсация за причиненный вред, которую они могли бы получить, а сам факт опровержения порочащих сведений. Впрочем, подобные обращения позволили некоторым СМИ поиронизировать на эту тему, заявив, что тот или иной политический или общественный деятель оценивает свою репутацию всего в один рубль.

*(372) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 226.

*(373) Ринг М.П. Вопросы гражданского процесса в практике Верховного Суда СССР. М., 1957. С. 162.

*(374) Там же. С. 161.

*(375) Резниченко И.М. Психологические аспекты искового производства. С. 19.

*(376) Из нравственно-этических соображений мы не приводим примеры других процессов, которые начал "Сутяжник".

*(377) Скойбеда У. Пять невест договорились засудить жениха-обманщика//Комсомольская правда. 2003. 2 окт. С. 19.

*(378) Шалимова Ю. Дело о сорока двух копейках//Комсомольская правда. 2004. 30 сент. С. 10-11.

*(379) Там же. С. 10.

*(380) Зыкова Т. Корпоративный шантаж//Российская газета. 2004. 26 марта. С. 4.

*(381) Латинские юридические изречения С. 149.

*(382) Развитие русского права в XV - первой половине XVII в./Отв. ред. В.С. Нерсесянц. М., 1986. С. 233.

*(383) Жуйков В.М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц. М., 1997. С. 303.

*(384) Жуйков В.М. Проблемы гражданского процессуального права. М., 2001. С. 84-85.

*(385) Соколова М. Любовь и желтые полуботинки//Российская газета. 2004. 9 июля. С. 8.

*(386) Жуйков В.М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц. С. 304.

*(387) Латинские юридические изречения. С. 65.

*(388) Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по гражданским делам. М., 1999. С. 245.

*(389) Там же.

*(390) Там же.

*(391) Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. 3-е изд., изм. и доп./Под общ. ред. Ю.И. Скуратова, В.М. Лебедева. М., 1999. С. 771 (автор комментария - С.В. Максимов).

*(392) Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995. С. 453-454.

*(393) Там же. С. 771.

*(394) Черентаев С. Единожды солгавший получил срок//Российская газета. 2003. 31 окт. С. 6.

*(395) Елисеев Н.Г. Гражданское процессуальное право зарубежных стран: Учебник. М., 2004. С. 367.

*(396) Латинские юридические изречения. С. 93.

*(397) Белов А.П. Международное предпринимательское право: Учебное пособие. М., 2001. С. 308.

*(398) Там же.

*(399) Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе: Пособие для адвокатов. М., 1954. С. 28.

*(400) Зыкова Т. Корпоративный шантаж//Российская газета. 2004. 26 марта. С. 4.

*(401) В литературе встречается указание на случаи аналогичной процессуальной шиканы: Белов А.П. Международное предпринимательское право. С. 304.

*(402) Справка о причинах отмены и изменений решений и определений мировых судей области в порядке надзора//Судебная практика: Приложение к Информационному бюллетеню Управления Судебного департамента в Самарской области. 2004. N 1 (13). С. 108.

*(403) Лаврова Е. Укус аутсайдера//Российская газета. 2003. 4 дек. С. 4.

*(404) Там же.

*(405) Михайлов А. "Левые" деньги на "правые цели"//Российская газета. 2003. 29 нояб. С. 6.

*(406) Там же.

*(407) Российская газета. 2004. 30 июня. С. 5.

*(408) Справка о причинах отмены и изменений решений и определений мировых судей области в порядке надзора. С. 118-119.

*(409) Надзорная практика по гражданским делам//Судебная практика. 2003. N 3 (11). С. 21.

*(410) Там же. С. 23.

*(411) Российская газета. 2004. 25 авг. С. 3-4.

*(412) Куликов В. Опасный свидетель//Российская газета. 2003. 28 нояб. С. 1.

*(413) Власов А.А. Гражданское процессуальное право: Учебник. М., 2003. С. 146.

*(414) Осокина Г.Л. Гражданский процесс: Общая часть. М., 2003. С. 295.

*(415) Федеральный закон от 20 октября 2004 г. N 127 "О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации и некоторые другие законодательные акты Российской Федерации, а также о признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации"//Российская газета. 2004. 5 нояб. С. 8-10.

*(416) Устав гражданского судопроизводства//Свод Законов Российской Империи. Т. 16. Ч. 1. Тарту (Юрьевъ), 1923. С. 172.

*(417) Анохин В.А. Проблемы правового регулирования арбитражного производства//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. N 10. С. 109.

*(418) Выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина на торжественном заседании, посвященном десятилетию арбитражных судов (22 февраля 2002 г., Колонный зал Дома Союзов)//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2002. Специальное приложение к N 5. С. 6.

*(419) Правильное в целом нововведение получило противоречивое толкование в постановлениях высших судебных инстанций. Так, на основании абз. 2 п. 6 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ N 11 от 9 декабря 2002 г. "О некоторых вопросах, связанных с введением в действие Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации" "споры между участниками хозяйственных товариществ и обществ, если хотя бы один из них является гражданином, не имеющим статуса индивидуального предпринимателя, не подлежат рассмотрению в арбитражном суде, за исключением случаев, когда указанные споры связаны с предпринимательской или иной экономической деятельностью указанных хозяйственных товариществ и обществ". В абз. 2-4 п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ N 2 от 20 января 2003 г. "О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации", наоборот, указывалось: "Обратить внимание судов на то, что АПК РФ (ст. 33) к подведомственности арбитражных судов отнесены дела по спорам между акционером и акционерным обществом, участниками иных хозяйственных товариществ и обществ, вытекающим из деятельности хозяйственных товариществ и обществ, за исключением трудовых споров. Указанные дела подведомственны арбитражным судам независимо от того, какие лица - юридические или физические - являются участниками правоотношений, из которых возник спор. Исходя из этого, указанные дела не могут рассматриваться в порядке гражданского судопроизводства судами общей юрисдикции" (Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. N 3. С. 2).

*(420) Самарское обозрение. 2003. 3 нояб. N 44 (397).

*(421) Шак Х. Международное гражданское процессуальное право: Учебник/Пер. с нем. М., 2001. С. 237-239.

*(422) Корнилов Э. Гражданско-процессуальные проблемы защиты прав потребителей//Хозяйство и право. 1999. N 11. С. 39.

*(423) Степанов Д.И. Корпоративные споры и реформа процессуального законодательства. С. 131.

*(424) Зыкова Т. Корпоративный шантаж//Российская газета. 2004. 26 марта. С. 4.

*(425) Устав гражданского судопроизводства//Свод Законов Российской Империи. Т. 16. Ч. 1. Тарту (Юрьевъ), 1923. С. 69, 139.

*(426) Гражданский процессуальный кодекс. М., 1948. С. 31.

*(427) Гольмстен А.Х. Учебник русского гражданского судопроизводства. СПб., 1907. С. 189.

*(428) Пучинский В.К. Признание стороны в советском гражданском процессе. М., 1955. С. 46.

*(429) Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе. С. 38.

*(430) Первая цифра означает год принятия решения (1873), вторая - номер решения по делу. Цит. по: Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 222.

*(431) Характеризуя содержание юридической заинтересованности, М.А. Гурвич также писал, что "существование юридического интереса хотя бы у одной из сторон достаточно, чтобы вынесенное решение не было бесцельным: прекращение процесса вследствие выяснившегося отсутствия юридического интереса у истца грубо нарушило бы указанный основной принцип процессуального равенства сторон". Автор пишет, что при предъявлении иска у одной из сторон процесса всегда имеется интерес (Гурвич М. А. Право на иск: Учебное пособие. М., 1978. С. 22).

*(432) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 222-223.

*(433) Там же. С. 223.

*(434) Гражданский процессуальный кодекс. М., 1948. С. 4.

*(435) Там же.

*(436) Уголовный процессуальный кодекс Российской Федерации. М., 2004. С. 15.

*(437) Рожкова М.А. Основные понятия арбитражного процессуального права. М., 2003. С. 181.

*(438) Устав гражданского судопроизводства//Свод Законов Российской Империи. Т. 16. Ч. 1. Тарту (Юрьевъ), 1923. С. 95.

*(439) Например, решения по делам 76 N 169, 93 N 35, 12 N 124 и др. Цит. по: Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 223.

*(440) Там же.

*(441) Однако следует обратить внимание на неточность ч. 2 ст. 92 ГПК. Закон говорит, что рассмотрение дела продолжается после представления истцом указанных доказательств. А что происходит с производством по делу до этого? Основания приостановления производства по делу и оставления заявления без рассмотрения указаны в исчерпывающем перечне (ст. 215, 216, 222 ГПК), в котором отсутствует такое основание, как неуплата пошлины. Следовательно, остается только отложение разбирательства дела на новый срок (ст. 169 ГПК). А как быть в том случае, если истец не представляет необходимых доказательств? Новое отложение судебного разбирательства не будет отвечать задачам гражданского судопроизводства, ориентирующим суд на своевременное рассмотрение гражданских дел (ст. 2 ГПК), кроме того, это не заставит истца выполнить возложенную на него обязанность. Полагаем, что наиболее оптимальной формой завершения процесса в данном случае было бы оставление заявления без рассмотрения.

*(442) В связи с этим вспоминаются сетования одного из героев комедии Жана Расина "Сутяги":

Э! так деньги хоть верни!

Народ пошел презлой, скажу вам, в наши дни.

Процессы прежние труда давали мало,

Шесть дел выигрывал за шесть экю, бывало.

Теперь же всей казны мне может не хватить,

Чтобы привратника простого подкупить.

(Расин Ж. Сочинения: В 2 т./Очерк А. Франса; перевод под ред. А.М. Эфроса. Т. 1. М.; Л., 1937. С. 104).

*(443) Латинские юридические изречения. С. 65.

*(444) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 183.

*(445) Розин Н. Ложь в процессе. С. 2895.

*(446) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 12.

*(447) Там же. С. 12-13.

*(448) Защита прав личности в социалистическом гражданском процессе/Под общей ред. А.А. Мельникова. М., 1986. С. 153.

*(449) Сталев Ж. Българско гражданско процессуално право. София, 1966. С. 91.

*(450) Осокина Г.Л. Гражданский процесс: Общая часть. М., 2003. С. 262.

*(451) Латинские юридические изречения. С. 264-265.

*(452) Там же. С. 80.

*(453) Развитие русского права в XV - первой половине XVII в./Отв. ред. В.С. Нерсесянц. М., 1986. С. 226.

*(454) Там же.

*(455) Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе: Пособие для адвокатов. М., 1954. С. 17-18.

*(456) Российская юстиция. 2003. N 10. С. 70.

*(457) Там же.

*(458) Российская газета. 2003. 26 дек. С. 7.

*(459) Там же.

*(460) Клейнман А.Ф. Новейшие течения в науке советского гражданского процессуального права. М., 1967. С. 23; Курылев С.В. Основы теории доказывания в советском правосудии. Минск, 1969. С. 99-113; Гурвич М.А. Является ли доказывание в гражданском процессе юридической обязанностью?//Советская юстиция. 1975. N 5. С. 17; Решетникова И.В. Курс доказательственного права в российском гражданском судопроизводстве. М., 2000. С. 154-155; и др.

*(461) Абрамов С.Н. Гражданский процесс. М., 1948. С. 198-199; Юдельсон К.С. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М., 1951. С. 84-85; и др.

*(462) Треушников М.К. Судебные доказательства: Монография. М., 1997. С. 55.

*(463) Баулин О.В. Бремя доказывания при разбирательстве гражданских дел. М., 2004. С. 99.

*(464) Гурвич М.А. Является ли доказывание в гражданском процессе юридической обязанностью? С. 16.

*(465) Устав гражданского судопроизводства//Свод Законов Российской Империи. Т. 16. Ч. 1. Тарту (Юрьевъ), 1923. С. 98.

*(466) Гражданский процессуальный кодекс. М., 1948. С. 33.

*(467) Там же.

*(468) Ванеева Л.А. Обязанность доказывания в гражданском процессе//Актуальные проблемы теории юридических доказательств. Иркутск, 1984. С. 65.

*(469) Резниченко И.М. Психологические аспекты искового производства. С. 86.

*(470) Кассационная практика по гражданским делам//Судебная практика. 2003. N 3. С. 48-49.

*(471) Мурадьян Э.М. Судебное право (в контексте трех процессуальных кодексов). С. 116.

*(472) Об итогах работы арбитражных судов в 2003 г. и основных задачах на 2004 г.: Доклад Председателя Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации В.Ф. Яковлева на совещании председателей арбитражных судов 11 февраля 2004 г.//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2004. N 4. С. 11-12.

*(473) Корякин Д.В. Некоторые особенности распоряжения доказательствами по арбитражному делу//Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. N 10. С. 121.

*(474) Василькина Ю. Сидоров не теряет надежды//Самарское обозрение. 2003. 1 дек. N 48 (401).

*(475) Развитие русского права в XV - первой половине XVII в. С. 229.

*(476) Об итогах работы арбитражных судов в 2003 г. и основных задачах на 2004 г. С. 8.

*(477) Денисов А. Акционерная комедия. Действующие лица: судья, судебный пристав и акционеры//Российская газета. 2002. 28 нояб. С. 1, 5.

*(478) Грушин А. Бой на переправе. Правовой//Российская газета. 2002. 12 сент. С. 6.

*(479) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 5.

*(480) Однако первые серьезные шаги в этом направлении уже делаются. Так, Постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2001 г. N 12 "О вопросе, возникшем при применении Федерального закона "Об акционерных обществах" указано, что "при рассмотрении дел об обжаловании решений органов управления акционерным обществом судья или суд не вправе запрещать проведение общего собрания акционеров, поскольку это противоречит ст. 31 Конституции Российской Федерации, гарантирующей право собираться мирно, без оружия, проводить собрания и демонстрации, шествия и пикетирования, а также нарушает права акционеров, не обжалующих решений органов управления акционерным обществом, на участие в общем собрании акционеров, предоставленное им Федеральным законом "Об акционерных обществах" (ст. 31, 32)" (Российская газета. 2001. 17 окт.). - В Постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 9 июля 2003 г. N 11 "О практике рассмотрения арбитражными судами заявлений о принятии обеспечительных мер, связанных с запретом проводить общие собрания акционеров" также была выражена позиция, согласно которой "запрещение проводить общее собрание акционеров фактически означает запрет акционерному обществу осуществлять свою деятельность в той части, в какой она осуществляется посредством принятия решений общим собранием. Такая мера по своему содержанию противоречит смыслу обеспечительных мер, имеющих своей целью защиту интересов заявителя, а не лишение другого лица возможности и права осуществлять свою законную деятельность" (Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. N 9. С. 10-11).

*(481) Грушин А. Бой на переправе. Правовой//Российская газета. 2002. 12 сент. С. 6.

*(482) Гололобов Д.В. Акционерное общество против акционера. Противодействие корпоративному шантажу. М., 2004. С. 16.

*(483) Гедда А.Н. Недобросовестность сторон в гражданском процессе. С. 6.

*(484) Латинские юридические изречения. С. 161.

*(485) Развитие русского права в XV - первой половине XVII в. С. 231.

*(486) СЗ РФ. 1997. N 1. Ст. 1.

*(487) Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/Под ред. проф. В.В. Яркова. М., 2003. С. 285 (автор главы - И.В. Решетникова).

*(488) Обзор практики рассмотрения споров судом первой и апелляционной инстанций Арбитражного суда Московской области за I квартал 2001 г. (утв. Постановлением Президиума Арбитражного Суда Московской области от 27 июня 2001 г.)//Информационно-правовая база "Гарант-Максимум".

*(489) Маркс К. Капитал: В 30 т. Т. 1. М., 1953. С. 500.

*(490) Развитие русского права в XV - первой половине XVII в. С. 233.

*(491) Наступает веселье и абсолютный беспредел//Самарское обозрение: Время. 2004. 19 апр. N 16(421).

*(492) Устав гражданского судопроизводства//Свод Законов Российской Империи. Т. 16. Ч. 1. Тарту (Юрьевъ), 1923. С. 125.

*(493) Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе. С. 170.

*(494) Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. С. 183.

*(495) Зайцев И.М. Проблемы борьбы с сутяжничеством в арбитраже. С. 105.

*(496) Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе. С. 211.

*(497) Кулепов О. Ничего личного в действиях налогового инспектора, готового пустить предприятие по миру//Российская газета. 2002. 25 сент. С. 4.

*(498) Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе. С. 185.

*(499) Извлечение из определения Президиума Самарского областного суда N 0706/446 от 31 октября 2003 г.//Судебная практика: Приложение к Информационному бюллетеню Управления Судебного департамента в Самарской области. 2004. N 4 (12). С. 28.

*(500) Мкртумян А. Судебная система Республики Армения и некоторые проблемы практики применения нового Гражданского процессуального кодекса//СНГ: реформа гражданского процессуального права: Материалы Международной конференции/Под общ. ред. М.М. Богуславского, А. Трунка. М., 2002. С. 163.

*(501) Антимонов Б.С., Герзон С.Л. Адвокат в советском гражданском процессе. С. 214.

*(502) Вопросы без ответов: Новое слово в политической цензуре//Самарское обозрение: Деньги. 2003. 22 дек. N 51 (404).

*(503) Настольная книга судебного пристава-исполнителя: Справочно-методическое пособие/Под ред. В.В. Яркова. М., 2000. С. 410-411.

*(504) Судебная практика. 2003. N 3 (11). С. 46-47.

*(505) Мурадьян Э.М. Судебное право (в контексте трех процессуальных кодексов). С. 26.